Николай Добролюбов - Разные сочинения С. Аксакова

Николай Александрович Добролюбов

Разные сочинения С. Аксакова

Москва, 1858

Новая книга С. Т. Аксакова никак не может вызвать серьезных критик, подобных тем, каким подвергались его «Семейная хроника» и «Детские годы Багрова»{1}. Изданные ныне «Разные сочинения» имеют в себе одно свойство, которое должно заставить критику – каков бы ни был ее смысл – принять совершенно не тот характер, что прежде. Рецензент при своем разборе всегда имеет в виду, будет ли публика читать разбираемую книгу или нет. Если будет, – то критика, предполагая содержание известным, старается разъяснить его смысл, проследить развитие идей автора, высказать свое мнение о предметах, выводимых автором, и о способе их изображения. Так и поступала критика наша с произведениями г. Аксакова, изданными в последние годы. Но если многие соображения приводят критику к убеждению, что публика не будет, да и не должна, читать книги, то и разбор, очевидно, должен иметь другой смысл: он должен только дать понятие о книге, чтобы избавить любителей чтения от напрасной траты времени. Именно такого рода разбор мы считаем приличным для «Разных сочинений» г. Аксакова.

Но предварительно, из уважения к таланту и литературному авторитету почтенного автора, скажем, почему мы полагаем, что его новая книга не будет читаться. Мы знаем, что он возбудил интерес в некоторой части публики своими записками об уженье рыбы и о ружейной охоте. По поводу этих книг замечено было, что г. Аксаков пишет очень хорошим слогом, с теплым чувством описывает красоты природы и имеет большие познания относительно разных пород рыб и птиц{2}. С такою репутацией оставался С. Т. Аксаков до 1856 года, когда издал «Семейную хронику»{3}. Отрывки из «Хроники» и «Воспоминаний» печатались еще прежде в разных журналах{4} и возбуждали в публике большие ожидания. Издание «Хроники» встречено было с таким восторгом, какого, говорят, не бывало со времени появления «Мертвых душ». Все журналы наполнились статьями о С. Т. Аксакове. Не все критики выказали одинаковую проницательность в определении достоинств «Семейной хроники»; но все одинаково напомнили нам те времена, в которые существовали у нас российские Пиндары, Мольеры и Волтеры. Одни из критиков уверяли, что С. Т. Аксаков по спокойствию и ясности своего миросозерцания есть не что иное, как новый Гомер; другие утверждали, что по удивительному искусству в развитии характеров он скорее всего есть русский Шекспир; третьи, гораздо умереннее, говорили, что С. Т. Аксаков есть не более как наш Вальтер Скотт.{5} Ниже Вальтер Скотта, впрочем, ни один из критиков не спускался. Не знаем, читала ли публика все критики на С. Т. Аксакова и верила ли им, если читала; но достоверно то, что «Семейная хроника» вскоре вышла вторым изданием,{6} значит – читалась. Успеху ее, кроме несомненных достоинств изложения, много содействовало и то обстоятельство, которое помогло успеху «Старых годов» г. Мельникова, «Прошлых времен» г. Салтыкова{7} и т. п. Тут была оглядка на прошлое, на которое мы до того времени боялись оглядываться, потому что оно еще не совсем прошло для нас. Воспоминания г. Аксакова предупредили несколькими месяцами произведения гг. Щедрина, Печерского и др., и, кроме того, они стояли степенью выше их в отношении к общественному интересу, которого преимущественно ищет теперь публика в литературных произведениях. В обличительных повестях читатели видели притчу, аллегорию, сборник анекдотов; у г. Аксакова нашли правду, быль, историю. Увлеченные своей основной идеей – карать порок, писатели-обличители делали очень часто ту ошибку, что отбрасывали в своих произведениях все, что казалось посторонним главной их мысли; оттого рассказы их и страдали часто некоторой искусственностью и безжизненностью. У г. Аксакова не было такого одностороннего увлечения; он просто писал прожитую и прочувствованную им правду, и оттого в книге его явилось более жизненности и разносторонности; общественные интересы группировались с частными, задушевными и выражались в книге именно настолько, насколько имели они значение в самой жизни автора. Таким образом, книга С. Т. Аксакова поражала своей простотой, задушевностью, отсутствием натяжек и заданных положений. Читатели охотно прощали автору и некоторую растянутость его описания, и ненужные повторения одного и того же в разных местах книги, и подогретый лиризм по поводу явлений давно минувших, и остатки некоторых раболепных отношений к разным знаменитостям, с которыми автор встречался в молодости. Все это прощалось ему за те живые страницы, в которых представлял он живые типы Багровых, Куролесовых, описывал свое гимназическое и университетское воспитание, передавал свежие впечатления природы, окружавшей его детство. «Семейная хроника» и «Воспоминания» г. Аксакова ясно и прямо говорили читателю, что это живая быль, а не выдумка, в самом деле, а не нарочно, – преимущество, которого лишена была большая часть обличительных повестей наших. И вот чем, по нашему мнению, всего более объясняется успех книги г. Аксакова в нашей публике, обыкновенно так равнодушной к художественным достоинствам, а в настоящее время особенно падкой к интересам общественным. Критика не обратила в свое время должного внимания на эту сторону отношений «Семейной хроники» к современным читателям и занялась почти исключительно разбором художественной формы ее. Держась своей точки зрения, критика с прежней восторженностью встретила и «Детские годы Багрова», изданные г. Аксаковым в прошлом году. В них находили то же мастерство рассказа, ту же задушевность и простоту, то же уменье живописать природу, и потому ожидали, что они будут иметь такой же успех, как и «Семейная хроника».{8} Но публика вовсе не обнаружила к новому произведению г. Аксакова прежнего энтузиазма; «Детские годы» показались скучными, восторженные журнальные похвалы им возбуждали смех в читателях; из всех критик на г. Аксакова более всех понравилась самая строгая (в «Атенее»), хотя вся сущность ее заключалась в весьма основательном и остроумном развитии одной главной мысли: «что книга г. Аксакова была бы хороша, если бы не была слишком растянута».{9} Мы тоже разбирали тогда «Детские годы» и, чувствуя, что не могли бы удержаться от смеха, если бы вздумали рассуждать об их художественных достоинствах, решились собрать из всей книги те крупицы общеинтересных фактов, которые были разбросаны в «Детских годах» между многими сотнями рыболовных, пищеварительных и чертежнических подробностей. Составляя свой разбор, мы и тогда имели в виду, что публика будет плохо читать новую книгу г. Аксакова; но мы не хотели явиться зловещими пророками для автора и заметили тогда: «Авторитет С. Т. Аксакова установлен публикой, – пусть же она сама и уничтожит его, если хочет; критике же вовсе нет надобности кричать в этом случае наперекор публике, потому что деятельность г. Аксакова не заключает в себе ничего вредного и неблагородного».{10}

