Олег Дивов - Окончательный диагноз, или соболезнования патологоанатома

Олег Дивов

Окончательный диагноз, или соболезнования патологоанатома

Повышенный интерес к феномену МТА не случаен. Именно МТА обрушили последний наш корпоративный миф — о фантастике, как бастионе Русской Духовности в массовой культуре. Миф этот пестовала цеховая критика, и с ее мнением было очень приятно соглашаться. Ибо за забор фантастического гетто — туда, где буйствовал «иронический детектив» и зверствовал «криминальный боевик», — стало жутко даже выглянуть. Образ Русского Читателя трещал по швам. Вместо милого интеллигентного простеца, эдакого физика-лирика с хитрым прищуром (зипун, гармонь, поллитра, два высших, в кармане Кафка, православный крест под рубахой), на писателя вдруг уставился стеклянными глазами затурканный образованец с потребительской авоськой (пуховик, плеер, пиво, курсы офис-менеджеров, Маринина, православный крест навыпуск). Картина выглядела столь пугающей, что многие повернулись к ней спиной, утешая себя мыслью о Читателе Фантастики, который пусть и немногочисленный, зато — особенный.

Но Читатель показал Фантастам дулю!..

Доходчиво? Логично? Достоверно?

Ага, на уровне МТА.

Давайте теперь посмотрим, как все обстоит на самом деле, и да пребудет с нами Сила, ибо вскрытие предстоит то еще.

Под МТА подразумевается крайне плодовитый и столь же вульгарный графоман со смутным представлением о писательском мастерстве. Явление, по сути, вневременное и вневозрастное. Таких всегда вылуплялось как головастиков. И в каждом поколении единичные особи дорастали до уровня Царевен-Лягушек. Им не мешала даже малограмотность. В дневниках Корнея Чуковского упоминается авторша ста пятидесяти (!) популярных романов, всегда ставившая запятую перед «что»: «несмотря ни на, что».

Почему их читают, не загадка. И скрытые месседжи, и методы построения текста, благодаря которым отдельные графоманы неплохо продаются, давно исследованы. Правда, рассказывать о том, какова технология создания графоманских бестселлеров, мало кто берется. Это невыносимо скучно и как-то, простите, некрасиво. Будто прилюдно раскладываешь по полочкам чужую душевную болезнь. У Вадима Нестерова не хватило духу на такую мини-лекцию, и я его понимаю. Но не оправдываю. Если замалчивать ноу-хау, которые позволяют МТА держаться на плаву и даже наращивать тиражи, останется неясным, чем, собственно, МТА отличаются от прочих молодых талантливых авторов поколения «нулевиков». Так что пройдусь-ка я буквально по самым верхам.

Рынок завален товаром, приметы которого (цитирую Вадима): «...и отсутствие оригинальных идей, и неумение выстроить сюжет, и чудовищные ляпы в книгах, и огромные проблемы с авторским стилем...» Все это продолжает издаваться и продаваться. Почему?

А вот именно потому.

Сколько ни тверди «фантастика не жанр», во рту слаще не станет. Фантастика как товар массового спроса — это набор специфических жанров и поджанров. Для каждого наработан базовый шаблон и набор устойчивых сюжетных штампов. Есть жесткие каноны фантбоевика, спейсоперы, вампирского романа и так далее. Некоторым канонам уже лет по сто, а то и больше. Модные жанровые методы «гаррипоттер», «ночнойдозор» и «террипратчетт», вовсю эксплуатируемые МТА, отнюдь не римейки, а третьи-четвертые перепевы давно отработанных схем: ни Роулинг, ни Лукьяненко, ни Пратчетт не создавали новых сущностей. Чего далеко ходить: любимая забава вашего покорного слуги — отыскать самый ржавый фантастический шаблон и согнуть его об колено.

По степени заштампованности фантастика может поспорить с крутым детективом и производственным романом. Все уже придумано до нас. Наличие устойчивых конструкций, о которых точно известно, что они хорошо продаются — приманка для графоманствующих неофитов. Ведь основная мотивация МТА — написать «как кто-то». И это его первый козырь на рынке. Книгопродавцу нужна точка отсчета. Если он может сказать покупателю, что МТА Пукин — почти Головачев, а МТА Хрюкин — вроде Перумова, сразу снимается масса вопросов. Это вам не самобытного Иванова продавать. Я уж молчу о Силаеве, про которого вы слыхом не слыхивали, хотя Успенский уверяет, что будь Саша москвичом, никто бы не знал Пелевина.

