Жорж Сименон - Новые парижские тайны

Жорж Сименон

Новые парижские тайны

Верю в человека

Творчество многих больших писателей часто открывается читателям далеко не сразу, лишь постепенно, как бы поворачиваясь к ним разными своими сторонами. Мы обнаруживаем все новые грани доверенного нам литературного наследия, заново оценивая его значение и смысл. Нечто подобное происходит и с творчеством Жоржа Сименона: сперва зачитывались его романами о полицейском комиссаре Мегрэ, затем — романами социально-психологическими, из которых многое узнали о жизни и «самочувствии» «маленького» человека современного Запада, позже познакомились с автобиографическими книгами и воспоминаниями писателя, позволившими проследить главные моменты жизненного пути человека неординарной судьбы.

Если в большинстве случаев такое последовательное знакомство способствовало более точному определению места писателя в современной ему литературе, то по отношению к Сименону эта постепенность сыграла отрицательную роль. Значительная часть нашей критики, воспитанная на устоявшихся клише развлекательной «детективной» литературы, не давая себе труда взглянуть на творчество Сименона в целом, упорно продолжает не замечать (или делать вид, что не замечает) всего, что в произведениях Сименона выходит за пределы устоявшихся жанровых рамок. Об этом сейчас, пожалуй, уже не стоило бы говорить, но каждый год приносит новые свидетельства завидного упрямства подобного рода критики.

Предлагаемый вниманию читателей сборник статей, выступлений, писем и интервью писателя, будем надеяться, поможет объективно оценить общественно-политические позиции и художественное творчество Сименона, которые надо исследовать теми же методами и с такой же серьезностью, как и творчество любого другого крупного писателя, а не по особым таинственным законам, установленным теоретиками детективного жанра.

Прежде всего, вероятно, нужно твердо усвоить одну весьма банальную истину: созданное Сименоном не есть сумма нескольких увлекательных произведений о совершаемых в мире преступлениях и о том, как борется с ними полиция в лице комиссара Мегрэ или американских служителей закона, произведений, составленных из большого числа раз и навсегда изготовленных стандартных блоков, которые писателю остается лишь менять местами. Творчество Сименона, как и творчество любого другого большого писателя, развивалось, изменялось, захватывало в свою орбиту все новые пласты жизни; менялось и отношение самого писателя как к своим многочисленным героям, так и к жизни в целом. Сименон — художник органически, изначально самокритичный, требовательный к себе, в чем-то сомневающийся, что-то пытающийся утвердить. Что именно — об этом пусть судят читатели, закрыв последнюю страницу этой книги.

С легкой руки некоторых западных критиков Сименона старались представить то в виде некой «птички божьей», бездумно творящей одна за другой сотни книг, то в виде умелого дельца, литературного босса, за которого в поте лица своего трудятся нанятые им «негры». Удивительнее всего то, что в том или ином виде вымыслы эти в разных вариантах появлялись и на страницах нашей печати. Находились бойкие критики, которые усердно занимались скрупулезным подсчетом всего, что было создано писателем почти за семьдесят лет его деятельности, и с деланным изумлением воздевали руки к небу. Сам Сименон о подобных любителях статистики справедливо говорил, что они «скверно знают историю литературы».

Задача сборника «Новые парижские тайны» отчасти и заключается в том, чтобы развеять вздорные легенды, отмести сплетни и слухи, которыми охотно питается нетребовательная критика, показать сложный путь писателя, познавшего победы и поражения, в чьем творчестве были и промахи и ошибки, но и — главное — постоянное настойчивое движение вперед.

В отборе произведений для настоящей книги составители руководствовались желанием не упрощать, не выпрямлять, не приукрашивать творческий облик писателя.

Нужно ли повторять знакомые по многим другим источникам сведения о ранних годах жизни Сименона? Подчеркнем лишь те обстоятельства, которые имеют отношение к менее известным сторонам его творчества, в частности журналистской.

Уже в Льеже, где Сименон родился в 1903 году в небогатой семье служащего страховой компании, он семнадцатилетним юношей поступил в качестве репортера в «Льежскую газету», где вел рубрику «местные происшествия». Особыми достоинствами его статьи и заметки не отличались. Местным жителям они могли быть интересны описываемыми в них драматическими событиями городской жизни, своим «сюжетом» (вот, оказывается, как бывает на свете!), нам же они любопытны тем, что уже в них был тот «жизненный» материал, от которого отталкивался будущий публицист, популярный журналист Жорж Сименон. Газетная рубрика, самая ординарная, для пытливого юноши становилась источником целого романа: в ней речь шла о подлинных судьбах живых, настоящих людей. Газета вводила Сименона за кулисы жизни: «Здесь, в этом тяжелом запахе свинца и типографской краски, — вспоминал он, — конденсировалась вся жизнь города», «машина заглатывала все житейское, все человеческое».

