Виктор Жигунов - На всех похож

На всех похож

Прохожу мимо какого-то парня на улице, он мне:

– Привет!

– Привет. А когда мы познакомились?

– Хы! Вчера за киосками соображали на троих.

Я соображал за киосками?!

В другой раз сижу на лавочке. Незнакомая женщина:

– Ты где сейчас, Володя?

– Почему Володя?

– Ну, ты же работал на фабрике.

На какой ещё фабрике?

Мужики стоят в кружок, между ними недопитая бутылка розового самогона. Огибаю их, один тычет пальцем:

– Вот этот – из шестой казармы.

Никогда я не жил в казарме. Разве только в армии, но тут имелась в виду рабочая казарма.

В журнале захожу в отдел поэзии, заведующий (легендарно малограмотная бездарь) глядит на меня и говорит другому:

– На Володю Куприянова похож.

Это поэт такой. Я нашёлся:

– А вы его печатаете?

Они расхохотались. Но всё равно не напечатали.

В магазине стою в очереди. Какая-то женщина долго глядела и восхитилась:

– Вылитый Ельцин!

Иду по цеху с группой экскурсантов. Работница бросила свою операцию и побежала за мной. Обогнала, заглянула в лицо и сказала:

– Думала, Путин.

А в одном учреждении прозвали Муамаром Каддафи (тогда глава Ливии) за похожесть.

Газета поместила фоторепортаж о празднике. Подписей не было. В редакцию явилась читательница и, ткнув в мой портрет, удивлённо спросила:

– А разве Жириновский приезжал?

Знакомый, увлекающийся математикой и астрономией, нашёл во мне сходство с Эйлером и в подтверждение прислал иллюстрацию с обложки. Потом добавил, что и от Лапласа меня трудно отличить.

Когда был популярен певец Яак Йоала, меня принимали за него.

Но ведь всё это – абсолютно разные люди, общих черт не найти. А я почему-то на всех похож.

Планы жизни

Мы кончали школу, с полгода оставалось. Генка Рябиков разговорился с директором о том, куда идти дальше. Он был основательный парень, кряжистый и самый высокий в классе, таких потом ставят начальниками за авторитетный вид. Рябиков и в школе возглавлял комсомольскую организацию.

Директор подсказал военное училище. Как-то быстро они проскочили дальнейшую службу. Генка поинтересовался, как потом насчёт пенсии.

Я стоял в стороне и не мог удержать улыбку до ушей. Ещё школу не кончили, а он уже о пенсии беспокоится!

Спустя много лет я узнал, что он дослужился до полковника. Приехав на юбилей школы, я думал его увидеть. Но оказалось, он умер. Сердце. Успел ли хоть раз получить пенсию?

А о директоре мы, ученики, знали, что у него рак, жить оставалось год-два. Он прожил ещё 43.

Для любви нет невозможного

Сокурсница спросила:

– Что ты для меня можешь сделать?

Подразумевалось, готов ли я достать для неё звезду с неба. Ну, как отвечать в таком случае? Конечно, я заявил:

– Всё!

Она тут же придумала задание:

– Сделай, чтобы сейчас была зима.

– Пожалуйста. – Я даже пожал плечами: мол, слишком легко. На самом деле не представлял, как буду выпутываться. Кончался апрель, уже пробивалась трава. Говорю:

– Закрой глаза, иди прямо.

Она прошла метров пять. А там дом выступает на тротуар, потом стена снова отдаляется. Мы миновали выступ... и за ним я увидел громадную кучу снега. Видно, его сгребали туда, а солнце в этот угол никогда не заглядывает, гора и не растаяла.

– Поверни налево.

Она повернула. Споткнулась – и вообразите её изумление! Только что было чуть не лето, и вдруг в руках снег, перед глазами снег, хоть на санках катайся.

Дело было на площади Пушкина в Орехово-Зуеве. Поэт с постамента смотрел в нашу сторону. Не он ли помог начинающему собрату-сочинителю?

Эта любовь потом кончилась. Однажды прежняя подруга снова спросила, могу ли сотворить для неё чудо. Вопрос прозвучал без надежды, я промолчал. Любовь ушла, и чудеса вместе с ней...

Другая девушка была не из моего общежития и училась не на моём факультете. Её внезапно отправили на практику в школу. А мы не назначили следующее свидание. Раньше я мог на переменке сбегать к ней, а теперь – где искать? Она ещё и переселилась к родственникам.

Единственное, что я знал, – номер школы. Можно было позвонить туда, но где взять номер телефона? Служба 09 не откликалась. Справочник лежал у вахтёрши в институте, но ведь она не захотела бы подниматься с насиженного места, доставать книгу из шкафа, искать. Мол, много вас, студентов...

Откашлявшись, чтобы голос звучал взрослее, я из общежития позвонил в институт:

– Алло, Жигунов говорит. Посмотрите мне телефон такой-то школы.

Вахтёрша, понятно, и не слыхала такой фамилии. Но раз человек себя называет, как будто все должны его знать, то, видимо, начальник. Она покопалась и назвала номер.

– Спасибо, – сказал я басом и положил трубку. Собеседница осталась в приятной уверенности, что её поблагодарило начальство.

Учителя в школе тоже не стали бы разыскивать для какого-то юнца его подружку. Перед следующим звонком я откашлялся ещё внушительнее. Набрал номер... и попал не на кого-нибудь, а на директора. Солидный голос, уверенный.

– Говорит московский поэт Жигу­нов, – представился я.

Какой там московский, мои сочинения тогда ещё не появлялись выше районной газеты.

– У вас на практике студенты, – продолжал я. – Они просили выступить перед учениками. Хотелось бы уточнить время и прочее. Минутку, у меня фамилия записана...

Фамилия девушки пылала в голове огромными буквами. Однако я пошелестел около трубки листками блокнота, только потом назвал.

– Сейчас позовём, – ответил директор испуганно.

Послышалась беготня, захлопали двери, стали перекликаться голоса. Через минуту примчалась другая студентка и отрапортовала мне: нашли, позвали, идёт.

Наконец – приближающийся стук каблучков. И плачущий голос директора:

– Ну скорей, он же ждёт!

Подруга не могла говорить открытым текстом. Но девочка была умная и по дороге уже поняла, кто звонит и как отвечать. Получился разговор:

– Мы с тобой в кино собирались или как?

– Намечалось такое мероприятие.

– В «Художку»?

– Думаю, зал удобный.

– На какой сеанс? В семь?

– Да, время без изменений.

– А ты придёшь? А то буду стоять на ступеньках, как дурак.