Татьяна Андреева - Прощай ХХ век (Память сердца) Страница 38

В Праге же, во время какой-то экскурсии к нам подошел молодой человек восточного вида. Он услышал русскую речь и решил познакомиться, поскольку был убежденным коммунистом. Это был лаосский студент Кикхам Манивонг, маленький, худой, но обладающий несгибаемой волей и верой в светлое коммунистическое будущее на всей земле. Его рассказ был удивителен и запомнился мне на всю жизнь. Два года назад (отсчет времени ведется с момента нашей встречи) в Лаосе к власти пришли левые радикалы, коммунисты, настроенные вести страну по социалистическому пути развития. Однако их власть долго не продержалась. Произошел правительственный переворот, в результате которого коммунисты были частью расстреляны, частью посажены в тюрьмы. Кикхам попал в лаосскую тюрьму, где провел почти два года. По его словам нет ничего страшнее этой тюрьмы, представлявшей собой большую, глубокую не крытую яму в земле, огороженную высоким частоколом. Измученному голодом, болезнями и побоями на допросах, ему каким-то чудом удалось бежать. Тюрьма находилась в джунглях и ему пришлось пробираться через непроходимые заросли перевитые лианами и наполненные ядовитыми насекомыми и змеями. У него не было даже ножа, чтобы хоть как-то защищаться от диких зверей и бороться с густой растительностью. Питаться приходилось тем, что можно найти в джунглях. Но самым страшным, по мнению Кикхама, было встретиться со стадом диких слонов. Когда стадо испуганных кем-то или чем-то диких слонов несется по лесу, после него остается просека, как будто отутюженная танковой бригадой. Не дай Бог кому-нибудь попасться этому стаду под ноги! От него не останется и следа. Единственное спасение — забраться на самое толстое дерево и не подавать признаков жизни. Но бывало, что и деревья не спасали в такой ситуации. Сам Манивонг пару раз встречался с дикими слонами. Он считает, что ему повезло выбраться из джунглей живым. Он пешком прошел через весь Лаос и добрался до границы с Китаем. Перейдя границу, Кикхам попал в дружественную коммунистическую страну. Здесь его обогрели, дали немного денег и отпустили на все четыре стороны. Но он мечтал попасть в Советский Союз, обетованный в то время край всех коммунистов мира, оплот коммунистических идей, воплощение мечты каждого бедняка и борца с капитализмом. Опять же пешком он прошел через весь огромный Китай и перешел границу Советского Союза недалеко от Владивостока. Здесь его приняли как брата, посадили на поезд, и он поехал в Москву. Там его определили на учебу в московском Университете дружбы народов имени африканского героя-революционера Патриса Лумумбы. В Прагу он приехал на каникулы. Кикхам Манивонг тоже писал мне письма до тех пор, пока не пришло его время, ехать назад в Лаос, продолжать борьбу с мировым империализмом. Как сложилась дальнейшая жизнь этого маленького героя, неизвестно, а жаль.

Я вернулась домой в середине сентября, пробыв в гостях лишних две недели. По незнанию я не заказала заранее обратный билет, а в конце августа в Союз возвращалось довольно много людей, туристов и отпускников, лечившихся в Карловых Варах. Я ехала домой в новом костюме, купленном в Праге на свои сбережения. В вагоне вместе со мной возвращалась с гастролей по социалистическим странам какая-то наша эстрадная группа. Музыканты долго не решались заговорить со мной думая, что я иностранка. А когда заговорили, то не поверили, что я русская, уверяя меня, что с таким акцентом русских девушек не бывает. Вот что, значит, прожить в языковом окружении полтора месяца! На перроне в Москве к нашему вагону подошла московская артистка Лариса Лужина, которая стала известной после фильма «На семи ветрах», она кого-то встречала. И я помню, как она обратила на меня внимание и минуту, другую рассматривала, во что я одета и как причесана, тоже думая вероятно, что я чешка или словачка.

В свои вторые студенческие каникулы в середине 1966 года я поехала в Ленинград навестить свою подругу Риту. Она встретила меня на Московском вокзале и повезла в свое общежитие за Невой. Мы медленно ехали на трамвае, смотрели в окна и любовались зимним Питером. Так Ленинград всегда называли его жители, истинные петербуржцы и все ленинградские студенты, влюбленные навеки в город своей юности. Все, кто когда-либо учился в Ленинграде или хотя бы раз побывал там, навсегда оставлял в этом городе часть своего сердца и мечтал вернуться. Однако мой роман с Петербургом был еще впереди. А тогда это было первое знакомство: первые шаги по элегантному Невскому проспекту, первый взгляд, брошенный на колоннаду Казанского собора, на покрытые патиной купола Исаакиевского собора, первая встреча с Медным Всадником и рекой Невой, могучую силу которой не могли скрыть даже, покрывающие ее зимой льды. Поскольку Рита училась, я продолжала осваивать Питер одна, тем более что это было несложно сделать. Ленинград был и остается самым удобным для знакомства городом России за счет своей четкой планировки, широты улиц, простого дружелюбия и какой-то врожденной интеллигентности его постоянных жителей. Даже ленинградские линии метро подстать просторным улицам и проспектам. Здесь невозможно заблудиться.

Ленинград был тогда еще и одним из самых чистых, ухоженных и богатых городов Советского Союза. «Елисеевский магазин» на Невском проспекте в полной мере отражал для меня это богатство. Он сохранил не только дореволюционный, роскошный интерьер, но и обладал самым широким ассортиментом продуктов питания, о которых в Вологде мы даже не слышали. Было в этом магазине что-то прекрасно старорежимное с его зеркальными витринами, огромными хрустальными люстрами и цветными витражами. Он отличался необыкновенной чистотой и вышколенными продавцами, царственно стоящими за прилавками. Я проходила мимо прилавка с тортами и конфетами и, хотя никогда не была сластеной, не могла оторваться от этого пышного великолепия восточных и европейских сладостей, от шоколадной феерии, созданной на кондитерской фабрике «Красный Октябрь». В колбасном отделе виртуозно нарезали колбасы тончайшими просвечивающими ломтиками. Экзотические фрукты свешивались с вазонов фруктового отдела. Здесь я впервые увидела и попробовала бананы и надолго разочаровалась в них, настолько их вкус был непривычен и напоминал сладкую, сырую картошку. Наивысшим пилотажем обслуживания покупателей был имевшийся здесь же «Стол заказов», где можно было заказать и в течение месяца получить самые дефицитные продукты того времени: растворимый кофе, сырокопченую колбасу, красную рыбу, а также красную и черную икру.

Рита сводила меня в театр миниатюр на спектакль невообразимо популярного Аркадия Райкина. Нечего говорить, что это была моя первая и навсегда запомнившаяся встреча с великим артистом. Вместе со всем залом я смеялась до колик, до слез. Сатирические интермедии звучали тогда почти революционно. Однако он был единственным во всей стране артистом, которому было позволено критиковать существующую действительность. Поэтому создавалось впечатление, что недостатков у нас не так уж и много, и с ними легко справиться, особенно теперь, когда их так ярко показал сам Аркадий Райкин…