Николай Минаев - Нежнее неба. Собрание стихотворений Страница 35

«Над рассудком празднуя победу…»

Над рассудком празднуя победуВсе равно на радость иль бедуЯ с тобой в Австралию поедуВ этом или в будущем году.

Пусть нас шторм раскачивает бурноВ океане грозном и седом,Бросит якорь в гавани МельбурнаТочно в срок наш плавающий дом.

Будет запад золот и рубинов,И под гонг, сумятицу и крик,Ты к себе, а я свой дом покинув,Мы сойдем на странный материк.

Где с рычаньем рыщет динго карийИ заводят шумную игруВ голубой тени араукарийУдивительные кенгуру.

Где из чащи эвкалиптов видноКак с густой слюной на языке,Подползает жадная ехиднаК утконосу спящему в песке.

Где забравшись на ночь в дикий крокус,Казуар лишается хвоста,И гигантский светится КанопусПод созвездьем Южного Креста.

Где – увы! – невежественны массыИ вполне возможно, что веснойНевоспитанные папуасыЗахотят полакомиться мной.

Но и с перспективами такимиЯ не против выскажусь, а за,Коль зовут последовать за нимиЭти первобытные глаза.

«Мы слушаем стихи, о ритмах говорим…»

Мы слушаем стихи, о ритмах говорим,Но разве утаить в мешке возможно шило?И может быть уже в классический НарымКого-нибудь из нас судьба послать решила.

И если для меня готов такой удел,Я с первого же дня без всяких промедленийЗаймусь с энергией, достойной лучших дел,Организацией сознательных тюленей.

Пока в них интерес к ученью не зачах,Мы политграмоту закончим в три урока,Затем я освещу им в пламенных речахПуть классовой борьбы достаточно широко.

И убедившись в том, что поняли они,Что масса лозунги как следует впитала,Я с увлечением столь редким в наши дни,Прочту им, наконец, кой-что из «Капитала».

И вот настанет день, когда на все готовТюлений главный вождь, восторженно неистов,Нырнет с толпой свергать правительство китовИ их приспешников акул-капиталистов.

А это для того понадобится мне,Чтоб пролетарии спокойны быть могли бы:Уж если кто из них окажется на дне —Его обгложут лишь трудящиеся рыбы.

«Так умерла любовь… Вначале…»

Так умерла любовь… ВначалеПылало небо полчасаИ в отдалении звучалиМальчишеские голоса.

Но обескровело светило,И под защитой темнотыНочь беззастенчиво схватилаПолуувядшие цветы.

Когда ж надежды облетели,Настало время расцвестиВ душе сомнению, а в телеНеудовлетворенности.

И сердце вымолвило строго:На этот раз – не прекословь! —Не перейдет с тобой порогаДвадцатидневная любовь.

Начало поэмы («Орлиное Перо не знает страха…»)

Орлиное Перо не знает страха;Он – мудрый вождь и мужественный воин,Не старая лисица и не баба,Он не умеет и не хочет лгать;Откройте уши, воины и дети,Слова вождя пусть слух ваш услаждают,Как свист лассо, как пенье томагавка,Как вопль скальпируемого врага.

То было в месяц падающих листьев:Два племени – апахи и команчиМежду собой топор войны зарылиИ собрались держать Большой Совет;Мы трижды выкурили трубку мира,Водою огненной себя согрели,И обменявшись кровью дали клятвуШакалов бледнолицых проучить.

Между двух лун темны и тихи ночи,И, покидая теплые вигвамы,В такую ночь мы в прерию вступили,Держа свой путь тропинкою войны;Три солнца мы мустангов резвых гнали,К четвертому достигли Рио-Гранде,Где не ступали наши мокасиныС тех пор, как гнев Ваконды пал на нас…

Химера («Было тихо в комнате и серо…»)

Было тихо в комнате и серо,Билась муха жалобно звеня,В час, когда гигантская химераНавалилась грудью на меня.

В жилах кровь оледенела, горлоЗаложил резиновый комок,И под телом, что она простерлаЯ дышать и двигаться не мог.

Мне казалось: сердцу места мало,Будто сердце схвачено в тиски,И ломило темя и сжималоКак чугунным обручем виски.

Словно гад по мраморным ступеням,Извивалась потная рукаПо моим беспомощным коленямС похотливой дрожью паука.

От крылатой женщины-гиеныПахло мерзкой сыростью крота,И шипели клочья грязной пеныУ ее чудовищного рта.

А потом в суставах захрустело,Все померкло в мраке золотом,Я лишился собственного тела,А потом – не знаю, а потом

Где-то прокричал петух… ВенераСквозь стекло рассеивала мглуНад блестящей ручкой револьвераИ кровавой лужей на полу.

Надпись на экземпляре «Поэмы о дне» («Эта поэма – детище мое…»)

Е. Д. Волчанецкой-Ровинской

Эта поэма – детище мое,Но ее происхождение несколько туманно;Мы коллективно создали ее:Я на бумаге, на машинке Марианна…

«Переполняясь лавой золотой…»

Переполняясь лавой золотой,Два мира – мы друг к другу тяготели,И страсть соединила нас в постели,Воспламенив взаимной наготой.

И в этот час прекрасный и простой,Свершилось то, чего мы так хотели,Я пламенел на отданном мне теле,А ты мерцала звездной красотой.

Трепещущим, неслышащим, незрячим,Я жадно льнул к губам твоим горячим,Безудержною нежностью жесток,

И в первый раз колени ты разжала,Открыв еще не смятый лепестокДля моего безжалостного жала.

«В парке было сумрачно и тихо…»