Ирина Ободовская - После смерти Пушкина: Неизвестные письма

Тут можно читать бесплатно Ирина Ободовская - После смерти Пушкина: Неизвестные письма. Жанр: Документальные книги / Биографии и Мемуары, год 1999. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте «WorldBooks (МирКниг)» или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Ирина Ободовская - После смерти Пушкина: Неизвестные письма

Ирина Ободовская - После смерти Пушкина: Неизвестные письма краткое содержание

Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Ирина Ободовская - После смерти Пушкина: Неизвестные письма» бесплатно полную версию:
В этой работе авторов, являющейся продолжением книги «Вокруг Пушки­на», собраны письма Н. Н. Пушкиной и ее сестер, написанные ими после смер­ти А. С. Пушкина. Эти письма позволяют расширить наши представления о личности Натальи Николаевны, узнать о ее дальнейшей судьбе и жизни детей Пушкина после гибели поэта. Особенный интерес представляют публикуемые в книге письма Александры Гончаровой-Фризенгоф, ее мужа Густава Фризенгофа, а также Екатерины Дантес, Жоржа Дантеса и Луи Геккерна, которые дают возможность почувствовать отношения, которые сложились между ос­новными действующими лицами трагедии, произошедшей так давно, но не пе­рестающей волновать всех любителей творчества Пушкина. Вступительная статья Д.Благого.

Ирина Ободовская - После смерти Пушкина: Неизвестные письма читать онлайн бесплатно

Ирина Ободовская - После смерти Пушкина: Неизвестные письма - читать книгу онлайн бесплатно, автор Ирина Ободовская

НОВЫЕ НЕУСТАННЫЕ ПОИСКИ, НОВЫЕ ЦЕННЫЕ НАХОДКИ

Письма больше чем воспоми­нания: на них запеклась кровь событий, это - само прошедшее, как оно было, задержанное и не­тленное.

Герцен

Предлагаемая вниманию читателей вторая книга И. М. Ободовской и М. А. Дементьева непосредственно, можно сказать, кровно, связана и по своему содержанию, и логикой научного поиска с их первой книгой — «Вокруг Пушкина», появившейся в свет в результате изучения обширнейшего архива семьи Гончаровых, членом которой была семнадцатилетняя Наташа Гончарова — невеста, а затем жена Пушкина. Архив этот почти не привлекал к себе исследователей-пушкинистов. Несмотря на его огромные размеры, наполненность самыми разнообразными материалами, копившимися на протяжении более полутора веков (с конца XVII века), в подавляющем большинстве своем он действительно не имел отношения ни к жене Пушкина, ни тем более к самому поэту. Правда, в этих залежах хозяйственных и промышленных документов, бухгалтерских книг, связанных с фабричной деятельностью его хозяев, записных книжек домашних расходов и т. п. имелись и пакеты с семейными письмами, тоже отпугивавшими неразборчивостью почерка, словно бы малой значительностью содержания и, главное, в силу того заранее недоброжелательного и пренебрежительного отношения как к семье жены поэта, так в особенности к ней самой, которое господствовало в пушкиноведении тоже на протяжении очень длительного времени, почти до последних дней включительно.

И все же, движимые любовью к Пушкину, И. М. Ободовская и М. А. Дементьев отважно взялись за тщательный сплошной просмотр всего гончаровского архива, обратив, естественно, особое внимание на эпистолярную его часть. И этот тяжелый и, как счита­лось, если не вовсе пустой, то едва ли сколько-нибудь плодотворный труд был сторицею вознагражден.

Грязный поток сплетен, злоречия, лжи, клеветы, злобных вымыслов и гнусных наветов на Пушкина, его жену и обеих ее сестер возник уже при жизни поэта. После его трагической гибели этот поток стал еще свободнее и шире разливаться. Особенно благодат­ную почву обрела версия о Н. Н. Пушкиной как главной виновни­це в высших кругах общества, среди придворно-светских «львиц» (многие из них к тому же сами страстно увлекались Дантесом), от­носившихся со скрытым, а то и явным недоброжелательством к затмевавшей всех своей красотой жене поэта. Они пренебрежитель­но отзывались о ней, столь действительно на них непохожей, как о красивой, но недалекой и пустой кукле, занятой лишь нарядами, балами, упоенной светскими триумфами, неслыханными успехами у мужчин, а своим безудержным, нарушающим все «приличия» ко­кетством сумевшей свести с ума тоже столь избалованного успеха­ми у женщин молодого красавца француза и тем самым погубившей мужа, не будучи способной понять и оценить ни его самого, ни его великого значения. В более смягченных тонах версию о — пусть несознательной и невольной — вине Натальи Николаевны принимали поначалу и некоторые столь близкие к поэту люди, как семья Карамзиных и даже такой издавна тесно связанный с Пушки­ным человек, как П. А. Вяземский.

