Станислав Аверков - Как я обстрелял Соединенные Штаты Америки Страница 32

С этими словами Михаил Кузьмич достал из портфеля красивый «пузырек».

– Что-то стало холодать… – Янгель улыбнулся.

Меня словно черт – искуситель подтолкнул. И я ляпнул:

– Михаил Кузьмич, «Арарат» вам в ЦК выдают?

– Дурак! – беззлобно ругнул меня Янгель, – мой «цэковский магазин» называется «Сельхозпродукты» и находится на улице Рабочей, возле Центральной проходной. Злачные места, как и начальство, надо знать в лицо. Если хочешь дорасти до Главного Конструктора – заруби себе на носу – глупых не терплю.

– Это же Ваш «крестник». Он живет на проспекте Кирова. Улицы Рабочей не знает, – улыбнулся Иосиф Менделевич.

– А я его не забыл. Помню, как ты его выгораживал!

(Затронутый в салоне самолета эпизод из моей жизненной ситуации требует небольшого отступления. Незадолго перед полетом на полигон со мной произошла неприятная история. Надо было срочно согласовать с рядом подразделений протокол совещания, на котором рассматривались причины неудачи с пуском в одной из воинских частей уже принятой на вооружение одной из наших ракет. Сколько километров я набегал с проектом протокола из одного корпуса КБ в другой, поднимаясь и опускаясь с этажа на этаж. Меня подстегивали участники совещания, прибывшие из разных городов СССР. Каждый представитель каждой смежной организации горел желанием как можно быстрее улететь домой с документами в кармане. Даже в обед не удалось вырваться в столовую. Выручили пирожки из буфета. На бегу подкреплялся ими. И надо же было такому случиться, что на меня, жующего возле приемной Главного конструктора, в коридоре наткнулся Янгель. Он пребывал явно не в лучшем расположении духа:

– Разгильдяй! Глотать пирожки в рабочее время! Страна ждет от него создания ракетного щита, он тратит драгоценное время на пищеварение! Вам что, обеденного перерыва мало?

И, обернувшись к шедшему за ним начальнику отдела кадров, приказал:

Уволить! Немедленно! Приказ об увольнении объявить во всех подразделениях!

Потом, подумав пару секунд, добавил:

– Будем крепить трудовую дисциплину!

Со злосчастным пирожком, камнем лежавшем в желудке, и грустными мыслями в голове я вернулся к рабочему столу. Мой непосредственный шеф схватился за сердце и начал искать валидол. Еще бы, такой конфликт уладить невозможно: если Янгель приказывал кого-то уволить, то человек неминуемо оказывался за забором.

Уговаривать Михаила Кузьмича отменить свой приказ ходили и поодиночке и целыми делегациями – мои руководители отдела и комплекса, представители профкома, комсомола, партийные функционеры. Какими только фактами не пытались смягчить сердце Главного, какие только аргументы не приводились в качестве доказательств моего абсолютно невозможного увольнения: парень молодой, но очень работящий, борется за звание «Ударник коммунистического труда», взысканий не имеет, живет в общежитии, выпускает стенгазету, дружинник, донор, спортсмен, участник художественной самодеятельности (разве только красавцем не обзывали!). Ел пирожок в рабочее время, потому что заседания аварийной комиссии затягивались, захватывая не только время обеда, но и иногда ужина, а он обеспечивал работу этой комиссии, без него она ну совершенно не смогла бы работать и так далее и тому подобное.

В общем, нервотрепки было предостаточно. Меня проработали на профсоюзном собрании отдела, на комсомольском собрании комплекса, взяли на поруки, прикрепили наставника. И Янгель сдался. Меня не уволили, но все-таки объявили выговор, чтобы неповадно было в будущем и мне, и другим. Инцидент был исчерпан, но мне запомнился на всю жизнь).

А теперь в самолете та же нечистая сила, которая дернула меня за язык, видимо, схватила за тот же орган и моего начальника Иосифа Менделевича. Надо же было умудриться назвать, молодого специалиста, «крестником» не кого-нибудь, а самого Янгеля – академика АН СССР, кандидата в члены ЦК КПСС, дважды Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской премии, Главного конструктора самого знаменитого Конструкторского Бюро в мире. Американская «Нью-Йорк Таймс» даже назвала Янгеля главным поджигателем войны. Напечатала его портрет – очаровательная улыбка сибиряка. Какой только шпион его сумел сфотографировать и продать газете за миллионное вознаграждение? Знали же в США Янгеля, несмотря на принятые в СССР все мыслимые и немыслимые меры по его засекречиванию!

Михаил Кузьмич беззлобно рассмеялся, когда я стал в очередной раз оправдываться из-за того далеко не простого для меня случая.

