Иоанна Хмелевская - Третья молодость

Третья молодость

Иоанна Хмелевская

Живи и жить давай другим

Насколько я помню, в «Бен Гуре» [01] чудовищные каменные двери в подземелье замуровали. Эта короткая напряженная сцена стала для меня источником вдохновения.

Мне втемяшилось в голову придумать нечто подобное и лишь перенести действие в наше время. Определив таким манером самый драматический момент, я начала писать «Что сказал покойник» от середины в двух направлениях: к завязке и концу. Часть придумывалась по пути на работу – каждый день по фрагменту, а часть в Шарлоттенлунде, на тропинке через лесок к ипподрому. В Шарлоттенлунде зародились все разговоры со стражем. Простить себе не могу, что не сразу записала диалоги в каменном колодце. Впоследствии, как я ни старалась, мне уже не удалось воспроизвести их столь же сочно. Сцены, представавшие моему воображению в лесочке, были до такой степени увлекательны, что не успевала я опомниться, как уже оказывалась на ипподроме, а там с головой погружалась в другие забавы. Так и пропали те разговоры, а жаль.

История раскручивалась, и меня вдруг осенило – получается книга. Вот тогда-то в письме к Ане я конспективно изложила события. Только конец романа пока не вырисовывался. Зато я сразу принялась проверять реалии.

В Дании с помощью Алиции удалось выяснить одно: цветы на кофейных деревьях – красные. Этого оказалось маловато. Потому как возник другой вопрос: когда они цветут – я имею в виду время года. Миндальные деревья на Сицилии, например, начинают цвести в январе. Но черт его знает, этот кофе, в каком месяце он создает наиболее красочные колористические эффекты? Выяснение этого вопроса я отложила на будущее и вернулась домой.

И только здесь развила бурную деятельность. Первым делом помчалась в бразильское посольство, где встретилась с атташе по культуре, который говорил по-французски. Испытанный метод не подвел – я объяснила, что меня интересует все, начиная с основного, то есть с территории. Атташе – маленький, черный, весь округлый и очень гладкий – выслушал меня с интересом и заявил:

– Ага, значит, вас интересуют окрестности Паранагуа!

– Да что вы говорите? – несказанно удивилась я. В тот момент я даже не знала, где находится эта Паранагуа.

Атташе оживлялся все больше, а под конец даже расчувствовался: Бразилия – страна большая, редко кто знает ее всю, но он как раз в этих местах родился и воспитывался, а посему в состоянии удовлетворить мое любопытство. Моих выдумок он не только не опроверг, а напротив, дополнил их. Подарил мне проспекты, фотографии, многочисленные картинки, которые привели меня в полное замешательство. По его словам и по картинкам, правая сторона Бразилии, то есть атлантическое побережье, выглядит совершенно так, как я себе напридумывала. Даже залив существовал, а на берегу поселение, если не целый город, – Антонина. Одно лишь не пришло мне самой в голову – железнодорожная линия на опорах, петляющая по горам. И я позволила себе описать ее по изображению на открытке.

Итак, пока что все шло как по маслу, и я продолжила изыскания. Как раз в ту пору состоялась Познанская ярмарка. Я договорилась встретиться с этим знакомым бразильцем – павильон на ярмарке располагал огромным иллюстративным материалом, не то что посольство. Поехала я с Ежи, моим старшим сыном. Материалы получила, подарили мне кофе, а вот зеленый унитаз выцыганить не удалось, хоть я и предлагала заплатить за него.

Отправились мы с сыном в обратный путь. План города я, как всегда, забыла, а в Познани на машине проехать нелегко. Часть улиц с односторонним движением пришлось преодолевать задним ходом. Мы запутались во всевозможных запретных знаках, сын рассердился и начал меня инструктировать по маленькой карте в автомобильном атласе.

– Сейчас направо, – решительно указывал он. – Правильно. Теперь налево. А дальше дуй прямо, ни куда не сворачивай!

Я и поехала прямо, и вдруг передо мной распростерлась пойма Варты.

– Ты уверен, что прямо и не сворачивая? – за сомневалась я.

Ребенок поднял глаза от карты и изменил решение. Через несколько часов, несмотря ни на что и вопреки всем препятствиям, нам удалось выбраться из города.

По возвращении в Варшаву я тотчас же полетела к Збышеку Краснодембскому, капитану дальнего плавания, другу Алиции и моему коллеге. Збышек интересовался яхтами, знал предмет досконально, и все-таки я, сдается, увлекла его своей идеей. Через четыре часа разговоров он тоже начал измерять бензин ваннами. Возможно, эта привычка осталась у него и по сей день.

