Леонид Сергеев - Мои друзья

Леонид Сергеев

Мои друзья. Рассказы и повесть

Вступительная статья

А. ТОРОПЦЕВА

Сократ для зверей и ребят

С прозой Леонида Сергеева я знаком около двадцати пяти лет. И все эти годы мне не давали покоя немаловажные для любого писателя да и читателя вопросы: «Как удается этому человеку найти такие тонкие, но крепкие, нервущиеся, и в то же время безболезненные для людей, детей и взрослых, линии сопряжения между человеком разумным, „себе на уме“, и „братьями нашими меньшими“, которые тоже ведь „себе на уме“? Что же делает его героев и понимающими, и знающими (!), и чувствующими великие тайны друг друга?»

Совсем недавно я нашел ответы на эти и другие вопросы в одном, но очень объемном образе – Сократ!

Не пугайтесь, юные читатели и их родители, этого имени! Сократ тем и отличался от других мудрых людей Древней Греции, что он никого не пугал, он говорил с простолюдинами и с крупными мыслителями на равных. Он был непревзойденным гением «диалога равных» в мировой культуре, в мировой педагогике, в мировой литературе.

Беседу на равных вести очень сложно. Еще не повзрослевшие люди на свежем опыте знают, как трудно иной раз понять учителя. А все педагоги прекрасно знают, как это непросто – войти в душу ученика, студента или аспиранта, понять его, познать его интеллектуальные возможности, почувствовать тайны его души и вести с ним разговор на равных с тем, чтобы он сам (!) в себе самом находил свои истины…

Но как же трудно вести «беседу равных» человеку с той же кошкой, например! Скажу честно: у меня такого разговора не получалось ни с кошкой Муркой в детстве, ни с котом Петрушей в молодые годы, ни с кошкой Машкой – сейчас. Я очень хочу превратиться в зверушкиного Сократа – в Леонида Сергеева, да не получается. Не дано!

Именно так – тайны друг друга. «Но разве можно знать, чувствовать и понимать тайну? – может спросить меня пытливый читатель. – Если я „раскрыл“ тайну, то она тут же перестает быть тайной!»

Вполне резонное замечание! И здесь мне на помощь приходит величайший из греков, который начинал свои «диалоги равных» с признания: «Я знаю, что ничего не знаю!» И далее он, во-первых, внушал собеседнику, что только он, собеседник, и может помочь ему, Сократу, познать истину. Собеседник, поверив в это, включался в диалог, искал в нем самого себя, свою истину, которую не знал, но очень хотел узнать Сократ.

«Какую же истину искали мальчик и резиновый бегемот Гошка, которого наспех склеил дядя героя из баллонов пятитонки?! – может возмутиться все тот же пытливый читатель. – Это даже не домашнее животное, это всего-навсего игрушка, у которой ни души, ни разума, ни сердца нет и быть не может!»

В том-то и дело, что может! Еще мыслители Древней Индии говорили, что у любой песчинки есть душа. А значит, есть и тайны песчинковой души. Можно конечно же им не верить и даже посмеяться над ними, но, вспомните, что только не одушевляли великие писатели: ботинки со шнурками, столы со стульями, диваны, шкафы, посуду и т. д., и т. д. И только в редчайших случаях у них получалось то, что, на мой взгляд, мастерски сделал Леонид Сергеев.

Он действительно смог убедить читателя в том, что его резиновый бегемот – самый что ни на есть живой бегемот, а не игрушка какая-то! Иной раз я ловил себя на мысли: а может, он и в самом деле живой? А ведь – живой, с великой тайной своей души!

И вот еще что удивительно в прозе Сергеева: эти души – человека, зверей и даже резинового Гошки – рождают в общении друг с другом, может быть, самые важные истины для всех людей, то есть линии бесконфликтного сосуществования. Причинами почти всех конфликтов являются незнание, непонимание и бесчувствие. Друзьям Сергеева эти причины неизвестны.

Если говорить откровенно, то мне непонятно словосочетание «братья наши меньшие» хотя бы потому, что эти «братья» и все их «сестры» появились на земном шаре раньше людей. Так написано в священных писаниях многих народов мира, так утверждает эволюционная теория Дарвина. Выходит так: «старшие братья», но почему-то «меньшие».

