Владимир Бушин - За Родину! За Сталина!

Владимир Бушин

За Родину! За Сталина!

Я вышел на трибуну в зал.Мне зал напоминал войну,А тишина – ту тишину,Что обрывает первый залп…В лицо мне курит первый ряд.Почувствовав почти ожог,Шагнув, я начинаю речь.Ее начало, как прыжокВ атаку, чтоб уже не лечь:– Россия… Сталин… Сталинград…

Порабощенные народы,Париж, и Прага, и БелградШептали как пароль свободы:«Россия… Сталин… Сталинград…»

Воспоминания

Нельзя включить воспоминания,Как телевизор или свет,—Тут бесполезны все старания,Тут никаких рецептов нет.

Они приходят как бы сами.Законы их сложны, тонки.Но, уж явясь, идут за намиПорой до гробовой доски.

Победоносцы и лжецы

Листаю свои потрепанные военные дневники, перечитываю пожелтевшие фронтовые письма… Господи, как все это далеко и как близко, дорого!..

Вот открытка, посланная матери в сентябре 44-го года откуда-то из-под Белостока:

«Дорогая мама!

Как сейчас вспоминаю, тобой в последнее время овладели религиозные чувства, а иконки-то у тебя нет. Вот и посылаю тебе эту открытку с изображением Христа, которую купил в одном польском местечке, в частной лавочке. Молись на нее за дарование скорой победы христолюбивому воинству. Я, милостью божьей, жив и здоров и думаю о скором возвращении домой, то есть о скорой победе. Поздравляю вас всех с успехами Красной Армии и наших союзников. Желаю всем здоровья и бодрости. Да поможет нам бог в нашем правом деле. Целую».

Конечно, тут была и доля игры, но суть – жажда победы – и орфография – подлинные.

Я возвращался после войны домой с Дальнего Востока. Туда после взятия Кенигсберга перебросили нашу часть против Квантунской армии японцев. 5 ноября 45-го года я записал в дневнике: «Сегодня неделя, как мы томимся в 3-м зсп. Прибыли сюда, в Свободный, в прошлое воскресенье. С тех пор валяемся на нарах, изнываем от нетерпенья и ждем отправки эшелона. Зря, конечно, поторопились из Куйбышевки. Во-первых, дольше будем здесь отираться. А главное, если бы задержались на денек, старшина Гончаров привез бы теплые брюки, меховые перчатки и т. д. А вот теперь приходится ехать домой через всю страну в летних брючках и летних портянках. Все обмундирование, что выдают здесь, безобразно.

Безобразия здесь больше чем достаточно даже для запасного полка. Живем очень скученно. Первые дни даже спали на полу… Но венец всего – столовая. Пройти туда и выйти оттуда небезопасно из-за давки в дверях. О пище лучше не говорить… Но все это сглаживается радостью демобилизации. В казарме (человек 350–400), особенно вечером, – шум, гвалт, пьяные песни, хохот, гармошка… Живые ж возвращаемся и с победой!.. Сегодня выдают нам посылки: 10 кг муки, 5 кг риса, 2 кг сахара, сало, консервы, хлеб, сухари. Завтра грузимся в эшелон… Отращиваю усы. Боюсь, как бы Нина меня за них не оттаскала…»

13 ноября уже в пути записал в дневник стихи, в которых слышится отзвук сурковской знаменитой «Землянки»:

Бледным светом мерцает свеча,Тихо тени дрожат по углам,А колеса на стыках стучат«По домам-по домам-по домам…».От печурки струится тепло,Замирает от счастья душа.За морозным оконным стекломПроплывает в ночи Уруша.Спят солдаты, как братья, вповал.Так спалось ли когда-нибудь вам?..Каждый честно из них воевал,А теперь – по домам! по домам!..

14 ноября. Ст. Шипка

Пока едем ничего – в среднем пятьсот километров в сутки. Вчера ночью часа четыре стояли. Говорят, какой-то демобилизуемой связистке приспичило родить, так вот из-за нее и стояли. Должно быть, на ходу нельзя или акушера искали. Если дальше поедем так же, то 27-го будем в Москве…

21 ноября

После Байкала едем отвратительно. На некоторых станциях стоим по пять часов. Сейчас стоим в Новосибирске. Сходили в баню, пообедали… Итак, до дома осталось не больше недели.

И опять стихи:

Ты всего мне милей и дороже, —Повторяю, как прежде, теперь.Если слову мужскому ты верить не можешь,То солдатскому слову поверь.

На этом мой военный дневник заканчивается.

Вернувшись домой и поступив сперва в Энергетический институт, а потом в Литературный, я – «радостный, крикливый, бесноватый», а порой и голодный – жил стихами и музыкой. Шастал по всем литературным вечерам. Мотался между Тверским бульваром, где Литинститут, консерваторией и Политехническим. Нейгауз!.. Софроницкий!.. Рихтер!..

