Ингрид Бергман - Моя жизнь Страница 40

Поездки по Америке с целью сбора средств для фронта, выступления в концертах на Аляске были, как я теперь понимаю, формой моих «побегов» в те годы.

Не кто иной, как Петер сказал: «Ты должна сделать что-нибудь в помощь фронту. Нам ведь повезло: Швеция не оккупирована, а мы далеко от войны». Я согласилась. Сам Петер работал в госпитале, а я только и делала, что снималась в кино. Итак, я ездила по Америке, читая стихи, рассказы, произнося речи. Правда, Петер решил, что этого недостаточно, и я, конечно же, опять с ним согласилась.

Я считала, что мне нужно постараться как-то развлечь солдат, хотя это было для меня довольно сложно, я ведь слыла актрисой, а не звездой кабаре. Я предложила свои услуги Военно-информационному ведомству и подписала с ним контракт. Там меня спросили: «Не хотите побывать на Аляске? Туда, правда, ехать никто не желает. Все предпочитают острова Тихого океана». Я подумала, что на островах полно змей, насекомых, а я их терпеть не могу, и решительно ответила: «Я поеду на Аляску». Но я совершенно не представляла, с чем буду выступать. Рут подсказала: «Мы инсценируем новеллу О’Генри, нарядим тебя в шведское платье, и ты будешь танцевать народный танец». Неоценимую помощь оказала, конечно, шестилетняя Пиа. Она сказала:

— Мамочка, ты так хорошо рассказываешь. Расскажи им те истории, что рассказываешь мне. А потом станцуй что-нибудь, спой.

— Но, Пиа, милая, я не умею ни петь, ни танцевать, — взмолилась я.

— Нет, мамочка, умеешь. Если ты делаешь это для меня, значит, сможешь сделать и для них. И вот что еще я тебе посоветую: возьми игрушки, которые я тебе отберу, и дай их солдатам, пусть они поиграют.

Именно с ее предложения я и начинала свой номер. Я сообщала солдатам, что моя маленькая дочка прислала им игрушки, и это их очень веселило.

в нашей «труппе», кроме меня, выступали еще три девушки и актер Нил Гамилтон. Программа была не особенно хороша, но солдаты на Аляске оказались совсем не избалованными зрелищами, им все очень нравилось. Нил Гамилтон показывал фокусы, одна из девушек танцевала, другая пела, третья играла на аккордеоне, но главным достоинством концертов было, безусловно, то, что солдаты видели на сцене симпатичных молодых женщин.

Письмо Ингрид, адресованное Рут и датированное 28 декабря 1943 года, было озаглавлено: «Похороненная где-то в снегах Аляски».

«Поскольку по утрам я встаю рано, у тебя есть возможность послушать меня, пока остальные не проснулись. Мы — в пустыне, в снежной пустыне. Делаем по два рейса в день. Утром вылетаем, приземляемся и даем одно выступление до обеда, беседуем, подписываем автографы, позируем перед фотоаппаратами наших зрителей. Потом едем в другое место и вечером даем еще два концерта. Я страшно охрипла и подумываю о том, чтобы на всякий случай подготовить танцевальный номер...

Первые три дня мы провели в Анхоридже. Это огромное место. Нас все время окружали здешние парни — и в перерыве между концертами, и после них. Поверишь ли ты, если я расскажу тебе, как отплясывала с парнем из голливудского Палладиума джиттербаг посередине клуба, а вокруг глазели на нас пятьсот ребят? Потом я танцевала шведский народный танец с норвежским парнем. Солдаты были очень довольны этим вечером, они говорили, что мы первые, кто предпочитает их общество компании генералов. Мы побывали еще в двух госпиталях.

Собой заняться некогда. Пока завтракаю, успеваю подписать тысяч пять фотографий (обед и ужин проходят уже в другом месте и, значит, в другом окружении) . Один из ребят сказал: «Когда видишь такую женщину, как вы, опять хочется жить...»

То, что мы здесь, порой кажется нереальным. Особенно когда, просыпаясь утром в кромешной тьме, мы тащимся по колено в снегу к нашему самолету, а потом летим над этим диким белым миром.

29 декабря. В настоящий момент мы играем в ангаре, и я даже не могу сказать, сколько ребят собралось здесь. Мы сидим в санитарной машине, сценой стал грузовик. Очень холодно, у меня ужасный насморк, и чувствую я себя отвратительно. Мы слишком быстро меняем место. Думаю, надо бы остановиться и денек передохнуть. Конечно, все это довольно весело, но у каждого есть свой предел сил, а в этом ангаре стоит страшный шум. Ребята окружают артиста плотным кольцом, поэтому акустика очень плохая. Во время первого концерта я готова была расплакаться; стоял такой шум, что я не могла произнести ни слова. Мы живем неплохо, но внутри помещения такая ужасающая духота, что находишься на грани обморока. А когда выходишь наружу, дыхание перехватывает от холода».

«Мы танцевали с солдатами, ели и пили с ними за одним столом, посещали госпитали, и я, конечно, простудилась. Везде была страшная духота, я открывала двери, выходила на снег со словами: «Умираю от этой жары». Я и действительно чуть не умерла, схватив воспаление легких. Так что Новый год мне пришлось встречать совсем не так, как предполагала, а в военном лазарете.

Мы летаем на маленьких самолетах — только пилот и один летчик сзади. Внизу не видно ничего, кроме снега. Мы все время спрашиваем: «Что это там, внизу?» И оказывается, что в нескольких домах размещены сотни две солдат, изнывающих от безделья. Они месяцами никого не видят. Война здесь не чувствуется, над Аляской не пролетела ни одна пуля. Когда к ним спускались эти маленькие самолеты, они были счастливы».

Война шла своим чередом, и своим чередом шла жизнь в Голливуде. Ингрид начала сниматься в «Саратогской железнодорожной ветке» с Гари Купером. Ее Клео Дюлейн скользила по фильму в высоко взбитом черном парике, в атласной нижней юбке с пышным турнюром, плотно обтягивающей бедра, с ярко накрашенными губами. Как отличалась эта женщина от коротко остриженной Марии, маленькой горной козочки из фильма «По ком звонит колокол».

Я играла эту гнусную тварь — испорченную до мозга костей, эгоистку, постоянно взвинченную, вечно орущую. Перед началом съемок я от многих слышала: «Это совершенно не ваша роль». Но я пропускала эти слова мимо ушей, потому что точно знала, что хочу сделать. Я стала нью-орлеанской стервой, а это было для меня совершенно внове.

Критика одобрила игру Ингрид.

Закончив «Саратогскую ветку», она вернулась в Рочестер, чтобы запереть дом. Петер должен был ехать в Калифорнию — отрабатывать последний год в ординатуре клиники в Сан-Франциско.

В апреле она писала Рут:

«Я так рада, что покидаю Рочестер. У нас не кон чаются прощальные вечеринки, поэтому я стряпаю Вчера устроила шведский ужин на шестерых: свинина, селедка всех сортов. Они были в восторге. Я тоже Во вторник у нас будет одиннадцать человек из клиники, и я собираюсь повторить то же самое.

Дэвид прислал мне конспект «Долины решимости». Боже, ну и роль! Это как раз то, в чем он предпочитает меня видеть. Точно то же самое, что в фильме «У Адама было четыре сына». Мужественная женщина, сильная и невероятно скучная. У нее столько достоинств, что от этого можно просто заболеть. Ох уж эти гувернантки, которые несут красоту и порядок в разрушенные семьи, с их несчастной любовью, с их жертвами и помощью ближним... Где мое ружье?»