Радий Погодин - Сколько стоит долг Страница 5

- А уж это ты брось. Вот здесь, например, пять лет назад были голые камни. Даже волки околевали здесь от тоски. А сейчас посмотри, какое веселье. Пейзаж без жилья только в золочёной раме хорош. Я, Павлуха, по этаким пейзажам ноги до колен истоптал.

Вечером они разводили костёр, вываливали на сковородку консервы. Виктор Николаевич говорил:

- По всему свету наш брат геодезист ходит, землю столбит. Мы с тобой спать ложимся, а на другой стороне земли, может, двое проснулись, завтрак себе готовят. Ты знаешь, что они на завтрак едят?

- Не...

- И я не знаю. На той стороне земли всё иначе. Там ни берёзок, ни сосен - сплошные пальмы.

Павлуха ложился возле костра на сосновые лапы, глядел в розовое небо.

Солнце здесь не садится в июне - ходит по небу кругами, ночью задевает за верхушки сопок калёным боком. Деревья тогда похожи на зажжённые свечи, а в распадках стынет горячий солнечный шлак, играя сизыми и пунцовыми красками.

"Эта земля не хуже, хоть тут и нету пальм, - думал Павлуха. - Виктор Николаевич весёлый человек. Роман тоже весёлый. И все здесь весёлые. И погода стоит отличная, как будто север отступил к самому полюсу, но и там его тревожат весёлые люди".

Много на земле весёлых людей. Они не смеются беспрестанно, не пляшут без конца, не горланят песен без передышки. Они просто идут на шаг впереди других. С ними не устанешь и не замёрзнешь. Давно уже стало известно, больше всех устают последние. А что касается погоды, она всегда хороша, когда весело у человека на сердце, когда ему некого бояться, нечего стыдиться и незачем врать.

Павлуха думал, засыпая у костра: "С получки денег мамке направлю. Роману отдам за кормёжку. Я ему должен. Если останется, куплю себе рубаху в красную клетку. Может, Виктору Николаевичу мои сапоги подарить?.."

Взбираясь на сопки, ночуя в распадках, Виктор Николаевич сосал иногда большие белые лепёшки из серебристой коробочки. Таких коробочек у него было несколько.

Павлуха полюбопытствовал:

- Что это вы под язык кладёте, - может, витамин какой?

- Точно, Павлуха, витамин "Ю", специально для стариков, которые не хотят дома сидеть.

В тот день установили они на невысокой горушке теодолит и хотели было начать съёмку. Но после полудня из расщелины наполз туман. Он набился в лощину, осел на волосах серым бисером, прилип к щекам и ладошкам.

- Ты не верти ничего, - предупредил Павлуху Виктор Николаевич. Собьёшь прибор - опять полдня на ориентировку уйдёт.

- Что я, малолетка? Я небось понимаю, - сказал Павлуха.

Павлуха посмотрел на его истрёпанные ботинки. Спросил, опустив голову:

- Виктор Николаевич, почему вы меня на работу взяли?

- Крючок ты, Павлуха. И чего у тебя в носу свербит?

Он поднял Павлухину голову, глянул ему в глаза и сказал:

- Я, Павлуха, одному человеку задолжал... Младшему моему сыну.

- Он умер? - Павлуха спросил и тут же пожалел об этом.

- Нет, почему. Он живой... У меня их трое, сынов. Старший в Москве, в авиации. Средний в Калининграде - моряк. Младший... - Виктор Николаевич помолчал, словно раздумывая, говорить или нет. Потом сказал: - Младший в тюрьме.

Павлухе показалось, что туман сгустился, стало трудно дышать.

- До шестого был отличник, - продолжал Виктор Николаевич - танцор... А позднее... Я тогда на Камчатке работал. Старшие поразъехались. Старуха-то от меня скрывала...

"Вы моего батьку на Камчатке не встречали?" - хотел спросить Павлуха. Промолчал и подумал: "Почему же всё-таки он меня на работу принял?"

Павлуха посмотрел на геодезиста. Тот сидел на пеньке, запрокинув голову. Он широко открывал рот, словно старался откусить кусочек тумана, потом вдруг повалился с пенька на землю. Подбородок и грудь у него вздрагивали, как от редких ударов.

- Елки! - вскрикнул Павлуха, бросился к старому геодезисту, чтобы помочь ему сесть.

Но Виктор Николаевич поднял руку и потряс головой: мол, не трогай, я сейчас сам...

Павлуха ползал вокруг него на коленях.

- Виктор Николаевич, чего же вы?.. Виктор Николаевич, негоже ведь так... - И вдруг крикнул: - Дядя Витя!

Когда веки геодезиста крепко сомкнулись, выдавив две светлые крупные слезы, Павлуха вскочил и побежал к дороге. Шоссе проходило невдалеке от горушки. Ещё со склона Павлуха заметил пятнадцатитонный "МАЗ", груженный мешками.

- Стой! - закричал Павлуха и, расставив руки, бросился наперерез зелёному самосвалу с быком на радиаторе.