Прекрасно помню, как всходили звезды Яшина и Наровчатова, Гудзенко и Старшинова, Самойлова и Винокурова… Все фронтовики.

Самойлов тогда сказал о минувшей войне:

Хорошо, что это случилось с нами,А не с теми, кто помоложе…

Страшная правда этих строк открылась позже. Однажды в Политехническом Гудзенко прочитал:

Мы не от старости умрем —От старых ран умрем…Так разливай по кружкам ром,Трофейный рыжий ром!..

Тогда эти строки запомнились только умом, но не вошли в сердце, переполненное радостью жизни. Однако же не прошло и десяти лет, как их автор и умер от старых ран… Винокуров предрекал «другой вариант»:

Замолкнет сердце вдруг и разорветсяОт песен, переполнивших его…

После этого минуло много-много лет. И мы стали умирать уже не только от ран, но и от старости. Из перечисленных поэтов-фронтовиков ушли все. А кто еще топчет траву из тех фронтовых братьев, что спали со мной рядом на нарах в столыпинском вагоне, в ноябре 45-го громыхавшем от Свободного до Москвы?.. Что стало с тем младенцем, из-за рождения которого мы на несколько часов задержались в пути?.. Ушли все маршалы военных лет… Ушли все командующие фронтами и армиями, почти все генералы, почти все фронтовые Герои Советского Союза… Последним командармом Великой Отечественной был дважды Герой Кирилл Семенович Москаленко. Он умер в глубокой старости именно в том самом 85-м, и словно захлопнулась дверь в страну мужества и верности… Вчера услышал по телевидению, что нас осталось на всю Россию 700 тысяч. Из 11 миллионов, вернувшихся с войны.

А они трусливо, но с великим нетерпением ждали этого часа, чтобы злобно, бесстыдно и свирепо наброситься на нашу Победу, на наши знамена, на наши могилы…

Кто – они? Да ведь всех не перечислишь. Назову одно из последних bundформирований. Киношники. Сами себя они называют – «большая группа людей из России». Полное имя довелось услышать лишь одного из них, самого главного – генерального продюсера: Владимир Львович Синельников. Вот другие: генератор «сценографических идей» Давид Боровский, художник Борис Бланк, звукооператор Брус, кинодиректор Генельфарб… Нет, нет, православные, не суетитесь, есть тут и ваши братья во Христе: режиссер Игорь Шевцов, оператор Свешников, композитор Анатолий Васильев…

Почти все они люди заштатные, безвестные, по строгому счету и малограмотные. А есть хоца! Хорошо бы еще и кусочек славы урвать или хотя бы широкой известности в узком кругу. Вы, конечно, сразу возразите: как это малограмотные? Откуда могли взяться в нашей вчера еще стране сплошной грамотности такие деятели искусства зрелых лет? Нет, они, разумеется, все имеют высшее образование. Но разве вы не замечали, что оно далеко не всем идет на пользу? У иных начисто вышибает от природы, может быть, и неплохие, но жидковатые мозги. И эти люди лезут именно туда, где ни уха ни рыла не смыслят, где они именно малограмотны.

Это можно особенно отчетливо видеть и понять на примере не заштатных фигурантов, а деятелей известных. Вот, допустим, Евгений Киселев. Кто ж не знает балабона! Конечно, имеет высшее образование, окончил то ли институт торговли, то ли пищевой и получил там специальность историка. Историка!.. В молодые годы был преподавателем в Высшей школе КГБ. И там, как уверяет всезнающий ельцинский генерал Александр Коржаков, юный Эжен дал подписку работать тайным агентом названного учреждения, иначе говоря, быть секретным сотрудником КГБ, то есть сексотом-осведомителем. Было это в 1987 году. На неофита завели личное дело, заполнили регистрационную карточку (Коржаков ее воспроизвел в своей книге о Ельцине) и дали ему кличку, как у них заведено. В биографическом справочнике «Кто есть кто в России» о нем пишут с придыханием: «профессионал высокого класса… опытный аналитик… яркая и талантливая личность…» Вполне допускаю, но – разве что на ниве, где Эжен фигурирует под кличкой.

Так вот, жрать «большой группе» ужас как хотца. Что делать? И прослышали они в некий час, что в Англии, может быть, в одной пещере с Салманом Рушди скрывается некий сочинитель отменных побрехушек о Великой Отечественной войне. По национальности он мазепа. Звать Вова, но взял себе имя Viktor, то бишь победитель. Фамилия у него жалкая – Резун, но он назвался именем русского полководца, не знавшего поражений, – Суворов. И получилось не Вова Резун, а Дважды Победитель. Замечательно с точки зрения клинической диагностики!