А в книге «Мои друзья» все равные! Хотя далеко не каждому из «больших», но «младших» удается не просто это чувствовать, но этим жить – жить так, как живут друзья Леонида Сергеева.

Конечно же не нужно. Но русскому писателю помнить об этом необходимо и также необходимо по-сократовски осторожно вводить в свои тексты доступные детям метафоры и искать в мире детей и взрослых тайны из образно-интуитивного пространства, сложнейшего.

Некоторые современные детские, и не только детские, писатели забыли, что в русском менталитете определяющим является образно-интуитивное мышление, что без этого качества мы не проживем, мы не будем россиянами. Они сочиняют разные приключения, которые не будят в нас, читателях, желание думать и искать истины нашей жизни, мироздания в целом.

Леонид Сергеев не играет с читателями в человечков-прагматиков, бегающих по страницам в поисках надуманных приключений. Он идет от жизни, от метафорики жизни. «Я верил, что веселые и добрые карлики живут где-то среди нас, и долго разыскивал их маленькую страну. Облазил чердак, холодный сырой подвал, постройки вокруг дома, сумрачные закутки за сараем; обошел забор, заросший мышиным горохом, осмотрел все кусты с белорозовыми граммофонами вьюна, но гномов нигде не встретил».

Какие у него симпатичные «бело-розовые граммофоны вьюна»!

Авторы современных сериалов пытаются приучить читателей и писателей к сериальному мышлению, к дотошному писанию. Не дай бог, чтобы это случилось!

Любой читатель очень быстро поймет, что того же «Моего бегемота» можно увеличить в два-три раза. Вспомним, например, тот эпизод, когда семья мальчика собиралась в деревню. Собралась. Мальчик добился того, чтобы в деревню взяли Гошку. Взяли. Далее текст:

«– Я буду его крепко держать, – ответил я и показал, как буду держать Гошку.

В деревне было раздолье…»

Дорога? Здесь нет дороги, которую такой мастер мог бы описать, да еще как! Но Леонид Сергеев – путешественник! – пожертвовал дорогой, потому что он прекрасно понимает, что такое «тьма вещей» в писательской работе и что такое – проза.

Писать по памяти не так уж просто хотя бы потому, что память у всех людей избирательная и частенько она оставляет в закоулках души немало мусора из той же «тьмы вещей». В «Зверинце…» Леонида Сергеева, как и в других частях его книги, практически нет ненужного, неважного, необязательного для той сверхзадачи, которую он решал в каждом рассказе. И может быть, поэтому читается легко, влёт, рассказы выглядят свежими, даже если их перечитывать по два-три раза.

Удивленность и способность передавать ее и заряжать ею читателя – это ведь тоже качество крупного писателя, особенно рискнувшего творить для детей.

«Поиграю я с Чижулей, послушаю его песенки и говорю: „Ну всё, Чижуля, иди на место, в клетку“. И он моментально летит в свою „квартиру“. Как-то я подсчитал: Чижуля выполнял целых восемь команд! Ко всему прочему, он научился пить воду из крана, ну конечно, при слабой струйке – сильной побаивался. И какие там условные рефлексы?! Он явно понимал, что я говорил, отдавал отчет своим поступкам. Ну не могли же его предки открывать дверцы клеток, или пить из водопроводного крана, или играть с бумажными птицами?! И ладно б все это делала собака или кошка, а то ведь пичужка! И как в такой крохотной головке появлялись столь сложные мысли?!»

Это дар Божий для писателя – постоянно удивляться миром вещей, миром зверей, миром людей – Миром. Удивление на каждой странице книги… Впрочем, он такой не только в своих произведениях, но и в беседах. Леонид Анатольевич любит удивляться, не боится удивляться и не боится писать об этом своем состоянии души.

…Зверинец-то у Леонида Сергеева большой. Хотел написать «был большой», но это неверно: он с ним, он живет там, в своем «зверинце», иначе он не смог бы написать такую удивительно повесть «Железный Дым»!

В произведении нет захватывающего сюжета, навороченных приключений. Но они там есть!

Два друга, человек и пес, решили пройти на одноместной байдарке по реке Великой, отдохнуть, на родную землю посмотреть, подышать вольным воздухом. И вернуться домой. И вспоминать с великой радостью о реке Великой.