Лидия Чарская - Том 02. Желанный царь Страница 35

И рукояткой сабли он со злобой ударил Сусанина по плечу.

Тот проглотил обиду и, не изменяя приветливого выражения лица, произнес как ни в чем не бывало:

— Полно, не гневайся, пан. Нешто я виноват, что метелицу да вьюгу Господь посылает? Говорю, к вечеру поспеем, ничего, что сбились с пути, к Домнину как раз выйдем.

— А ты не врешь? — вступил в разговор, также коверкая слова, молодой шляхтич.

— Зачем врать? — усмехнулся Сусанин. — Нешто мне жизнь не дорога? Ишь, вас сколько, а я один, и сабли у вас опять имеются.

— Да! — самодовольно усмехнулся начальник. — Ты прав, старик, с нами шутки плохи!

Опять потянулись поляки, тяжело вытаскивая ноги из снега, среди воющей и носившейся вокруг них метели. А дороги все не видать… Вон сгустились деревья в лесу… Зловеще каркнул ворон над головою… Стали медленно и бесшумно падать зимние сумерки…

Сусанин хорошо знал место. Еще пройти с полверсты, и поредеют деревья. Покажется у опушки село Исупово, отстоящее от Домнина более нежели на двадцать верст.

— Ходу, ходу, господа паны… Ужотка сейчас и у места будем! — умышленно ободряющим голосом обратился к своим спутникам старик.

Поляки снова с бранью и угрозами запрыгали по сугробам.

Еще прошло около получаса. И снова старший начальник крикнул:

— Клянусь именем Иисуса, здесь нет и не будет дороги! Старик нас обманул!

— Так и есть, панове! — присоединил свой голос и другой лях.

И вся шайка загалдела, зашумела, перекрикивая друг друга.

Ротмистр, лучше других понимавший и говоривший по-русски, обратился к Сусанину:

— Эй ты, москаль лукавый, остановись… Давай ответ, прямым ли путем ведешь ты нас к русскому царю?

Сусанин выронил из рук посох от неожиданности. Лицо его отразило самое искреннее изумление.

— К царю? К какому царю, господа паны? Никакого царя не знаю… не ведаю, — произнес он растерянно, почти со страхом.

— Ишь, притворяется старая лисица. Неведомо тебе, што ли, что твой боярин, Михаила Романов, в цари всею Русью избран? И ловок же ты лукавить, старик, — злобно расхохотался начальник отряда.

Только тут понял Сусанин, кого спас он от воровской шайки злодеев-ляхов в этот день. Не только боярчика любимого, не только господина и хозяина своего, но и властителя всего Московского государства, русского царя православного, спасителя, солнышко красное разоренной и обездоленной Руси!

Так вот кого избрали лучшие люди в Москве на царство! Его ненаглядного любимчика, его желанного боярчика Мишеньку! Точно солнечный луч скользнул по просветленному лицу старика и отразился в его глазах. Дрогнули захолодевшие губы… Трепещущей рукой снял он шапку, поднял глаза к небу и истово перекрестился несколько раз.

— Великий Боже! — произнес старик с благоговением. — Тебя благодарю, Творец Небесный, что сподобил меня отвести удар врагов от главы народного избранника!

Потом он медленно повернулся лицом к отряду и, вперив глаза в лицо начальника, бесстрашно произнес:

— Обманул я вас, господа паны… Недаром почуял я, что на лихое дело позвали вы меня… Не найти вам царя московского… В надежной защите юный избранный батюшка государь… Сделайте со мной, што хотите, не видать вам Михаила Федоровича, на многие лета хранит его Господь!

Едва успел произнести свою речь Сусанин, как с дикими криками несколько поляков накинулись на него.

Взвились и скрестились с лязгом несколько сабель, еще не решаясь, однако, нанести удар.

Но тут, дрожа от ярости, крикнул своим людям пан начальник:

— Бейте его! Он завел нас, собака-москаль, на погибель! Бейте насмерть проклятого москаля…

И в тот же миг несколько сабель опустились на голову Сусанина.

Старик упал, обливаясь кровью, алым пятном выступившею на снегу.

Уже стекленел взгляд умиравшего, в то время как губы его шепнули еще раз, в последний:

— Благодарю Тебя, Господи, что сподобил умереть во спасение моего боярчика-царя.

И он закрыл глаза…

Глава IX

День 13 марта выпал радостный и светлый на диво. Таявший снег сбегал быстрыми весенними ручьями, отливая всеми цветами радуги на раннем весеннем солнце. Весело чирикали воробьи на дорогах, обрадованные первому теплу… Беспокойно гулькали голуби на монастырской колокольне…

Но вот гулко ударил большой обительский колокол, призывая к обедне. Изо всех келий, со всех углов монастырских темною вереницею потянулись черные фигуры инокинь.