Он споткнулся в своих сапожищах, упал плашмя на дорогу. Его обдало горячим горьким дымом. Машина пронеслась над ним и, скрипнув тормозами, швырнув из-под шин острую щебёнку, остановилась.

Из кабины выскочил перепуганный шофёр. Он схватил Павлуху за волосы. Руки у него тряслись.

- Живой?

- Живой.

- Живой... Вот я тебе как смажу по ноздрям, - сказал шофёр, набирая воздуху в лёгкие, и закричал: - Чего ты под машину лезешь! Без глаз?! Дуракам везёт - между колёс упал...

Павлуха узнал в шофёре своего лохматого соседа по общежитию. Он вцепился ему в рукав.

- Чего ты... Т-ты не махайся... Дядя Витя же...

- Племянник нашёлся. Драть тебя без передыха, чтобы глаза промигались. - Лохматый залез в кабину, погрозил Павлухе кулаком, дал газ, и тяжёлая машина, дрогнув зелёным кузовом, покатила дальше.

- Стой!! - завопил Павлуха. - Стой!

Он снова побежал к горушке. Виктор Николаевич лежал на спине, подсунув руки со сжатыми кулаками под лопатки. Лицо его было серым. На нём резко и холодно блестела седая щетина. Если цвет волос действительно зависит от соединения металлов, то в волосах Виктора Николаевича остался лишь чистый нержавеющий никель.

Павлуха схватил теодолит вместе с треногой. Колени его подгибались от тяжести. Он больше не кричал: "Стой!" Он расставил треногу посреди шоссе.

- Теперь станете... - бормотал он. - Натурально станете, бензинщики бесчувственные...

Машина остановилась. В кузове на скамейках рядами сидели пограничники, а у самой кабины торчали уши серой овчарки.

Из кабины на дорогу выскочил старший лейтенант с пистолетом в деревянной кобуре, прицепленным к поясу.

- Ты чего здесь посреди дороги расставился? Колышкин! Трохимчук! Убрать треногу!

Из кузова выпрыгнули двое солдат. Пограничники торопились. Наверное, у них было очень важное дело. Наверно, их нельзя задерживать. Но разве Павлуха думал об этом? Он закричал, ухватив офицера за пояс:

- Виктор Николаевич умирает! Геодезист. Его в больницу нужно. Товарищ старший лейтенант!

- Это ты специально треногу поставил, чтобы машину остановить?

- Известно...

- Сименихин! - подойдя к машине, сказал офицер. - Пойдёте с мальчишкой. Колышкин пойдёт с вами.

Из кузова выпрыгнул сержант с санитарной сумкой через плечо.

Машина рванулась с места, и тут же пропал её след, только запах бензина повис над дорогой.

Павлуха бежал, оглядываясь. Рядом шагали два солдата в зелёных пограничных куртках с карабинами через плечо.

Виктор Николаевич лежал в той же позе. А возле него на траве светлела коробочка со стариковским витамином "Ю".

Сержант поднял её, покачал головой.

- Валидол... - Он снял сумку, опустился на четвереньки и зашептал: Сейчас, отец, сейчас...

Павлуха отвернулся, когда острая игла шприца воткнулась в руку Виктора Николаевича.

- Теперь только осторожность, - сказал сержант. - Слушай, пацан, у вас найдётся палатка или одеяло? Что-нибудь такое.

- Одеяло.

- Треногу нужно разобрать, - сказал солдат, - из неё носилки удобно сделать. Пойдём, пацан, за треногой. - Солдат взвалил на плечи рюкзак, взял серый ящик из-под теодолита и направился к дороге.

Павлуха, захватив котелок и чайник, побежал за ним.

У дороги они разобрали треногу. Солдат Колышкин ушёл обратно. Павлуха сел прямо на пыльный щебень.

"Люди живут, - думал он, - и всё время работают. А витамин "Ю" этот, наверное, ни шиша не помогает - придумали для отвода глаз. А если не работать человеку, тогда все витамины будут ни к чему. Вот положи сейчас Виктора Николаевича на пуховую перину, подавай ему по утрам какаву, ставь градусники, и будет он уже не человек, а бесполезный лежачий больной. И всё тогда будет ни к чему. Худо - лежит человек и слышит, как спотыкается его собственное сердце; и человек уговаривает его: постучи, дружок, ещё, ну что же ты меня предаёшь?"

Павлуха принялся щупать свою грудь, искать сердце. Но не обнаружил его ни слева, ни справа. Тогда он стал искать пульс и тоже ничего не нашёл.

Пришли солдаты-пограничники. Они принесли Виктора Николаевича на самодельных носилках. Глаза у геодезиста уже приоткрылись. Он смотрел прямо в небо, в вечную синеву, куда, по старым преданиям, улетают тихие души усопших. Но смотрел строго, словно делил небеса на треугольники и мысленно забивал колышки в тех местах, где удобно возводить мосты, строить воздушные города, прокладывать дороги и линии высоковольтных передач.

По шоссе катил пятнадцатитонный "МАЗ". Он затормозил резко. Из него выпрыгнул лохматый Павлухин сосед, крикнул: