Владимир Сотников - Похищение лунного камня

Владимир Сотников

Похищение лунного камня

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава I. Внезапное исчезновение грусти и печали

Был конец августа. А в это время все живые существа, даже самая что ни на есть шустрая девчонка Вилька, становятся грустными. Потому что жалко уже почти ушедшего лета, жалко минувших веселых денечков.

И ничего не хочется делать. А что сделаешь, что придумаешь, для того чтобы жизнь стала интересной и увлекательной, если этой жизни осталось совсем ничего? То есть, конечно, не всей жизни, а только самой лучшей ее части – каникул. Но это мало что меняет. Одним словом, последние дни лета навевали грусть и печаль.

Вот с такими невеселыми мыслями двигались Петич и Вилька в пространстве, почти не различая дороги. Немножко-то они ее, конечно, различали. Потому что в этом месте, если не смотреть под ноги, сам черт ногу сломит.

– Интересно, – задумчиво пробормотал Петич, – почему так говорят?

– Ты это о чем? – спросила Вилька.

– Поговорка есть: «Черт ногу сломит». А кто его видел, черта? Может, у него лапы? Ты над этим не задумывалась?

– Больше мне нечего делать, – недовольно хмыкнула Вилька, опасливо озираясь по сторонам. – Смотри, накличешь беду. В таком неуютном месте этого ч… – тьфу, сама чуть не сказала! – поминаешь…

– Тьфу, тьфу, тьфу, – отчетливо сплюнул через левое плечо Петич. И все-таки не удержался: – Извини, чертик, за такое неласковое обращение. Всегда надо плюнуть в тебя три раза, а то надоел ты до чертиков. Ой!

Петич закрыл рот ладонью, как дети в передаче «Устами младенца», когда случайно проговариваются, произнося запретное слово.

Вилька смолчала. Лучше оставить эту тему! Как ни крути, как ни ругай черта, плюй ему в самые глаза или, наоборот, расхваливай его – результат может быть только один. Чертыхнешься в сердцах или, наоборот, скажешь: «Вот черт, как здорово!» – и этого уже достаточно для неприятностей. Так что лучше вовсе не упоминать его. Этого самого – даже и молча назвать его не хочется.

– Долго еще идти-то? – недовольно пробурчал Петич и тяжело вздохнул.

Во вздохе этом чувствовалась обида. Это он-то может накликать беду? Достаточно было Петичу услышать в свой адрес хоть самое легкое замечание, настроение у него сразу пропадало. А сейчас его и так не было, настроения.

– Странно, рядом с тобой ни капельки страха не чувствую! – бросив на Петича быстрый взгляд, сказала Вилька.

Петичевы настроения Вилька читала по его лицу как по открытой книге. Не зря мама говорила, что мужчину понять вообще-то нетрудно, если относиться к нему по-доброму. А уж тем более нетрудно Вильке понять Петича – своего самого хорошего, если считать вместе с Лариком, друга.

Петич отмахнулся:

– Да чего тут бояться? Хоть со мной, хоть без меня.

Они вошли под новый мост Московской кольцевой дороги, совсем недавно перекинутый над небольшой речкой Сходней. «Перекинутый» – слишком сильно сказано, потому что мост просто проглотил речку, вобрал ее в себя, как в тоннель. Два узеньких тротуарчика по сторонам, между ними – стремительная вода, а над головой – неостановимый грохот проносящихся машин.

Петич остановился, повертел головой.

– Да здесь за пять минут с ума сойти можно от грохота! А за десять – точно память сотрется, как у компьютера во время проблемы-2000. Забудешь сразу имена все и клички. А как же ты ходишь к этому своему художнику?

– Я к нему езжу на автобусе. Вот как раз бы сейчас над твоей головой проезжала, память твою стирала.

– Ну и сегодня поехала бы, – пробурчал Петич. – Целый день почти из-за тебя потеряю.

– Можно подумать, ты занят чем-нибудь важным, – заметила Вилька. – Как и все мальчишки, только время тратишь впустую.

– Ну, это не твое дело, впустую или не впустую. Мое время! Как хочу, так и трачу.

Их голоса под мостом гудели, как в огромном кинотеатре. Казалось, здесь разыгрывается сцена спора, которая вот-вот перерастет в драку. Ну, может, и не в драку, а в легкое такое царапанье.

– Это я трачу? – не унимался Петич. – Я хоть не сижу часами, как истукан, перед каким-то там сумасшедшим художником! Почему свое позирование ты не называешь тратой времени?

– Это искусство, тебе не понять, – отрезала Вилька.

– Ну и ладно. Понимай сама свое искусство.

