Михаил Поликарпов - Игорь Стрелков – ужас бандеровской хунты. Оборона Донбасса

Михаил Поликарпов

Игорь Стрелков – ужас бандеровской хунты. Оборона Донбасса

«Зато будет знатный кегельбан»

© М. А. Поликарпов 2014

© Книжный мир 2014

Часть 1 Добровольцы

Приднестровье и Югославия

В апреле 2014-го на слуху появился новый персонаж – Игорь Стрелков. Но глядя на одно из первых его телевизионных выступлений, я понял, что раньше уже был знаком с этим человеком. Правда, в прошлой жизни я знал его под другой фамилией, как Игоря Гиркина.

Оборона Славянска – малоизвестного ранее города на севере Донбасса – силами ополченцев и добровольцев не сходит с экранов, страниц и сайтов. Но чтобы объяснить механизмы и правила, по которым существуют и действуют подобные отряды, я считаю необходимым окунуться в недавнюю историю…

В начале 90-х годов XX века наше внимание было привлечено к драматическим событиям, которые имели место на территории (бывшего) Советского Союза. Весной-летом 1992 года произошел скоротечный конфликт в Приднестровье, где благодаря совместным усилиям местных ополченцев, а также отрядов добровольцев, ПМР – первый кусочек Новороссии – получил фактическую независимость, которую сохраняет уже на протяжении боле двух десятков лет, несмотря на свой непризнанный статус, а также экономическую блокаду со стороны Молдовы и Украины.

Вообще, отделение какой-то мятежной территории бывает успешным в двух случаях – в случае хаоса в государстве, либо когда приходит «лесник». В роли последнего после бендерской бойни летом 1992 года выступила российская армия. Все подобные локальные конфликты похожи, так как развиваются по одним и тем же законам, и в тоже время не имеют точных аналогий.

В начале 90-х на территории Югославии разворачивались события, которые во многом выпали из нашего сознания. Мы просмотрели, не заметили начало гражданской войны в этой стране. Напомню лишь ее основные вехи – летом 1991 года взбунтовались и фактически вышли из состава Федерации Словения и Хорватия. На территории последней районы, населенные преимущественно сербами, объединились в непризнанное государство «Сербская Краина», просуществовавшее до 1995 года. Весной 1992 года по этническому, точнее – религиозному принципу на три части раскололась еще одна югославская республика – Босния.

Я не собираюсь писать о роли внешних сил в разжигании этой войны. Здесь тема намного более узкая – участие в этом конфликте русских добровольцев, воевавших преимущественно на сербской стороне.

Армии в классическом понимании этого слова у сербов в тот момент в Боснии не было. В 1992 году каждая из трех религиозных общин – хорваты, сербы и боснийские мусульмане (также славяне) – начала создавать свои вооруженные силы с нуля. Структура их (в частности, сербских) могла быть с натяжкой названа территориально-милицейской. Помимо ополченцев и полиции, выполнявшей армейские функции, следует отметить такой элемент как ударные отряды (по-сербски – юречные, или интервентные, то есть идущие впереди). Именно последние аккумулировали в себе кадровых офицеров, отчаянных бойцов-сорвиголов, добровольцев из Сербии и Черногории. Смертность и «текучесть» кадров там были достаточно высокими. В составе ударных отрядов, как правило, действовали и русские, которые порой поражали сербов своей храбростью, а также… способностью в огромных количествах поглощать спиртное.

Участие Сербии (входящей в состав «малой Югославии» – СРЮ) было пассивным – по «карабахскому варианту», когда едут воевать добровольцы и оказывается определенная материально-техническая помощь. Боевики сербских националистических организаций (например, Арканови) действовали в качестве отдельных подразделений.

Русские добровольцы-одиночки и небольшие их группы, добиравшиеся до театра военных действий самостоятельно, участвовали еще в конфликте на территории Хорватии. Наибольшее же распространение это явление получило именно в Боснии.

Немаловажным фактором при этом явилось окончание летом 1992 года конфликта в Приднестровье. Победа была достигнута во многом благодаря тому, что в конфликте приняло участие много добровольцев из России и Украины.

Именно тогда в России появилась определенная категория лиц, для которых война стала – нет, не родным занятием, но способом самовыражения. Эти люди еще «не остыли» от боев, были уверены в своих силах, им не было места на гражданке… Они были готовы к новому «делу». Летом 1992 года первые добровольцы, которые смогли получить загранпаспорта, самостоятельно уехали в новую горячую точку. Кто-то отправился в Абхазию или Карабах.

