Борис Васильев - А мы служили на крейсерах

Борис Васильев (Kor)

А мы служили на крейсерах

Крейсера, крейсера…

Крейсера, крейсера… Впервые увидев вас одиннадцатилетним мальчишкой — c центральной городской горы — спустившись по матросскому бульвару на площадь Нахимова — я кажется с первого вздоха влюбился в ваши хищные темно-серые корпуса, приплюснуто сидевшие в зеленой воде Севастопольской бухты. Довоенные еще «Слава» и «Ворошилов» — и новые — тогда «Кутузов», «Ушаков», «Жданов», «Дзержинский».

А потом, первый раз оказавшись на сигнальном мостике во время ночного выхода в море, — моя душа замерла от счастья этого беззвучно-стремительного полета по лунной дорожке, в той магической тишине крейсерского хода, когда, приглушенный удаленностью палуб и надстроек, шум нагнетающей вентиляции котельных отделений воспринимается как шум тока крови могучего организма, а отдаленные команды и доклады ГКП — как мысли, стремительно пробегающие в голове этого организма, всего лишь фоном, который не слышит сам организм, и остается лишь восторг своей силой, своей способностью заглянуть за горизонт…

Счастье и восторг полета…

Крейсера, крейсера…

Навсегда останутся в моем сердце стремительный всплеск ваших надстроек, сюрреалистическими ладьями выраставших из чисто отдраенных палуб… Останется грозная мощь башен главного калибра, с маслянисто-шипящим шорохом броневых дверей.

Останется блестящая отточенность службы, с ее казалось бы ненужными — для постороннего человека — формальностями, вызывающими у непосвященных только недоумение…

И в этом — правда и суть ваша, крейсера…

Нет мелочей… Ведь и у птицы свободный полет возможен, если есть все перья…

Ах, как вы летели над морем, мои крейсера…

И вас нет… И нет флота…

Хотя может быть многие думают по-другому…

А я иногда — очень редко — еще лечу вместе с вами над застывшей полосой лунного света, туда, за горизонт, за пределы возможного, со сжимающимся от восторга сердцем, и чувством, что все еще впереди, и счастье, и жизнь, и дорога…

Крейсера, крейсера…

Непридуманные истории

Диверсант

Есть на крейсерах такая вахта — вахтенный офицер на якоре. Главновстречающий и провожающий плавсредства, подающий команды по кораблю, и вообще мальчик для битья — в некоторых случаях……

Был у нас уникум — офицер по снабжению Пульман Семен Семенович. Молдаванин. У них, у молдаван вообще интересные фамилии, у меня в богом проклятых 90-х служил например матрос Попа. А этот был Пульман. Но это к слову.

Габаритов Семен Семенович был соответствующих должности, то есть в поясе где-то 64–68 размера при росте 160. Трудно ему было — но на вахте якорной стоял — должность — то каплейская, над ним еще помощник третьего ранга…

Ну вот. Стоял крейсер на 2-х бочках — напротив госпиталя. Ночь, соответственно пароход спит, вахтенный офицер тоже подремывает, сладко переваривая зажаренную по спецзаказу курочку, дежурный где-то в низах, на обходе, тишина, покой.…Дремал Семен, конечно же, в рубке дежурного у правого трапа, на левом — вахтенный, все путем.

А в это время, один из подгулявших офицеров, не найдя себе объекта — или субъекта приложения сил, и будучи изрядно врезавши, решил вернуться на корабль. Судьба моряка занесла его на Корабелку, время позднее, транспорт не ходит.…Куда?.. на госпитальную! Как эта святая мысль пришла ему в голову…

Прошел он через госпиталь — благо офицеров в форме туда пускали в любое время, и вышел на причал. Корабль — вот он, рукой подать, стоит, родной, светится огнями.

Стал наш герой пытаться обратить на себя внимание. Кричал, свистел — ну не знаю я, что он там еще делал — тщетно. Спит пароход. Не исключено, что командир вахтенного поста и слышал — да мало ли кто там, на стенке — тем более в госпитале шумит. Может псих. Пошумит — пошумит — санитары успокоят.

Семен Семенович же решил в это время на минуту оторваться от процесса пищеварения и пройтись куда — то. Ну — вахту верхнюю поверить, на сигнальном, на баке, или более тесно пообщаться с последствиями неумеренного потребления жареных куриц. Подозвал вахтенного, заинструктировал, как на звонки телефонные отвечать — и убыл.

Офицер же на Госпитальной, разуверившись в бдительность вахты на родном крейсере, разделся, форму увязал ремнем — лето, Севастополь — и вплавь.

Доплыл. Левый трап стоял, так что проблем не было — отрезвел только слегка, на борт, и, как был голяком — в каюту.

Ну те-с, возвращается Семен, отправляет вахтенного на левый трап — и вдруг, через секунду слышит там то — ли всхлипывания — то — ли повизгивания…

Туда… Стоит старшина, трясется — весь изжелто — зеленый и пальцем в палубу тычет. А на палубе…Мокрые следы…от трапа из-за борта…в офицерский коридор……ДИВЕРСАНТ!

А после «Новороссийска» В Севастополе диверсанты у всех на слуху долго были…Вызвал дежурного. Доложил. Дежурный — старшему на борту. Тот тоже в ситуацию врубился быстро — доложил по команде на КП — и - тревогу.

Проснулся пароход, забегал. Доклад тем временем с КП бригады покатился не спеша по ступенькам служебной лестницы вверх, выше и выше…

Купальщик невольный хоть и был в «сходящей» смене — но! — тревога! — прибыл на пост. Доложились. Команда: «Осмотреться в отсеках. На корабле возможно нахождение не установленных лиц, проникших незаконно!» — Осмотрелись — вроде никого нет. Ждут. Затихло. Делать нечего. Командир боевой части спрашивает:

— А ты чего на посту, на сходе же был…? — Тот: так, мол, и так, и уже с юмором рассказывает про свой заплыв — не сопоставляя его с тревогой.

Но командир БЧ был а) более трезв, б) обладал большим служебным опытом. Поэтому старший на борту получил четкий доклад, что не установленное лицо установлено, и находится на боевом посту.

Доложили опять же по команде, получили полную охапку эпитетов к слову «мать» и характеристику состояния службы в особо извращенной половой форме, сыграли отбой…

«Пловца» показательно вздрючили на подъеме флага, а Семен стал на всю жизнь «Диверсантом».

Они такие, офицеры по снабжению. Диверсанты.

…Хорошо флот по тревоге не подняли, — не успели……

Главкомовская стрельба

…Но не только стояли на якорях наши лихие крейсера. Ходили в море. Еще как ходили…

До сих пор помню фотографии курсантов нашего училища, оказавшихся на «Славе» (той еще! 1939 года постройки), в Средиземке, во время арабо-израильской войны 67 года. Выдали им тогда автоматы, по паре гранат, произнесли речь, что надо помочь дружественному арабскому народу, — и к берегам Египта. Пока шли — посадили с СДКа сержанта-морпеха, и тот на юте учил курсачей элементарным пехотным навыкам: как ползать, как гранаты бросать…