Михаил Казовский - Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка… Страница 28

После высылки на Кавказ Лермонтов появился в Петербурге в январе 1838 года, но потом был вынужден до конца весны отбывать службу в Новгородской губернии. В перерывах между дежурствами и смотрами сочинял стихи и прозу, написал «Песнь о купце Калашникове» и новеллы из журнала Печорина. Ездил в отпуск к бабушке. Та продолжала хлопотать по инстанциям и добилась своего: внука перевели поближе к столице – в Царское Село, в Лейб-гвардейский гусарский полк.

В первый же выходной – это было в пятницу, 2 сентября, – Михаил отправился в Ротонду, где обычно встречалась светская молодежь: танцевала, общалась, веселилась. И увидел Софью Карамзину.

Она была в светлом закрытом платье и в высокой шляпе с пером. Стройная, высокая, 36-летняя дама. Некрасивая, но с приятными, добрыми чертами лица. Увидев поэта, сразу оживилась и пошла навстречу.

– Господи, Мишель, наконец-то! Мы вас заждались. Ходят слухи о вашем новом шедевре – про Кавказ и Демона. Это правда?

Он поцеловал ей руку в перчатке.

– Так, безделица, право. Вряд ли достойна она вашего внимания.

– Ах, не скромничайте, голубчик, знаю, что лукавите. Вы должны нам ее прочесть. Приходите обедать. Вот хотя бы завтра.

– Завтра не могу, я на дежурстве.

– Приходите пятого. Будут именины Лизы – моей младшей сестренки, соберутся гости. Ваше чтение станет для нее подарком.

– Благодарю. Буду непременно.

– Заодно обсудим будущий спектакль.

– Что за спектакль?

– Мы решили поставить своими силами водевиль Грибоедова и Вяземского «Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом». Вяземский – мой дядя, вы знаете? Сводный брат моей мачехи.

– Да, я слышал.

– Нам необходим исполнитель главной роли – Рославлева-младшего, гусарского офицера. Вы бы подошли идеально.

Михаил сделал вид, что испугался.

– Я? На сцене? Боже упаси!

– Ах, оставьте сомнения – мы же не для публики, а для себя, будут только свои. Кстати, познакомитесь с Милли. Помните, я о ней писала вам на Кавказ?

Он потер висок.

– А-а, графиня Мусина-Пушкина.

– Совершенно верно. Ей досталась роль Юлии, вашей жены, то есть жены Рославлева-младшего.

– А ее реальный супруг, Мусин-Пушкин, возражать не станет?

– Он и знать не будет. Приезжает сюда нечасто, раз в две недели, чтобы проведать деток, и опять в Петербург, за ломберный стол. Совершенно помешан на картах. Новый Германн.

– Хорошо, я подумаю.

– Тут и думать нечего, дорогой Мишель. Если вы откажетесь, мы поссоримся.

– Мой Бог, это ультиматум?

– Почему бы и нет? С вами, мужчинами, по-другому нельзя.

Лермонтов рассмеялся.

– Лучше возьмите меня в «карусель» в манеже.

(«Каруселью» назывались костюмированные выездки – конный карнавал пользовался большой популярностью в царскосельском обществе.)

– Да возьмем, возьмем. Итак, приходите в понедельник на именины.

– Гран мерси.

Михаил задумался: – И зачем мне эта Мусина-Пушкина? Новый роман с замужней дамой? Нет уж, извините. До сих пор меня совесть мучает, что наставил рога бедняге Нечволодову. Другое дело – Лиза Карамзина. Ей семнадцать лет – говорят, очень недурна. Если набиться к ней в пару на «карусель» – можно познакомиться ближе. Нет, Лиза, и только Лиза. Тем более имя мне родное. (Бабушку поэта звали Елизавета Алексеевна.)

3

«Милый мой Маешка.

Ты, поди, забыл о существовании своего двоюродного дядюшки? Ну, так я напоминаю тебе. Нынче я в Москве, отдыхаю от кавказских баталий генерала Вельяминова [36] , но в ближайшее время собираюсь в Петербург. Ведь мое назначение вышло: буду в твоем полку в Царском. Не желаешь ли поселиться, как прежде, в одной квартирке? Коли не поссорились раньше, то теперь уж не подеремся, чай.

Ты знаком с Вовой Соллогубом [37] , и поэтому тебя вряд ли удивит его пасквиль, писанный противу нас с тобою. По дошедшим до меня слухам, он сейчас корпит над гумористической повестью о большом свете, где выводит личности, известные, в виде карикатур. В частности, он читал в салонах отрывки, где героями у него граф Сафьев и корнет Леонин. Очень похоже на нас двоих. Граф у Соллогубки увлечен графиней Воротынцевой (чуешь намек на мою любовь к В.-Д.?), а Леонин – поэт, ищущий славы. Мы еще посмотрим, что он там в реальности пишет. Коли просто смех, как в твоей поэмке про Монго и Маешку, [38] – бог с ним; коли оскорбление, мы испросим у мерзавца удовлетворения.

Я соскучился по тебе ужасно. Знаю о твоих литературных успехах. Тут в Москве все с ума сходят от твоей «Казначейши», напечатанной в «Современнике». Отчего без подписи? Многие теряются в догадках, кто автор, не Жуковский ли, я же знаю, что ты, и всем говорю, что мой родственник. А «Купца Калашникова» еще не читал, но уже наслышан. Ты, глядишь, и в новые Пушкины выбьешься. Я горжусь тобою и желаю дальнейших озарений. Стану купаться в лучах твоей известности. Спросят через сто лет: кто таков граф Алексей Столыпин по прозвищу Монго? И ответят – это дядя самого Лермонтова! «А, – ответят, – тогда понятно!»

До скорой встречи, Маешка. Обнимаю.

Всегда твой Монго».

«Дорогой Монго.

Ты меня порадовал своим письмом несказанно. Предвкушаю наше совместное житье на квартирке (я договорился – будет та же самая, что и в прошлый раз, на углу Большой и Манежной улиц), буйные пирушки и походы к веселым девушкам. Ты, поди, всю Москву ужо уе?… Или половину? У меня новости скромнее, но одну красотку, что живет близ Софии, я тебе покажу – этакой затейницы в части амурных игр свет еще не видывал.

В понедельник иду на именины младшей Карамзиной. Говорят, душка. Очень надеюсь в нее влюбиться и затеять бурный роман. А потом, чем черт не шутит, жениться. В здешних светских кругах очень нравятся мои сочинения, так что скоро выйду в знатные женихи.

Я считаю дни до того, как увидимся. Приезжай скорей.

Твой любезный племянничек

Маешка Лермонтов».

4

Раньше Карамзины селились тоже в Китае, но с недавних пор начали снимать дом в центре Царского Села, напротив Александровского сада. Здесь они имели собственный цветник, палисадник и фруктовый сад. Гости, собравшись на именины Лизы, тут и расположились – кто сидел за столиком, кто расхаживал вдоль уютной галереи, кто играл с собачкой возле входа в теплицу. Все взоры обратились на вошедшего во двор гусарского офицера в красном доломане, синих брюках с лампасами и задорно заломленной форменной шапочке. Его фигуру портил короткий корпус: если бы вытянуть туловище на несколько вершков вверх, было бы то, что надо, а так он казался со стороны несколько приплюснутым.

– Господа, знакомьтесь, кто еще не знаком: корнет Лермонтов, восходящая звезда отечественной словесности, – громко представила вошедшего Софья Николаевна.