Василий Грабин - Оружие победы Страница 29

Первый вариант решения хотя и появился довольно скоро, но не удовлетворял нашим требованиям. Муравьев продолжал поиск, но ничего утешительного пока не было. Между тем на его столе лежал график, в котором было расписано все по числам — когда выдать чертежи на изготовление заготовок трубы, кожуха и других деталей, к какому сроку должен быть готов чертеж каморы, чтобы на заводе-смежнике могли начать делать гильзы, когда, наконец, он обязан закончить конструирование ствола в целом для деталировки и запуска в производство.

Общительный по натуре, прежде он любил пошутить, а теперь не до этого ему было. Жару поддавало еще и то, что рядом с кульманом Муравьева стоял кульман Мещанинова. Мещанинов терпеливо ждал решения баллистической задачи. Не зная результатов ее решения, он не мог развернуть свою работу, но ни разу не напомнил об этом Петру Федоровичу. Видя тяжелое положение Муравьева, конструкторы старались хоть чем-нибудь помочь ему. Увы, их возможности были очень ограниченны.

Петр Федорович стал уходить с работы далеко за полночь. У него накапливались разные варианты решений, но ни один из них не годился, и Муравьев все считал и считал. Наконец он совсем перестал уходить с завода. Вздремнет немного в КБ — и опять за работу. Но опрятность и подтянутость сохранял: всегда был чисто выбрит и чисто одет.

Однажды за обедом, когда официантка подала ему суп, Петр Федорович взял ложку, кусок хлеба и устремил взгляд куда-то в пространство. Но никого он не видел, ничего не слышал. Поднялись из-за стола соседи, их место заняли другие, а Муравьев, как шутили потом, продолжал пронизывать взглядом стену столовой.

И вдруг Петр Федорович вскакивает, бежит к раздевалке. В тот день он буквально влетел в КБ и, не снимая пальто, сел за расчеты. Сотрудники удивились, но никто ему ничего не сказал.

При обходе рабочих мест конструкторов я посоветовал Петру Федоровичу раздеться. Он ответил:

— Ничего, мне и так хорошо… Снаряд уже идет по каналу с заданной скоростью.

Я понял, что главная теоретическая задача решена. Вскоре Петр Федорович показал мне расчеты. Рассмотрев их, я пригласил других конструкторов участников работы над проектом. Кривые давления пороховых газов и скорости движения снаряда по каналу ствола были хороши. Со всем можно было согласиться, но сгорание пороха заканчивалось слишком близко к дульному срезу Для заряда нормальной температуры это было неплохо, а для охлажденного в зимних условиях не годилось: порох не успеет сгореть в канале ствола. Это приведет к уменьшению начальной скорости снаряда и снизит кучность боя. Но такое устранить было уже нетрудно.

— Итак, канал ствола определился, — подвел я итог. — Приступим к конструктивной разработке всего ствола.

Муравьев сразу преобразился: глаза загорелись, но, правда, скоро свое взяла усталость. Чтобы Петр Федорович немного отдохнул, решили продолжение разговора перенести на следующий день Назавтра, снова приветливый и пошучивающий, хотя одной ночи для отдыха после длительной и напряженной работы было явно мало, Муравьев доложил совещанию окончательные результаты решения баллистической задачи Они нас устраивали, и мы их утвердили. Все были довольны тем, что теперь можно наконец приступить к проектированию пушки в целом, хотя и со стволом не все еще было покончено, оставались расчеты на прочность и конструктивно-технологическое формирование. Эти задачи, однако, проще первой.

Теоретические расчеты ствола на прочность отработаны хорошо, ведь стволы начали делать еще при Иване Грозном и непрерывно совершенствовали, прежде стволы были и однослойные, и многослойные — скрепленные, а мы решили создать такой, чтобы можно было вынуть трубу из кожуха и тут же заменить другой, ствол со свободной трубой. Процесс замены трубы в такой конструкции несколько напоминает раскрывание складной (телескопической) антенны телевизора или ножки штатива фотоаппарата, в которых внутренние трубки свободно выдвигаются из наружных. Это обеспечивается зазорами между их поверхностями. Но величина зазора между кожухом и трубой ствола не произвольна. Этот зазор должен исчезать при выстреле, когда труба под действием пороховых газов расширяется и передает часть нагрузки на кожух. Обе детали работают в области упругих деформаций, образуя при выстреле единую высокопрочную систему. Необычная конструкция ствола была вызвана требованием Артиллерийского управления увеличить живучесть дивизионной пушки: чтобы труба могла выдержать не менее 10 тысяч выстрелов, не выходя за пределы допускаемого рассеивания снарядов, а лафет — не менее 20 тысяч, то есть как две трубы. Никому и в голову не приходило, что дивизионная пушка во время войны столько выстрелов не сделает. Наоборот, некоторые военные товарищи требовали значительно большей живучести. Они настаивали, чтобы опытный образец дивизионной пушки был испытан не менее чем 15 тысячами выстрелов.

Впоследствии жизнь показала, насколько они были неправы. За всю Великую Отечественную войну почти ни одна дивизионная пушка не сделала столько выстрелов, чтобы пришлось менять трубу ствола. В Артиллерийском музее в Ленинграде как боевая реликвия хранится 76-миллиметровая дивизионная пушка ЗИС-3 образца 1942 года за номером 4785. Наши артиллеристы начали стрелять из нее в июле 1943 года на Курской дуге и закончили в Берлине, нанеся первый удар по фашистской столице в 18 часов 10 минут 21 апреля 1945 года. Пушка прошла с боями 6204 километра, уничтожила 33 танка, 21 самоходное орудие, 74 автомашины, 14 артиллерийских орудий, 17 минометов, 5 самолетов на аэродроме и много гитлеровцев. В общей сложности эта пушка сделала за это время всего 3969 выстрелов.

Мы в КБ считали требования Артиллерийского управления чересчур завышенными, но были вынуждены считаться с ними. Муравьев разработал конструкцию ствола со свободной трубой, хотя и сложную в изготовлении, зато надежную в эксплуатации. Вышедшую из строя трубу можно было заменить другой даже в боевых условиях.

Владимир Дмитриевич Мещанинов проектировал для Ф-22 противооткатные устройства. От них зависит надежность и безотказность орудия при стрельбе. Нелегко было молодому инженеру, тогда еще с небольшим опытом, решать задачу, посильную только конструктору высокой квалификации, но другой кандидатуры у нас не было — все наше КБ было молодое, — да мы и планировали специализировать Мещанинова именно на подобного рода агрегатах.

Как и Муравьев, Мещанинов просчитал и перепробовал множество вариантов. Он хорошо знал, что от его темпов зависит ход работы Боглевского, Строгова, Ренне и других товарищей. Те уже начали нервничать, все чаще напоминали о графике, а график был неумолим. Но Владимир Дмитриевич хорошо усвоил правило: работать быстро, но не спеша, иначе недолго и напортачить. В конечном итоге его энергия, работоспособность, выдержка дали хорошие плоды.