Николай Минаев - Нежнее неба. Собрание стихотворений Страница 38

«Затих в бессильи ветер красный…»

Затих в бессильи ветер красный,Вокруг сумятица и зной,А я дышу прохладой яснойИ умиляюсь тишиной.

И над зачахшею осокой,Немногих жаждущих поя,Ты веешь свежестью высокой,Моя прохладная струя.

«Оборвав на полу строчке…»

Оборвав на полустрочке,Я спускаюсь в мир земной,Если ты в одной сорочкеНаклонилась надо мной.

Ты пылаешь как в простуде,Ты вздыхаешь горячо,И настойчивые грудиОбжигают мне плечо.

Ах, конец воображеньям!..Этой близостью пьяня,Ты порывистым движеньемНа постель влечешь меня.

И, противиться не в силах,Я стремлюсь в желанный пленМежду розовых и милыхРазомкнувшихся колен.

«Средь мглы томительной и нудной…»

Средь мглы томительной и нудной,Навстречу первому лучуЯ вышел в путь прямой и трудный,Затеплив скромную свечу.

Пусть слева ветер лицемерный,Меняя дважды голос свой,Меня сбивал с дороги верной,Толкая в омут головой.

Пускай туманом едким справаСырая вестница беды,Струилась душная отраваОт застоявшейся воды.

И пусть обросшие грибами,Неповоротливые пниГнилыми шамкали губамиДавно знакомое: «Распни!..»

Я знал: – за сумрачным болотом,Над зыбкой нивой ячменяСиять небесным позолотамНастанет время для меня.

Ода тысяча девятьсот пятому («Пусть искалеченный и смятый…»)

Пусть искалеченный и смятыйШтыком, винтовкой и кнутом,Но ты сиял, девятьсот пятый,В огне восстаний золотом.

О предвозвестник новой даты,Пусть над тобой свистела плетьИ твердо помнили солдатыПриказ: «Патронов не жалеть!»

Пусть на людей кидаясь догом,Хорунжий каждый властью пьян,По деревням и по дорогамПорол нагайками крестьян.

И на местах «крамолы дерзкой»Любой карательный отрядС решительностью гренадерскойСтрелял в десятого подряд.

Пусть для «острастки и науки»Спешили вешать до суда,И палачам ломило рукиОт непосильного «труда».

И задыхаясь дымом мглистым,Со всех концов подожжена,Огромным факелом смолистымПылала темная страна.

Пусть!.. Но для нас ты тем и дорог,Что и замученным из-подРасстрелов, виселиц и порокБросал царя в холодный пот.

Что августейшие особы,Поняв куда твой вихрь летит,От страха, жадности и злобыТеряли сон и аппетит.

Что полыханьем грозных заревВспугнув откормленных ворон,Ты, декабрем своим ударив,Поколебал чугунный трон.

Что низко согнутые выи,Покорных исстари ярму,Ты гордо выпрямил впервыеНавстречу ветру своему.

Что ты рассеял их сомненьяИ в первый раз в одно связалЖелезной цепью единеньяЗавод, казарму и вокзал.

И на гнилом кресте распятый,Через двенадцать лет потомТы просиял, девятьсот пятый,Вновь в девятьсот семнадцатом!

Аттила («В ту ночь твой сон дурная кровь мутила…»)

В ту ночь твой сон дурная кровь мутила,Над станом стыл глухой собачий вой,И выползло из бездны мировойОгромное хвостатое светило.

А утром с цепи жизнь тебя спустила,Ты бросился к добыче боевой,Широкоскулый, с бритой головой,Коротконогий увалень – Аттила.

Ты шел и пропадали города,Леса валились, ржавела вода,Зловещими кострами рдели дали,

Нищала и плешивела земля,А впереди безмолвно ожидалиТебя Каталаунские поля.

Завоеватели («Покинув жен, любовниц и детей…»)

Покинув жен, любовниц и детей,Перемешавшись в гуще пестрой банды,Голодные, не слушая команды,Продрогшие от кожи до костей,

Ватагою непрошенных гостей,Спешили к грудам золота за АндыКастильские оборванные гранды,Солдаты и бродяги всех мастей.

А впереди стремительный вожатый,С усмешкою меж скулами зажатой,К луке седельной голову клоня,

Прислушиваясь к рыку ягуара,Нахлестывая взмокшего коня,Скакал безжалостный Франциск Пизарро.

Ленин («Под рев солдат и крики моряков…»)

Под рев солдат и крики моряков: —«Долой войну!.. Долой капиталистов!..»Керенский истерически неистовЦитатами громил большевиков.

Досадуя на этих мужиков,Чхеидзе звал к порядку их как пристав,А в ложе иностранных журналистовЕхидно улыбался Милюков.

Но оборвав на полуслове фразуКеренский смолк… Все замерло… И сразуОгромный зал наполнился одним;

Он шел в века по-новому нетленен,И вспыхивало искрой вслед за нимУже магическое слово: «Ленин!»

Марий («По глухим минтурнским дебрям…»)

По глухим минтурнским дебрям,По болотам и лесам,Я скитаюсь диким вепрем,Не даваясь жадным псам.Голова моя сенатомВысоко оценена,Но продажным оптиматамНе достанется она.

Пусть судьба меня хлестнула,Стала мачехою мать,Не тебе, Корнелий Сулла,Кая Мария сломать!План твой гнусный я разрушуНе погибну от ножа,Пусть твою гнилую душуРазъедает зависть-ржа.

Ведь тебе, я знаю, снится,Что в цепях с клейменым лбомПред моею колесницейСам Югурта шел рабом.Не мои ли легионы,В бой бросаясь как на пир,И у Акв и у ВероныИзумляли целый мир?

И в изгнании, – я верю, —Плебсом я боготворим;Мне – затравленному зверюПокорится снова Рим!Я рабов пущу на волю,А сенат не пощажу,И семь дней войскам позволюПредаваться грабежу.

Чтобы им был отдых сладок,Я для них по городамКак рабынь аристократокВ лупанарии отдам.И с заката до востока,От снегов до пирамид,Имя Мария жестокоВновь над миром прогремит!

Николай II («Фронты трещат… Грядущее темно…»)