Василий Грабин - Оружие победы (иллюстрации оригинала) Страница 20

В сущности, у нас уже был готов аванпроект, и мы надеялись, что в Приволжье, на новом заводе, будут подходящие условия, чтобы завершить работу по созданию специальной дивизионной пушки своей, советской конструкции наряду с 45-миллиметровым орудием, самой массовой пушки, способной сопровождать пехоту огнем.

На конечную станцию поезд прибыл рано утром. Быстро выбрались мы из вагона и направились на привокзальную площадь. Она была вся занесена снегом, лишь кое-где темнели протоптанные дорожки да наезженные колеи.

За нами должны были прислать заводскую автомашину, но ее не оказалось. Не было вообще никаких машин. Наши «квартирьеры» Владимир Иванович Розанов и Петр Федорович Муравьев чувствовали себя смущенно: директор завода твердо обещал им, что нас встретят.

Вернулись на вокзал. Потолкались немного в залах ожидания. Повсюду громоздились пассажиры со своим багажом — одни бодрствовали, другие спали. Вышли мы на дорогу и начали «голосовать».

Наконец остановился какой-то грузовой автобус. В кузове у него было полно всяких труб, листового железа, отливок, но нас это не смутило. Погрузили вещи, кое-как втиснулись сами, и автобус тронулся.

На заводе «квартирьеры» принялись названивать по телефону из проходной. Звонили долго. Потом появился какой-то сумрачный гражданин в темном стеганом ватнике. Он проводил нас в щитовой дом — общежитие, которое даже не протопили. Это было странно — мы же телеграфировали о дне приезда. Но в жизни всякое бывает и незачем портить себе настроение из-за каждого пустяка. Разыскали дрова, затопили печи и начали занимать койки, обживать новое место. Сопровождавший нас человек исчез. Вскоре в общежитии стало тепло. Теперь пора было привести себя в порядок, позаботиться о завтраке и об обеде. Весь первый день ушел на устройство. Розанову и Муравьеву пришлось побегать: кроме них, никто не знал, куда и к кому обращаться.

Спать легли поздно и долго еще не могли уснуть — то переговаривались друг с другом, то молча ворочались на кроватях: нерадушный прием, с которым мы столкнулись, все же заронил сомнения.

Несколько дней были заняты встречами и знакомством с людьми, с которыми нам отныне предстояло работать, осмотром завода

Одним из мест, где я побывал в первую очередь, был, конечно, партком. Он помещался в небольшом бараке, доставшемся ему в наследство от заводских строителей. Когда я представился, член парткома Андрей Петрович Худяков поднялся из-за стола у. шагнул мне навстречу

— Мы уже слышали, давно слышали о вашей группе… Ждали вас, — радушно сказал он.

Это был человек лет двадцати пяти — двадцати семи, среднего роста, хорошо сложенный, с красивой темной шевелюрой. Здороваясь с ним за руку, я подумал: «Сумеет ли он понять задачи КБ так, как мы их себе представляем? Не в сегодняшнем, не в сиюминутном смысле, а в перспективе. Хватит ли у него житейского и организационного опыта?» Тем не менее я стал довольно подробно излагать ему цель нашего приезда, наши планы. Он слушал внимательно, собранный и серьезный. Изредка задавал вопросы, причем вопросы по существу, не мешая, а даже помогая мне развивать свои мысли. И я все больше и больше увлекался, рисуя ему будущее КБ и завода.

Увлекался и Андрей Петрович. Беседа получилась деловая и интересная. Она показала, что сидевший передо мной молодой человек глубоко мыслит и далеко смотрит вперед. Это был первый работник завода, которому я так откровенно и подробно изложил наши планы, и он их понял, точнее сказать, он приблизительно так же представлял себе будущее Приволжского завода.

Понравилось мне в нем и то, что, прежде чем высказать свое суждение, он сначала подумает и уж потом говорит. Все больше и больше укоренялась во мне уверенность в том, что он, А. П. Худяков, будет хорошим связующим звеном между КБ и парткомом. Прощался я с ним с большим чувством удовлетворения: вот уже есть в парткоме один человек, который нас правильно понимает, найдутся и еще. Это первое впечатление впоследствии подтвердилось на деле. Партгруппа КБ сначала вошла в партийную организацию главной конторы завода. Состав этой партийной организации был, что называется, разношерстный, производственные интересы — разные. Ведь главная контора слагалась из всевозможных отделов заводоуправления, начиная с технического отдела и кончая бухгалтерией. Руководящие работники дирекции были прикреплены к цеховым парторганизациям, потому, мол, что выполнение программы решалось в цехах, а не в главной конторе.

Нам, конструкторам, были малоинтересны вопросы, которые обсуждались на партийных собраниях, в главной конторе. Как правило, они были далеки от работы КБ. Наша партгруппа занималась не только политическим воспитанием коммунистов, но и организационно-техническими проблемами, то и дело возникавшими в ходе работы. На партийные собрания КБ приглашались беспартийные конструкторы и другие сотрудники, которых волновали эти проблемы. Скажу без всякого преувеличения, — наши люди учились творить и творили не только за чертежной доской или у станка, но и на партийных собраниях. Руководство КБ опиралось на партийную организацию, на коллектив. Без этого главный конструктор, начальники отделов и групп ничего не смогли бы создать.

При такой системе работы партгруппы КБ она нуждалась в большой свободе действий, и поэтому мы поставили перед парткомом вопрос о выводе нас из состава парторганизации главной конторы и подчинении непосредственно парткому. В положительном решении этого вопроса нам помог А. П. Худяков.

Но я намного опередил события. Вернусь к первым дням нашего приезда в Приволжье.

В конструкторском бюро оказалось всего три инженера да несколько чертежников. Никто из инженеров никогда ничего самостоятельно не проектировал. Все артиллерийское производство, кстати очень незначительное, велось по чертежам, которые на завод присылали. КБ не имело права ничего в них менять, исправляло только явные ошибки, да и те лишь с разрешения заказчика. Завод не имел своего лица, да и не мог его приобрести при нынешней мизерной загрузке. Нужно выпускать пушки, созданные собственным КБ, только тогда завод встанет на ноги — таково было наше единодушное мнение.

Многого ожидали мы от встречи с директором. Разговор с ним, рассчитывали мы, расставит все по местам. Леонард Антонович Радкевич встретил нас радушно. Обстоятельно рассказал о заводе: строительство идет с большими трудностями. Это я успел подметить и сам, осматривая завод.

При выходе из главной конторы передо мной открылась огромная территория заводской двор. Вдали — несколько зданий, это и были цехи. То и дело в разных концах двора слышалась песня — что-то вроде «Дубинушки». Начавшись, она быстро заканчивалась, потом снова начиналась и так почти безумолчно. Меня удивило: почему на территории завода поют? Подойдя ближе, я увидел множество ящиков с оборудованием и людей возле них. Оказалось, это такелажники, они растаскивали ящики по цехам. Их бригады из четырех человек, вооруженных только ломиками, лямками и длинными катками, напомнили мне бурлаков. Каждая четверка была удачно подобрана по голосам, песня давала ритм их работе. Когда доходило до слов «взяли низ», такелажники дружно натягивали лямки. Таких бригад на заводской территории трудилось несколько. Я подходил к каждой — все они действовали одинаково. Даже когда втаскивали ящик в цех, то и там с песней. Чем не бурлаки! Только тянули они не баржи, а новейшие специальные станки.