Алексей Ярцев - Михаил Щепкин. Его жизнь и сценическая деятельность

А. А. Ярцев

Михаил Щепкин. Его жизнь и сценическая деятельность

с прибавлением кратких биографий П. С. Мочалова, В. А. Каратыгина, А. Е. Мартынова и П. М. Садовского

Биографические очерки А. А. Ярцева

С портретом М. С. Щепкина, гравированным в Петербурге К. Адтом

От автора

Не имея возможности приводить здесь перечень всех материалов для предлагаемых в этой книжке очерков, назовем главнейшие. Для биографии Щепкина мы пользовались материалами, обозначенными в составленной нами брошюре «М. С. Щепкин в русской литературе (Щепкиниана)». М., 1888, – и, кроме того:

1. «Русский архив», 1889, № 4 (воспоминания А. Щепкиной).

2. «Артист», № 6 (статья Н. Тихонравова).

3. «Основа», 1862, № 4 (дневник Шевченко).

4. А. Н. Пыпин. Белинский.

5. А. В. Станкевич. Грановский.

6. А. С. Гацисский. Нижегородский театр.

7. Н. Юшков и др. Е. Б. Пиунова.

8. С. Т. Аксаков. Сочинения. Том 4, 1886 (к биографии Мочалова).

9. П. Мочалов. Стихотворения. – «Литературный кабинет» и «Репертуар», 1846.

10. «Русский архив», 1875, № 12 (статья Кублицкого).

11. В. Белинский. Сочинения.

12. Арапов. «Драматический альбом» (о Мочалове).

13. «Антракт», 1865 и 1868.

14. «Русская старина», 1886, № 4-6 (воспоминания А. Д. Галахова и других).

15. П. А. Каратыгин. Записки (к биографии Каратыгина).

16. Еженедельник «Новое время», 1880, № 81—86 (биографический очерк).

17. А. Вольф и др. Хроника петербургских театров.

18. «Северная пчела», «Русский инвалид», «Санкт-Петербургские ведомости» и другие периодические издания, 1860 (к биографии Мартынова).

19. «Современник», 1860, № 9 (статья Панаева).

20. А. Волъф и др. Хроника.

21. В. И. Родиславский. Биографический очерк (к биографии Садовского).

22. «Московские ведомости», 1872, № 183 (статья Д. Аверкиева).

23. «Русский архив», 1873, № 2 (воспоминания С. Соловьева).

24. Арапов и др. «Драматический альбом» (о Садовском).

Кроме того, в настоящих очерках мы пользовались устными рассказами, слышанными нами от живых доселе сотоварищей по сцене биографируемых артистов.

В течение 30 лет, прошедших со смерти М. С. Щепкина, в русской литературе еще не появлялось более или менее полной разработки данных о его жизни и деятельности. Наш очерк является скромной попыткой сгруппировать в пределах настоящего издания сведения о жизни великого артиста и охарактеризовать его как сценического деятеля и человека, а вместе с тем очертить жизнь и деятельность главнейших представителей русской сцены щепкинского времени: П. С. Мочалова, В. А. Каратыгина, А. Е. Мартынова и П. М. Садовского.

Глава I. Детство и юность М. С. Щепкина

Михаил Семенович Щепкин принадлежит к числу тех замечательных русских людей, к числу тех русских самородков, которыми по справедливости может гордиться родина и имена которых в летописях прогрессивного движения страны стоят в первых рядах деятелей на пользу своего отечества. Щепкин не занимал высокого государственного или общественного положения, он не был ни знаменитым ученым, ни славным полководцем. Щепкин был актер. И этому, в его время далеко не почетному, званию он сумел придать в лице своем наивысшую степень общественного уважения, вращаясь в избранном кругу ученых, профессоров, лучших наших писателей. И не только вращаясь, но будучи выдающимся членом своего кружка, искавшего у него, актера, нередко и отдыха, и совета, и доброго слова. Всем этим он обязан был исключительно самому себе, своей искренней, горячей любви к искусству и непреклонному, упорному труду над своим развитием. Такова благодетельная сила труда, такова сила веры в его плодотворность, сила любви к делу, являющемуся для известного человека исключительной и высшей целью его существования.

Жизнь Щепкина – живое и неоспоримое доказательство этого.

«Я родился в Курской губернии Обоянского уезда, в селе Красном, что на речке Пенке». Этими словами, написанными рукою А. С. Пушкина, начинаются «Записки М. С. Щепкина». Днем рождения Щепкина было 6 ноября 1788 года.

Прадед Михаила Семеновича служил священником в селе Спасском Мосальского уезда Калужской губернии, а отец его родился крепостным. «Это, – говорит Щепкин, – не должно казаться странным, ибо в том веке делалось это часто, так что дед мой не слишком удивился, когда, заснув свободным, проснулся крепостным». По рассказу Михаила Семеновича, дед его, Григорий Иванович, сын священника, обладал в детстве хорошим голосом и часто певал в церкви. Соседний помещик, граф С. Е. Волькенштейн, слышал пение мальчика, и оно так ему понравилось, что вскоре маленький певчий уже числился крепостным графа. В то время закрепощение лиц духовного звания было делом нередким; даже по закону те из них, которые не получали штатных церковных мест, записывались за помещиками. Как бы там ни было, но Семен Григорьевич, отец Щепкина, от рождения считался дворовым человеком графа Волькенштейна. Мать Щепкина была тоже из крепостных девушек, отданных в приданое за графиней. Семен Григорьевич служил камердинером при барине; Марья Тимофеевна – сенной девушкой при барыне: этого было уже достаточно, по обычаю того времени, чтобы сочетать их браком. И отец, и мать Щепкина были любимы своими господами и пользовались их неограниченной доверенностью. Граф и графиня отличались добротой, и Щепкиным, занимавшим такое исключительное положение среди барской дворни, жилось хорошо. Смерть первых двух детей заставила их погрустить, но скоро явилось утешение – родился Миша, и на него счастливые по-своему родители перенесли все свои заботы и надежды.

Воспоминания детства глубоко запечатлелись в памяти Щепкина, и на склоне лет он живо и ярко описывает некоторые эпизоды далекого прошлого. Родители еще до его рождения постарались позаботиться о счастье будущего ребенка. И вот на семейном совете они решили: ежели Бог даст благополучно родить, – взять куму и кума из первых встречных, несмотря на то, что первых двух детей у них крестили господа. А потому, когда благополучно явился он на свет, крестным отцом его был пьяный лакей, а крестной матерью – повариха. Однако счастливая примета – «первые встречные» кумовья – с самого начала чуть было не оказалась ложной.

«Повивальная бабка, – рассказывает Щепкин, – отправляя свою должность, что-то и как-то плохо перевязала, и я едва не изошел кровью. Но, видно, уж так должно было быть, чтобы предрассудок имел еще событие, которое бы давало ему право на большую веру: кто-то вовремя рассмотрел беду и новой суровой ниткой, ссученной вдвое, так сказать, привязал меня к жизни».