Второй козырь МТА — язык. Важнейший элемент системы распознавания «свой-чужой». МТА так и шпарят канцеляритом. И потенциальный читатель, открыв книгу в магазине, сразу видит нечто родное. Канцелярит — тот язык, который читатель слышит отовсюду, в который он сам облекает мысли на словах и на письме. Он канцеляритом объясняется в любви. Он живет в стране победившего канцелярита, где на каждом строительном заборе написано: «Приносим вам свои извинения за временно доставленные неудобства». Чтобы вернее сцапать добычу, МТА разбавляет канцелярит просторечиями и жаргонизмами. По чуть-чуть, а то спугнешь.

Третий козырь МТА — глубинная, выстраданная народность. Поэтому наша альтернативная история сплошь история того, как русские вломили тем, до кого не дотянулись в реале. А наша утопия — про то, как Америка напала на Россию и сильно пожалела (ибо вломили, естественно). Или про то, как откуда ни возьмись пришел на Русь Президент с замашками фольклорного царя-батюшки (олигархов под корень, неруси в хрюсло, дитям мороженое, бабе цветы). Предлагаю от себя беспроигрышную фабулу: Путин расстрелял Абрамовича и национализировал футбольный клуб «Челси».

Четвертый козырь — абсолютная комфортность текстов. МТА никогда не уходят от шаблона дальше чем на шаг и этим весьма потрафляют читателю. Читатель хочет предугадывать развитие сюжета. Хочет знать, что сделает персонаж в следующий миг. МТА чует это (именно чует, а не понимает, МТА вообще творит неосознанно) — и раскладывает по тексту штампы, схемы, архетипы в ассортименте. И все довольны. Ведь самое большое счастье массового читателя — когда писатель задает вопрос, на который читатель знает ответ. Искусство подсовывания вопросов под готовые ответы — пятый козырь МТА.

А если в общем и целом — типичная проза МТА одновременно манерна, вульгарна, агрессивна и сентиментальна. Да, это набор качеств уличной девки. Вы удивлены?

Тут и сила, и слабость МТА: они, в массе своей, доступные и сговорчивые, но какие-то одноразовые. Читатель их не уважает и частенько старается удрать, не заплатив. Недаром именно МТА громче всех жалуются на сетевое пиратство. Среди МТА до сих пор нет отчетливо проявившихся брэндов. Скорее, речь идет о мультибрэнде вроде «детектива домохозяек», где Дарья Донцова легко замещается Юлией Шиловой или, мама дорогая, Еленой Васиной, разница между которыми как бы заметна, но ее, типа, не видать.

Согласитесь, на таких сердиться — себя не уважать.

Казалось бы, проблемы нет. Да, успехи явных графоманов вызывают досаду. Обида за страну: ну что за народ такой, читает всякую муть и добавки просит... Когда ж он, бестолочь, не «милорда глупого», а высокую прозу с базара понесет... Каждый графоманский бестселлер наносит удар по чувству национального достоинства. Но это было всегда и везде. Почему же русские фантасты XXI века так рычат на своих МТА?

И почему эксперты этого номера «Если», авторы из поколения «нулевиков», скрипят зубами в комментариях?

Рискну заявить — проблема есть. Она принципиальная и завязана не тем гордиевым узлом, что поддается разрубанию на раз-два. Скажем так: пока Вадим Нестеров не перестанет называть сентиментальную прозу Юлии Остапенко «великолепными психологическими рассказами», к узлу даже подходить бессмысленно. Дело не в том, хороши ли рассказы, просто у критика прицел свернут градусов на тридцать. А этот ведь еще из лучших.

Поэтому для начала давайте возьмем топор Оккама и малость потешем себе на голове кол. То есть, пардон, откалибруем наш понятийный аппарат.

Искусство модернизма создавалось с невольной оглядкой на традицию. Даже когда эта оглядка была злобной ухмылкой через плечо. И когда традицию объявили раздробленной на атомы, из которых будет создано новое искусство, сам факт наличия традиции не оспаривался. Нельзя же бороться с тем, чего нет. Волей-неволей модерн отталкивался от традиционных смыслов.

Упрощая и огрубляя для наглядности: если дать модернисту Венеру Милосскую, он завяжет ей глаза и положит к ее ногам весы.

Постмодерн, многими называемый то «антиискусством», то «разрушителем искусства», стартовал уже при традиции, раздробленной на атомы. Постмодерн нацеливался на создание новых смыслов из этих осколков.