Сразу же после Збышека удалось задействовать моего младшего сына Роберта. Пневматическая пушка – его собственное изобретение. Подобная яхта без пушки, по его мнению, вообще невозможна. Роберт сделал даже весьма приличные технические чертежи – эскиз и вертикальную проекцию.

О том, что замки на Луаре построены на известняке, я знала давно. Известняк гигроскопичен, свойства его мне прекрасно известны благодаря моей недавно оставленной профессии. Выбрать местом действия Шомон я решила лишь из-за полуразрушенной стены вокруг замка. Во всяком случае, тогда она была полуразрушена. Сейчас, возможно, ее восстановили. По некой загадочной причине я была убеждена: существует пояс экваториальных спокойных широт, а весной ветры над Атлантическим океаном дуют направо. Не исключено, что школьная география, влетая в одно ухо и вылетая в другое, по пути успела оставить в моей голове кое-какие следы.

Все эти проверенные сведения вовсе не помешали Алиции гневно обрушиться на меня по телефону.

– Идиотка, – изничтожала она меня. – Крючком ковырять! Ну и что с того, что известняк впитывает воду, дура ты этакая! Крючок, надо же до такого додуматься!

Вскоре она, однако, позвонила снова и взяла свои слова обратно: оказывается, в датской прессе появилась статья про какого-то типа, прорывшего ход из подземелья радиоантенной. А в Дании печатному слову верят.

– Твой крючок, – покаялась она, – все-таки попрочнее. Все упреки снимаю.

Крючок этот у меня цел и по сию пору. Пластиковый. Шарф из белого акрила я и в самом деле вязала для себя, а Иоанна-Анита в самом деле пыталась перевести на датский «Крокодила из страны Шарлотты». К этой основе добавилась куча всяких неурядиц. Боже мой, ну почему всегда все случается разом? Или ничего, или сразу полная галиматья!

Иоанна-Анита родила Яся. Генрих, ее муж, ошалел от счастья – он спал и видел дождаться потомка. Рожала она в фантастически комфортабельных условиях, каковые жертвам нашего тогдашнего строя представлялись просто нереальными. Все больничные услуги даром, у каждой постели кнопки и клавиши, из стены выдвигается столик для еды, играет приятная музыка, стаканчик с питьем сам прыгает в руки, сиделка всегда с улыбкой на устах Вот бы подобную роскошь нашей медицине!.. Вернулась домой – не медицина, конечно, а Иоанна-Анита – и сразу взялась за работу, об уходе за младенцами понятия не имея.

Из-за перевода я частенько наведывалась к ней.

– Слушай, он орет по ночам, – пожаловалась огорченная мать. – Сухой, накормленный, может, ты знаешь, чего ему надо?

Я посмотрела на ребенка – тоже не Бог весть какая опытная нянька, но, в конце концов, своих двоих вырастила.

– По-моему, он пить хочет.

– Как пить, ведь молоко...

– Молоко – это питание, – решительно прервала я. – У вас воздух сухой! Батареи вон как жарят! Ребенок должен получать питье. Лучше всего слабенький отвар ромашки и чуть-чуть сахарку.

Иоанна-Анита, сперва засомневавшись, потребовала поклясться, что мои оба пили ромашку, и побежала на кухню заваривать траву. Со стаканом вернулась наверх, но не успела она напоить Яся, как Генрих ударился в истерику. Продемонстрировав темперамент, чуждый скандинавам, особенно датчанам, он учинил скандал прямо-таки корсиканский. Мы намереваемся отравить ребенка, орал Генрих, только через его труп, он не допустит, немедленно вызвать врача!!! Дабы успокоить мужа, Иоанна-Анита сама выпила весь стакан ромашки, но не убедила. Вызвали врача.

На следующий день Генрих на всех доступных ему языках с покаянным видом просил у меня прощения: пришел врач и велел давать ребенку отвар ромашки. Потом из Польши приехала Стася, пестовавшая Иоанну-Аниту в детские годы, занялась Ясем, и все проблемы кончились.

Из перевода «Крокодила» ничего не вышло, датский язык оказался не столь податливым, как хотелось бы. А «Покойник», чтоб уж покончить с ним одним махом, имел весьма пикантное продолжение.

Года через два после выхода книги Люцина с огромным удовлетворением сообщила: из Бразилии приехал какой-то знакомый и примчался к ней в восхищении, смешанном с ужасом.

– Вот это да! – воскликнул он. – Ну и храбрая эта твоя племянница!

Люцина тут же заинтересовалась. Знакомый объяснил подробнее. Он был в тех краях и все видел.