– Просто ты под руку тогда попался. Я только что прилетел из Москвы, с пленума ЦК. На нем постановили крепить дисциплину труда. И я тоже за это проголосовал… И вдруг вижу рядом с моим кабинетом какого-то хмыря, жующего в рабочее время. Прекрасный повод для воспитания коллектива.

– Но почему же на моем примере? – снова не удержался я, – Я душу вложил в протокольные документы, а Вы меня… – тут я вспомнил присказку, которую мои соседи-преферансисты часто повторяли над моим ухом, – как канделябром по голове…

– Рок. Несчастливое стечение обстоятельств. Но ведь коллектив тебя отстоял. Очень зрелый и дружный коллектив. А зубастость твоя ой как кстати! Ты летишь на полигон в составе бригады испытателей новой техники. Предстоит ответственейший пуск. Им мы должны доказать всем сомневающимся, что выяснены истинные причины всех недолетов и перелетов «орбиталок». И не только выяснены, но и устранены! И что наша «орбиталка» самая надежная ракета в мире! Кстати, что за книга у тебя в руках?

Я передал ее Янгелю. Тот, просмотрев ее, произнес:

– Лев Гумилев – выдающийся историк. Кто у нас сможет прокомментировать творение Гумилева?

Вызвался профессор Александр Александрович Красовский, начальник отдела баллистики. Он потребовал книгу, минут десять ее изучал, потом вынес резюме:

– Интереснейший взгляд на древнюю историю Великой Степи. Однако я бы рассказал не только о славянах, хазарах, монголах, татарах, но уделил большее внимание скифам. Я родился на среднем Дону, в селе Нижний Кисляй, на речке Битюг – притоке Дона. В этих местах бытовали легенды о скифах. Даже в детстве нам показывал школьный учитель скифские холмы. Будучи в ленинградском Эрмитаже видел скифское золото из Новочеркасского кургана…

Но очередной резкий крен заставил и меня, и всех сотрудников КБ замолкнуть и вцепиться в подлокотники кресел. Мой сосед посмотрел в иллюминатор. Когда он повернулся ко мне, его глаза были величиной с блюдце. Это заставило меня тоже прильнуть лицом к стеклу, а затем, потеснив коллег, переместиться к иллюминатору с противоположной стороны. Увиденное заставило меня перекреститься. Мертвенно-бледный свет Луны освещал нашу проверенную в передрягах сверхсекретную «Аннушку, рассекавшую просторы Великой Степи на одном работающем двигателе! Другой застыл! Его лопасти безжизненно остановились. Слава Богу, что кроме моего соседа и меня никто не додумался последовать нашему примеру и обнаружить за бортом трагедийную ситуацию в нашем лайнере. Мои соседи азартно разыгрывали распасы, кто-то продолжал дружескую беседу. Командир экипажа нашего АН-24, сидевший за преферансистами, был бледен, как белый чехол на его кресле.

Распасы были сыграны. Янгель, улыбнувшись, снова прикоснулся к красивому «пузыречку». По общему согласию, с шуточками и прибауточками, карты были отложены в сторону. Из чемоданов стали выставлять то, что осталось после разговенья в начале полета. Кто-то достал припасенную бутылочку водочки, кто-то закуску. Бортпроводник Миша, балансируя, принес соленые огурчики.

– А стопочки кто-то прихватил? Не пить же из граненых стаканов? – театрально состроил на лице гримасу Иосиф Менделевич и тут же нежно выругался (в этом рейсе на борту не было женщин, поэтому в выражениях не стеснялись).

– Инженер найдет выход в любых ситуациях – штатных и нештатных, – рассмеялся Янгель, откручивая колпачок на «пузырьке» с армянской этикеткой. Он налил в эту мерку золотистой жидкости и протянул мне:

– За то, чтобы мой «крестник», составляя протоколы самых ответственных совещаний и не менее важных тоже, участвуя в отработках на стендах в смежных организациях, проводя испытания на полигонах, всегда помнил, как все сотрудники нашего предприятия, что он и они являются полномочными представителями КБ Янгеля, а не инженеришками на побегушках. Будь, «крестник», смекалистей, напористей, эрудированней, чем наши партнеры из смежных организаций и военные заказчики!

За такое грех было не выпить, тем более, что угощал сам Главный Конструктор! Будет о чем вспомнить. Колпачек пошел по кругу, настроение поднялось на несколько градусов. Михаил Кузьмич резко повернулся к командиру экипажа:

– Ну, что там у тебя? Все крен да крен, разлить и выпить спокойно нельзя, все расплескивается. И на грозовой фронт непохоже. Что-то с левым двигателем? Я же по образованию авиаконструктор, маевец.