Наши предположения сбылись, к сожалению, скорее и полнее, нежели мы ожидали; совершенное равнодушие, даже некоторое пренебрежение и насмешливость явились теперь в публике вместо прежнего восторга к трудам г. Аксакова. В «Русской беседе» прошлого года постоянно печатались его «Литературные и театральные воспоминания»{11} и постоянно пропускались мимо даже читателями «Беседы». Все уже успели узнать, что талант г. Аксакова слишком субъективен для метких общественных характеристик, слишком полон лиризма для спокойной оценки людей и произведений, слишком наивен для острой и глубокой наблюдательности. В «Воспоминаниях», изданных вместе с «Хроникой», видно уже было, что С. Т. Аксаков слишком несвободно относится к тем личностям и явлениям жизни, которые занимали его молодость. И там уже не совсем приятно поражал по местам пафос автора, обращенный на удочки, на благородные спектакли и на знаменитости, подобные Шушерину, Кокошкииу и т. п. В новых воспоминаниях ожидали еще сильнейшего пафоса, еще более мелочности, и не ошиблись. Вследствие того – литературная слава С. Т. Аксакова исчезла так же быстро, как и возникла, и новая книга его была встречена с холодностью, которая граничит с пренебрежением. Недавно мы слышали даже уподобление новых воспоминаний С. Т. Аксакова запискам того господина, отрывок из дневника которого помещен был в прошлом году в «Современнике» (в «Заметках Нового поэта»). РВ, 1856, кн. 1, и 1858, кн. 9–11.{12} Мы от всей души желали бы опровергнуть неблагоприятное мнение публики разбором «Разных сочинений» г. Аксакова; но, к несчастию, они вполне оправдывают разочарование читателей, как сейчас увидим.