Архетипы в русских сказках - Патрушева Светлана Страница 48

Сестры, или жёны братьев в сказке как один из принципов интуиции, эмоциональности. В сказках они нервничают, приходят в ужас, как-то реагируют на Емелю. Сам Емеля по описанию не выражает никаких эмоций вообще, то есть внутренний наблюдатель смотрит: «Это происходит? Да, происходит», а желание, например, принести дров, принести воды выражает все-таки чувственная, женская часть внутри человека, именно она двигает и создает внутреннему наблюдателю творческие задачи.

Ещё очень интересный образ, когда Емеля отправляется за дровами, и забывает подвязать оглобли, едет без лошади, и вот именно в этот момент мы видим, как огромное количество народу попадает под удар. Здесь мне приходит образ Шивы-разрушителя, который не заботится об окружающем пространстве с точки зрения его сохранения, наоборот, проявляет вот такой принцип неэмоционального, чего-то большего, что может вынести нормальная человеческая психика.

Это очень важный момент, он едет без коня. Конь это выражение талантов человека, это вообще способность достигать, жить, наряду с печкой. Волшебный конь и Печь — это то, без чего немыслимо вообще существование, и здесь очень яркая метафора реализации намерения без труда. Если ты едешь на телеге, не запрягая коня, делаешь это не по правилам, ты достигаешь своей цели, но попутно можешь поубивать огромное количество народа, привлечь к себе лишнее внимание. Здесь показан принцип такой, шаманской самореализации, когда не важно, есть у тебя конь, нет у тебя коня. Если тебе нужна эта цель, то ты можешь действовать не очень нормальными и привычными методами.

Поездка на телеге у меня ассоциируется с беспорядочной энергией, с разрушением, с беспорядком. Ведь сначала должен быть конь, а потом всё-таки телега. А здесь нет коня, нет ведущего трудового принципа, когда человек вкладывает свою жизнь в какие-то действия, когда он прикладывает усилия. Он едет на телеге впереди коня, и это является разрушительным для мира. С другой стороны, именно благодаря вот этому разрушительному принципу, существующему в природе изначально, царь обращает внимание на то, что что-то не так. В сказке люди доносят царю, что Емеля-дурак распоясался, реализует себя и свои намерения вот таким неказистым способом. За дураком опять пошли королевские гонцы, и была попытка привести его силой. Дурак это «внутренний наблюдатель», и сила эта гораздо большая, чем царь. В сказке очень хорошо показано, что несмотря на то, что царь может «наблюдателя» посадить в бочку, отправить в синее море и забыть о нем, всё-таки не сознание является базовым в организации человека, Емеля всё равно возвращается и строит дворец.

Царь в сказке это попытка какой-то иерархии, это всегда про какие-то социальные надстройки, это тот разум коллективный и индивидуальный, который знает, как должно быть всё устроено во внутреннем мире или царстве-государстве. Иногда бывает человек «без царя в голове», то есть совершенно беспорядочное мироустройство внутри. «Царь» — это логика, это анализ, это умение учиться, сам принцип организации сознания. И вот царь, наш базовый логичный инструмент, которым мы пользуемся, организуем свое сознание, вызывает к себе Емелю. Он хочет увидеть, кто устраивает бардак в царстве-государстве, кто является разрушителем. Он видит Емелю на печи, дает ему какое-то обозначение, тот самый «красный кафтан», благодаря которому мы сами начинаем замечать нашего «наблюдателя», нашу бессознательную жизненную силу.

Когда царь видит Емелю, выходит на первый план тот конфликт, который бывает, когда встречаются, например, разум и тело. Разум говорит: «Всё должно быть в порядке», а тело: «Нет, я устало!». Договориться и провести мост между двумя принципами может дочь царя, когда с одной стороны принцип жизнеустройства, «внутренний наблюдатель», жизненная сила в виде Емели на печи, с другой стороны внутренний правитель, принцип по которому мы идем в развитие, зная свои ресурсы, базовый принцип организации нашего сознания, «царь в голове». Царевна это производная, это чувства, которые идут вслед за мыслями.

Сначала приходит какая-то базовая мысль, потом у нас появляются какие-то эмоции, какие-то чувства на эту тему, что-то мы ощущаем. «Царская дочка» это образ чувственной составляющей, душа человека. Душа болит, плачет, боится, уходит в пятки, эти образы описание чувствующей сферы и именно она является тем мостом, через который подружились царь и Емеля. Но когда царь видит, что его дочь, его чувства выходят из-под контроля разума и начинают соединяться с сумасшедшим базовым чувством тела, жизни, Емелей, что он делает? В первую очередь, он пытается их ограничить и вытеснить в сферу бессознательного, в то самое море синее, океан, в котором и водится изобилие, щуки и рыбы, в надежде, что там оно само как-нибудь переработается и растворится.

Но наша чувственная сфера, эмоции не дают покоя Емеле, которому, по большому счету, все равно, что наблюдать. Наблюдать себя в бочке, либо наблюдать себя на печи. Он просто констатирует: «Там тепло, тут мороз, тут мокро». И эти чувства, вот эта эмоциональная составляющая, они мотивируют человека к тому, чтобы включился внутренний ресурс, внутренний запас жизни, чтобы бочка была сломана, границы разрушены, и можно было выбраться на поверхность. После разрушения последних границ проявляется созидающий принцип, Емеля — это всё-таки созидатель и внутренняя организация человека стремится к творчеству. И здесь же есть очень интересный ключ, что пока нам эмоционально и чувственно этого не захочется, дворец не построится.

Дворец может построиться, когда у есть внутри вот эта печь, вот этот самый Емеля, который может видеть и который является проводником для бесконечного изобилия жизни. Жизнь эта представлена в виде щуки, в виде рыбы и лягушки, в виде символов плодородия вселенной, связи со всем живым, что есть в природе, с энергией нижних миров.

В сказке есть ещё момент соединения мужского и женского аспектов, сознания и эмоциональности. Емеля (сознание) без царевны (женской части внутренней) понятия не имел, что можно из бочки выбраться. Он плавал в океане-море, ему было хорошо, потому что ему всё хорошо, а тут царевна говорит: «Слушай Емелюшка, а как тебе идея, если мы выберемся, выйдем из океана?» Он: «Как хочешь, давай. По щучьему велению…»

Когда они бродят по берегу голодные, Емеле опять хорошо, а царевна вновь: «Дорогой Емелюшка, а как ты смотришь на то, чтобы дворец построить?», — «Да пожалуйста». А потом: «Дорогой Емелюшка, а тут на нас нападают!», — «А, войско? Да пожалуйста».

Понятно, да? Вот эта женская часть, которая «А давай вот это, а давай вот то», подначивает его, и он материализует очень интересные и нужные вещи. И в итоге он успешно справляется с тем царём, который на него войско послал, и сам становится царём. Но и тут он не действует специально, не захватывает чужое государство, так случайно вышло.

Если говорить о смысле и о цели этой сказки, то это про базовые принципы организации сознания, про бессознательное, изобильность мира, надстройки социальные, надстройки разумные, про эмоциональную часть. В сказке показан очень интересный принцип взаимодействия друг с другом, как можно договариваться, что это вообще такое, как это понимать.

Истрия про Емелю, это взрослая сказка. Герой не меняется в процессе сказки, как не меняется солдат в сказках. Если Иван-царевич был царевич — стал царь, есть явный рост, то Емеля вроде бы и проходит инициацию, но не сам, а его туда выносит стихия, пространство. Инициация всё равно происходит, но скорее, это такие врата для божественного импульса.