Петич повернулся и пошел обратно, к выходу из-под моста. Вилька опасливо огляделась. Так неуютно колыхались отсветы воды по сводам тоннеля, какое-то рычание доносилось сквозь гул машин… Может, это гудел далекий трактор, а может, и что другое… Посерьезнее. Конечно, Вилька была слишком гордой, чтобы броситься уговаривать Петича вернуться. Но ведь она пообещала художнику, что познакомит его со своим другом, самым надежным. И вот сейчас этот самый надежный друг бросает ее одну в таком неуютном, мягко говоря, месте!

И тут Вильку выручила природная хитрость.

– Конечно, о магических свойствах камня ты ничего не хочешь узнать? – спокойно и негромко произнесла она.

Петич остановился как вкопанный.

– Камня? Магических свойствах?

Вилька ждала. Дура она, что ли, не понимает, как себя надо вести в такие минуты? В такие минуты, когда мальчишка заглотнул наживку из какого-нибудь интересного сообщения, немножко подождать надо. Чтоб интерес разгорелся.

– Что молчишь, как русская Барби? – Петич нетерпеливо переступал ногами, как гончий пес, которому осталось только команду услышать. – Разве мы собирались сегодня этот камень увидеть? Чего ты такую таинственную рожицу корчишь?

– Меня всегда удивляет тон, который ты выбираешь в общении со мной, – сказала Вилька, как вполне взрослая дама.

Она огляделась вокруг и фыркнула со смеху. Обстановка, в которой были сказаны эти слова, подходила скорее для бандитских разборок или для встречи бродяг всякого сорта. Таких слов, наверное, еще никогда не слышали своды Сходненского моста!

Петич тоже не удержался от смеха.

– Ладно, пошли, – добродушно фыркнул он.

Напоминание о камне его задело. На безрыбье и рак рыба! Когда нечего делать, говоря человеческим языком, то и любое развлечение сгодится.

У Вилькиного знакомого художника, если верить ее словам, хранился необыкновенный камень. И все, что Вилька рассказывала о свойствах этого камня, Петич хотел увидеть своими глазами. Убедиться на собственном опыте.

Ему как-то не верилось, что этот обычный на вид камень, чуть ли не вообще булыжник, действует на окружающих волшебным образом. Например, Вилька уверяла, что он делает людей добрее. Например, ссорились люди, спорили, а зашли в комнату, где находится камень, – и неожиданно начинают соглашаться друг с другом, даже извиняться за сказанные накануне несправедливые слова.

«Ерунда, – думал Петич. – Просто культурные люди ходят в гости к этому художнику. А культурные люди не могут долго ссориться. Наступает момент, когда они вдруг вспоминают о своем воспитании. И ведут себя соответственно. Никакого волшебства!»

Но Вилька рассказывала о камне и другие глупости. Например, кот хозяйский просто обожает его. Не хозяина, а камень. Ходит вокруг да около, мурлычет, и кажется, вот-вот заговорить должен, рассказать о том, как ему приятно. А коты, как известно, любят всякие хорошие места. На солнышке греться, на коленях у людей. А тут – камень. Может, и правда есть в нем какая-то необычная сила?

– А откуда он появился у твоего художника? – спросил Петич, когда они миновали наконец неуютный тоннель.

– Да он почему-то не хочет об этом говорить, – ответила Вилька. – Все отшучивается. То сказал, что с неба упал, а то вдруг задумался, потом поднял вверх палец и говорит так многозначительно: «А вот об этом память моя умалчивает…» Я и поняла, что нечего его мучить расспросами. Не хочет человек говорить, значит, нечего злить его лишний раз. Так ведь?

Петич полностью был с этим согласен. Из него самого ничего не выудишь, никакой информации, если она секретная. Мало ли что у художника связано с этим камнем. Так даже интересней – пусть будет секрет. С секретов начинаются все хорошие новости, так считал Петич. И он тоже ни за что не задаст художнику глупого вопроса.

«Что ж, проверим камешек сами», – думал он.

Дело в том, что Петич сегодня с самого утра был страшно зол на Ларика. Прошли все мыслимые сроки, а от него все не было письма. А ведь договаривались, что Ларик быстро пришлет письмо с кодом того шифра, который он оставил Петичу. Ну, прикалывались они так: Ларик написал какую-то абракадабру и предложил расшифровать. Мучился Петич и так, и сяк – не поддаются расшифровке дурацкие письмена.

– Ну ладно, – сказал на прощание Ларик, – у тебя еще неделька. А потом, так и быть, компьютерная твоя душа, пришлю я тебе в письме разгадку.

И вот уже две недели прошло, а письма с дачи, на которую утащили Ларика родители, все нет. Петич, конечно, все это время не сидел сложа руки. Все пытался разгадать, что же написал ему друг, какую загадку оставил? Хотелось доказать Ларику, что и он, Петич, не лыком шит. Но так и не получилось. Только вот почему Ларик обозвал его так странно – компьютерной душой? Что-то раньше не приходилось слышать от него такого ласкового обращения…