Василий Грабин - Оружие победы (иллюстрации оригинала) Страница 13

— Перед академией, — сказал начальник факультета, — поставлена новая большая задача, и поэтому вам будут поручены не учебные проекты, а проекты артиллерийских орудий, необходимых для вооружения армии в ближайшее же время.

После этого каждому из нас выдали тактико-технические требования на проектирование орудия. Мне досталась 152-миллиметровая мортира.

Решение задачи внешней баллистики для мортиры оказалось делом несложным, с ней я справился быстро. Зато, взявшись за внутрибаллистическую задачу, столкнулся с серьезными трудностями. Главная заключалась в том, что заряд для мортиры должен состоять из смеси порохов различных сортов, то есть различной толщины. При решении баллистической задачи обычно применялся табличный метод Дроздова. Анализ показал, что этот метод для мортиры непригоден. Я от него отказался и применил новый, рассчитанный именно на смешанный заряд из различных сортов пороха.

Николай Федорович Дроздов контролировал работу дипломников, обходя по очереди всех руководителей проектов, и, кроме того, устраивал совещания, на которых слушатели докладывали, как идут у них дела. На одном из таких совещаний он предложил мне сообщить о решении внутрибаллистической задачи. Тут мне пришлось сказать — я постарался выбрать наиболее деликатную форму, — что задачу внутренней баллистики для мортиры решить с помощью таблиц профессора Дроздова нельзя и объяснил почему. Меня поддержал профессор Граве:

— Товарищ Грабин, я много раз говорил об этом Николаю Федоровичу, но он со мной не соглашается. Вот теперь и вы к такому же выводу пришли. Ваше решение по внутренней баллистике совершенно правильное.

Профессор Дроздов буквально вскочил с места и нервно заходил по комнате, доказывая ошибочность моих выводов. Одним из его аргументов был такой:

— С помощью своих таблиц я просчитал внутреннюю баллистику для всех орудий, находящихся на научно-испытательном полигоне, и убедился, что мои таблицы гарантируют правильное решение как для пушек, так и для гаубиц и мортир!

— Товарищ профессор, — ответил я, — в том, что вы с помощью ваших таблиц получили правильное решение внутренней баллистики этих орудий, и сомнения быть не может. Вы взяли смешанные порохи, заранее подобранные и проверенные стрельбой. А у нас другая задача, нам нужно найти необходимую среднюю толщину, применяя различные комбинации порохов. Для этого таблицы не пригодны. Мы разошлись во мнениях с профессором Дроздовым. При очередном своем посещении Николай Федорович принес целую пачку исписанных листков — решения задач по внутренней баллистике разных орудий, сделанные с помощью его таблиц. Он пытался доказать, что я ошибся. Но не доказал.

Справившись с баллистикой, я сформулировал идею будущей мортиры и приступил к конструктивно-технологической компоновке и разработке агрегатов. Расчеты показали, что сила отдачи при выстреле будет очень велика и потому я не могу уложиться в заданный вес мортиры в боевом положении, он получается у меня гораздо больше, чем предусмотрено тактико-техническими требованиями.

А время, отведенное на дипломный проект, было уже на исходе. Передо мной вопрос встал так: или диплом будет оценен как неудовлетворительный, или надо найти и разработать новую идею проекта. Новая схема должна обеспечить значительное уменьшение силы отдачи при выстреле. Для этого надо было центр тяжести откатывающихся частей орудия разместить на оси канала ствола. В результате поиска была найдена новая оригинальная схема орудия: тормоз отката размещался под стволом, а накатник — над стволом. Такой схемы не было ни в арсенале отечественной артиллерии, ни на Западе. Теперь нужно было получить разрешение на разработку нового проекта.

Мне ответили, что разработанный мной первый вариант проекта одобрен и поэтому нет нужды разрабатывать второй вариант, хотя схема нова и заманчива.

Я настаивал на своем. Главный руководитель дипломного проектирования отказал, мотивируя тем, что времени осталось мало. Я продолжал настаивать, уверял, что успею. Профессор Чернявский сказал, обращаясь к коллегам:

— Я ставлю не один вопросительный знак, а пять. Не успеет Грабин.

После долгих многих просьб руководители решили: «Дипломный проект по первой схеме мы оценили положительно. Раз у него есть такое желание, пусть Грабин еще потрудится, проверит свои силы и способности. Это для него, а не для нас».

Работал я, не считаясь со временем.

Часто ко мне заходил и помогал советами профессор Чернявский — тот самый, который поставил «пять вопросительных знаков». Вскоре отчетливо вырисовалась схема новой мортиры. Приближался день защиты, я заканчивал последний лист и расчеты. Когда закончил, у моей чертежной доски собрались все руководители дипломного проектирования и поздравили с успешной разработкой второго варианта.

К слову сказать, эту оригинальную схему я применил в своей конструкторской работе на Приволжском заводе, — о нем речь впереди. По этой схеме было создано много орудий: 76-миллиметровая дивизионная пушка Ф-22 УСВ образца 1939 года, 57-миллиметровая противотанковая пушка ЗИС-2, 76-миллиметровая дивизионная пушка ЗИС-3, 122-миллиметровая гаубица Ф-25 и другие.

Но вернемся в КБ-2.

В комнате, где я работал, кроме советских инженеров находился один довольно толковый конструктор-немец по фамилии Энгельс — видный мужчина лет тридцати семи, высокого роста, с военной выправкой. С его гладко выбритого лица не сходило выражение какой-то беспричинной веселости. Он не скрывал, что участвовал в боях первой мировой войны в качестве офицера, и видно было, что он этим гордится. Однажды Энгельс оговорился, сказав: «Когда я был на русском фронте…», но тут же быстро поправился: «На французском». С советскими специалистами он держался этаким добрым малым. Со мной же старался поддерживать особо приятельские отношения, намекая на некую кастовую общность — мы-де оба с тобой офицеры, хотя и разных армий. Он даже сообщил мне, что состоит в партии национал-социалистов, и я, по-видимому, должен был оценить подобную откровенность.

Общаясь с другими немцами меньше, чем с Энгельсом, я, естественно, знал их хуже. Но видел, что их словно бы специально подбирали один к одному. Правда, некоторые держались лояльно, если не было поблизости начальника, но большинство во всем подражало Фохту.

Достаточно было один раз услышать, с каким выражением они произносили слова «руссишер инженер», чтобы почувствовать, как из них так и прет самодовольство и арийское высокомерие, пренебрежение ко всему русскому, советскому.