Шли инокини не спокойно, как всегда в обычное время, а с тревожными, хотя и тихими переговорами. Чудное происшествие случилось в монастыре. Еще с вечера, перед вечернею, в обитель приехали гонцы из города и оповестили старицу Марфу о том, что наутро к ней собирается великое посольство. Потрясенная и взволнованная, старица наказала явиться посольству в этот день перед обеднею. А зачем и для какой цели должно было явиться посольство, никто и не знал в монастыре.

Об этом-то и перешептывались по 'дороге к собору молодые и старые инокини.

Громче и чаще загудел большой монастырский колокол. Гул его разбудил юного Михаила Романова, сладко спавшего в своей обительской светлице.

Юноша стремительно вскочил с постели, протирая глаза.

«Что должно случиться нынче?» — вспыхнула быстрой зарницей мысль в его голове.

Да… Сказывала матушка, что собирается к ним в обитель нынче посольство из Москвы… Может, о батюшке что сообщат ему, Михаилу. То-то была бы радость! Печально начался нынешний день. Просил он протопопа обительского отслужить панихиду после обедни по невинно убиенном крестьянине Иване, положившем жизнь за своего молодого боярчика под оружием злодеев-ляхов… Грустно было Мише, вспоминавшему своего верного слугу… Даже предстоявшая встреча с посольством отошла на второй план… Не выходил из мысли старый Сусанин, баловавший в детстве его, Мишу, и его покойную Таню, сестру… Ласковый, добрый старик… Охоты да ловы в милом Домнине вспомнились ему вместе с тем же Иваном… Больно сжалось сердце у юноши…

Через несколько дней после гибели Сусанина Богдан Сабинин, нашедший его труп в лесу, оповестил о смерти тестя юного Михаила и его мать. Горько сокрушались о геройски погибшем старике Романовы. Не переставал сокрушаться и теперь юный Михаил.

«За что? За что столько горя в жизни? — мелькнула тяжелая мысль в голове юноши. — За что добивались его, Мишиной, гибели ляхи? За что погиб Сусанин, за что томится в плену батюшка, отец любимый? Что сделал злого им его отец и он сам, Миша, что одного томят пленником, другого собирались погубить…» — носились вихрем смутные мысли в голове юноши. Потом мысли невольно перешли на другое, на тяжелые времена, наступившие на Руси, разоренной после вражеского нашествия и внутренней смуты… Не только верные сыны ее погибают, сама родина не могла еще подняться от разорения… Совсем загрустил Миша… И яркое мартовское солнышко не радовало больше… И синее по-весеннему небо не вызывало улыбки на его устах… А соборный колокол ухал, точно вздыхал над чем-то, и его тяжелые удары в это утро еще печальнее настраивали юношу.

Неожиданно и стремительно вошел в светлицу Сергеич.

— Вставай, сокол мой, боярчик мой, батюшка, вставай скореича, — заговорил торжественно старик. — Матушка-старица давно дожидается. Подошла несметная толпа к обители нашей… Во главе духовенство с иконами и хоругвями… Тебя и матушку просит пожаловать посольство… Поспешай, боярчик… Кто знает, може, с хорошими вестями присланы духовенство и бояре из Москвы… До тебя прислано, говорит народ.

И с этими словами верный дядька помогал спешно одеваться своему любимому боярчику… Он накинул на своего любимца лучший парчовый кафтан и отороченную дорогим соболем шапку и с тем же торжественным лицом вывел его за руку из светлицы. Старица

Марфа ждала в своей келье сына, и лишь только он появился, молча обняла его, глубоко заглянула в задумчивые глаза юноши и повела его к воротам монастыря…

От костромской заставы до самых ворот обители все было черно от толпы народа…

Впереди ярким пятном выделялось духовенство в парчовых ризах…

Архиепископ Феодорит с тремя архимандритами, с троицким келарем Авраамием Палицыным и с протопопами были впереди… Над головами их плыла чудотворная икона Владимирской Божией Матери… За нею другие, местные, из костромских церквей…

Развевались хоругви… Золотой рекой своих ярких лучей заливало их солнце червонным заревом, играя на ризах икон, на золоте и парче облачений духовенства, на цветных полотнах хоругвей.

Марфа с сыном во главе толпы монахинь вышла к посольству через главные ворота обители.

Старец Дионисий при виде ее выступил вперед… Приблизился к Михаилу и его матери… Толпа замерла в ожидании…