Не внесло, по существу, никаких поправок в эту прочно сло­жившуюся традицию сразу же, по горячим следам написанное, сотканное из слез и пламени стихотворение Лермонтова «Смерть поэта», в насыщенной болью, презрением и гневом концовке кото­рого он, подхватив на лету выпавшее из рук Пушкина знамя, обрушился — во многом почти прямо его словами — на тех, кого автор «Моей родословной» навсегда пригвоздил к позорному сатириче­скому столбу, — правящую клику носителей и проповедников реак­ционного застоя, «свободы, гения и славы палачей», как Лермон­тов, прозорливо и прозрачно, разумея здесь истинных виновни­ков трагедии на Черной речке, прямо (для многих современников это звучало почти поименно) их окрестил, угрожая этим людям с «черной кровью» в жилах неизбежным и беспощадным, не то­лько «Божьим», но и земным — народным — судом.

Лермонтовская «Смерть поэта», молниеносно распространив­шись, как в свое время пушкинские «вольные» стихи, в огромном числе списков, получила широчайшую популярность, ввела почти никому не ведомого дотоле автора, о котором было лишь немно­гим известно, что он «пописывает» кое-какие «стишки», в первый ряд писателей-современников в качестве законного, наряду с Гого­лем, «наследника» Пушкина. Но именно всем этим он стал на тот же, не только типологически — по обстоятельствам того време­ни — схожий, но и преемственно почти полностью совпадающий, роковой пушкинский путь. За «непозволительное стихотворение», которое в правящей верхушке восприняли как «воззвание к рево­люции», он был тут же — по пушкинским следам — отправлен в ссылку. А всего через четыре года, сопоставимые (по силе творче­ской энергии и развертывающемуся с таким же ослепительным блеском и столь же стремительно-гениальному дарованию, ведуще­му на вершины мирового искусства слова) со своего рода болдинской осенью Пушкина, двадцатисемилетний поэт был, как и он, убит на дуэли, возникшей словно бы по случайному и совсем пусто­му поводу и по вине его самого (тоже очень устраивавшая и усилен­но насаждавшаяся версия), а на самом деле (есть многие основа­ния считать) спровоцированной его политическими недругами и осуществленной столь же «хладнокровно» нацеленной рукой — на этот раз не иностранца, а русского, но с таким же «пустым» и «безжалостным» сердцем: Лермонтов, как известно, выстрелил пер­вым, но намеренно, не желая даже ранить противника, в воздух, а тот, не обращая на это ни малейшего внимания, застрелил его на­повал, попав в самое сердце.

«В нашу поэзию стреляют удачнее, чем в Луи Филиппа (тог­дашний французский король, позднее свергнутый революцией 1848 г. — Д. Б.). Вот второй раз не дают промаха», — писал близ­кому приятелю П. А. Вяземский. Эти очень точные и вместе с тем весьма многозначительные слова прямо свидетельствуют, что Вя­земский отлично понимал: между двумя этими дуэлями имелась не только типологическая, но и прямая, непосредственная связь, определившая, кстати, хотя и иную, но по существу аналогичную, трагическую судьбу Гоголя. Был заключен в словах Вяземского и своего рода предупреждающий урок тем, кто попытался бы вы­ступить против главных виновников роковой гибели обоих поэ­тов. Некоторые близкие Пушкину лица, в том числе и сам Вязем­ский, к данному времени, очевидно, если не все еще здесь знали, то о многом догадывались (концовка лермонтовской «Смерти по­эта», за которую автор заплатил такой страшной ценой, можно думать, первой открыла им глаза), но могли ограничиваться лишь глухими намеками на это в доверительных разговорах или переписке. Зато сплетникам и клеветникам случившееся еще бо­лее развязало языки. А то, что глумление над памятью Пушкина и в особенности злословие по адресу его жены продолжалось, вид­но из слов того же Вяземского, который в статье о состоянии рус­ской литературы в течение десяти лет после смерти Пушкина от­важился впервые гласно сказать о «тайнах», окружавших его гибель, добавляя при этом, что время для их «разоблачения» не на­стало, и вместе с тем подчеркивая, что, когда это станет возможным, никакой столь желанной недругам поэта и его жены пищи для злоречия не окажется. Слова эти, казалось бы, должны были привлечь к себе самое серьезное внимание исследователей. Тем характернее, что даже много позднее видный историк и крупный пушкинист П. Е. Щеголев, автор наиболее монументального и по­лучившего широкую известность труда «Дуэль и смерть Пушки­на», приведя их, никаких напрашивавшихся в связи с этим выво­дов не сделал.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы
    Ничего не найдено.