Работа в газете была одной из первых ступенек к писательскому мастерству. Но она рождала и некоторые иллюзии, мысль о некой особой власти, которой, оказывается, наделен журналист. Сименон долго не расстанется с мыслью о том, чтобы стать «выпрямителем чужих судеб». Такой почти божественной властью он хотел было наделить главного своего героя, комиссара Мегрэ. Оба они — и автор и его герой — потерпели крах, но до понимания этого еще предстояло пройти большой путь. От юношеской мечты осталось лишь желание составить когда-нибудь нечто вроде словаря или «энциклопедии человеческих судеб», отчасти реализованное в лучших романах Сименона.

Свою журналистскую деятельность Сименон продолжал в Париже, куда полный надежд, но с пустыми карманами он перебрался в 1922 году.

Новый этап — многочисленные «народные» (попросту говоря — развлекательные) повести и романы. Будучи человеком, трезво оценивающим свои сочинения, Сименон, вероятно, мог бы, подобно молодому Бальзаку, назвать эту свою раннюю продукцию «литературным свинством», но ведь и она была очередной ступенькой наверх; подняться на нее ему помогали и книги великих мастеров слова, давно оставивших этот мир, и советы здравствовавших тогда старших коллег по перу вроде знаменитой, талантливой Колетт.

За «народной» продукцией последовали первые романы цикла Мегрэ, в которых писатель опирался уже на свой собственный жизненный опыт, накопленные за годы журналистской работы наблюдения, а не на беззастенчиво почерпнутые из энциклопедических словарей и справочников сведения: не один год, блистая заимствованной эрудицией, уснащал ими Сименон свои тогдашние труды.

Романы о Мегрэ не только упрочили славу молодого писателя, но и обнаружили многие своеобразные черты его художественного метода. Уже в них, соблюдая некоторые каноны «классического» детектива, Сименон заявил о своем глубоком интересе к человеку, к его психологии, к тем сложным отношениям, в которые люди вступают друг с другом в современном обществе. Социально-психологические романы Сименона в 30-е годы привлекли к себе внимание таких крупных мастеров того времени, как Франсуа Мориак, Жан Кассу, Роже Мартен дю Гар, Жорж Бернанос. Особые отношения установились у Сименона с признанным мэтром литературы, идейным вдохновителем большой части западноевропейской молодежи Андре Жидом. Но вот что примечательно: как показывают письма и отзывы Жида, его многочисленные пометки на полях романов его младшего собрата по перу, маститый писатель увидел в произведениях Сименона загадку, разгадать которую он пытался во время своих продолжительных бесед с ним. В самом деле, непонятным для Жида было все — и неожиданный для начинающего романиста огромный запас жизненных наблюдений, и свобода от современной литературной моды, и точная, чрезвычайно емкая проза, и — главное — в чем-то непривычное для французской литературы отношение к человеку, как будто совершенно простому, ординарному и вместе с тем обладающему внутренней глубиной. Говорить о каком-нибудь бродяге, полуграмотном крестьянине, служанке или уличной женщине, так, как говорил Сименон, в это время не умел никто.

Наиболее проницательные современники писателя «загадку» Сименона решали однозначно: тем новым, что он внес во французскую литературу, он был обязан могучему влиянию литературы русской. Об этом поздние исследователи творчества Сименона писали не раз. Много раз о том, какую роль в его становлении сыграла литература России, писал и сам Сименон. С юных лет он был захвачен произведениями Пушкина, Достоевского, Толстого, Чехова, Гоголя, но особенное воздействие на его подход к изображению человека, на его отношение к миру простых людей оказал Гоголь. Нас не должно удивлять то странное на первый взгляд сближение, которое позже будет делать Сименон, сравнивая Гоголя с другим великим писателем, принадлежащим другой стране и другой эпохе, — Фолкнером. И тот, и другой, с его точки зрения, создали свои неповторимые миры, населенные настоящими, живыми людьми. Гоголь не только помог ему увидеть «маленького», рядового человека; он придал этому человеку героическое звучание и заставил полюбить его. Настойчиво возвращаясь то к «Шинели», то к «Мертвым душам», Сименон подчеркивал в них органическое сочетание комического и трагического, до которого до сих пор «поднимался только Шекспир».