Для людей непосвященных встает резонный вопрос: «Зачем?».

Мотивов, конечно, несколько. И они могут сочетаться в одном человеке. Моральные, религиозные, политические – люди просто не смогли спокойно смотреть на творящуюся несправедливость и решили дать бой злу. Искупить вину России, предавшей сербов… У русских это уже стало традицией. Кто-то, правда, искал приключений и не мог жить мирной жизнью. Кто-то скрывался от мафии, от милиции, от семейных неурядиц…

На этой войне профи были редкостью. Зато часто здесь оказывались люди с высшим образованием – они ехали туда, во всем разобравшись и все себе доказав. А потом… они «заболевали» этой войной. Война – это наркотик. Она опустошает людей, выталкивает их назад, в мир, от которого они отвыкли, и затем затягивает обратно… Туда, где все так просто. Вот – враг, а вот – друг. Смысл жизни предельно ясен. Мир устроен несправедливо, и самый простой способ его изменить, сделав добро, – это убить зло. Но не всем это дано понять.

Феномен добровольческого движения органично вписан в русскую традицию. Русский офицер, грек по национальности, Ипсиланти «со товарищи» пытается освободить Грецию в 1821 году; русские добровольцы генерала Черняева воюют в той же Боснии в 1870-х годах. Мне довелось прочесть книгу Николая Максимова «Две войны», посвященную действиям русских добровольцев во время антитурецкого восстания сербов в 1870-х годах, а затем – Российской армии во время освобождения Болгарии. В книге много параллелей с недавними событиями.

Так, автор отмечал, что сербское ополчение – крайне недисциплинированное и нестойкое, костяк его в тот момент (1870-е годы) составляли добровольцы из Черногории и России. Единственно, что Максимов отличает, так это – сербскую артиллерию, офицеры которой были хорошими специалистами, и сами действия артиллерии заслуживают у него всяческой похвалы. Ситуация повторяется – черногорцы и русские и в 1990-х гг. сыграли роль костяка (психологического и не только) некоторых сербских отрядов.

Еще Николай Максимов («Две войны»), классифицируя русских добровольцев, выделяет пять групп – от романтиков до отчаянных сорвиголов. Они строятся по мере убывания духовного фанатизма и возрастания авантюризма, в целом представляя гармоничное целое.

И эта традиция сохранилась позже, пройдя от Испании, где советские офицеры воевали в качестве советников и военных специалистов, до конфликтов 90-х годов (Приднестровье, Карабах, Абхазия, бывшая Югославия), которые дали целый ряд примеров различных добровольческих формирований.

Вообще, войны крайне мифологизированы кино, прессой и литературой. Почему-то многие полагают, что воюют там «наемники» – эдакие накачанные Рембо, «загребающие» приличные деньги. На самом деле наемничество в классическом понимании этого термина сейчас существует, наверное, только в среде высоко квалифицированных специалистов – в первую очередь, летчиков и авиатехников[1].

Думаю, что многие заметили: журналисты и обозреватели зачастую искажают события – как в силу своей малой осведомленности, так и в попытках подать материал как можно эффектней. Тема ведь спекулятивная. В 1993 году хорваты говорили о полутора тысячах русских, якобы воюющих за сербов. Мусульмане в Боснии в октябре 1994 заявили о пяти тысячах русских «наемников», сражающихся на сербской стороне в тот момент. А что же на самом деле? В 1992–1995 гг. на территории Боснии постоянно действовали два-три небольших русских подразделения. Суммарное число русских волонтеров на фронте лишь недолгое время – зимой-весной 1993 года – превышало полсотни. Всего же, по моим расчетам, через эту войну прошло несколько сотен добровольцев из республик бывшего СССР; как минимум сорок погибли, еще около двадцати стали инвалидами в результате тяжелых ранений.

Эффект многочисленности русских достигался и благодаря тому, что мелкие группы использовались в качестве ударных и диверсионно-разведывательных отрядов. Такая мобильная группа в семь-десять человек могла действовать, например, на тридцатикилометровом участке фронта, появляясь то здесь, то там. Создавалось впечатление действий больших отрядов русских волонтеров. А так как война – это своеобразная коллективная вендетта, то ответные удары мусульманских отрядов, как правило, принимали (и несли потери) сербы, занимавшие оборонительные позиции. Но даже пара русских бойцов в отряде давала переходивший линию фронта слух – «русы на линии» – и вселяла в «турок» (боснийских мусульман) уверенность, что им противостоят многочисленные русские подразделения.