Алексей Воротников - О правдистах – искренне…

О правдистах – искренне…

Алексей Александрович Воротников

© Алексей Александрович Воротников, 2017

ISBN 978-5-4483-6322-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I. Вспоминая коллег

Печерский Николай Павлович

Он был собкором «Правды» по Черноземью. Широкий в плечах, грузноватый, ходил как моряк, вразвалку, хотя на флоте не служил. Седеющая голова, кустистые, выжженные на солнце брови прикрывали хитрющие внимательные серые глаза. Я его мало знал. Наверное потому, что он не часто заходил в редакцию нашей воронежской «Коммуны», ну, а если заходил, то вокруг него сразу же собиралась довольно большая толпа моих коллег. Несколько раз и мне пришлось быть на этих посиделках. Надо отдать ему должное – рассказчик он от Бога. Знал уйму всяких историй, видимо потому что много ездил по стране, был полпредом «Правды» в разных ее регионах, сопровождал Никиту Хрущева в поездках по Средней Азии. Запомнились из того цикла две его крохотные устные миниатюрки. Хрущев прибыл в Узбекистан. Его радушно встречал первый секретарь ЦК республики Шараф Рашидов. Обнялись, расцеловались. И Рашидов как хлебосольный хозяин предложил высокому московскому гостю программу на завтрашний день:

С утра, дорогой Никита Сергеевич, едем в колхоз имени Хрущева, а после обеда в совхоз вашего имени. Не возражаете?

Хрущев, – сказал Николай Павлович, – как-то быстро насупился, посерьезнел и отвечает Рашидову:

Слушай, Шараф, не надо называть колхозы, совхозы и другие предприятия моим именем. Как-то неудобно. А то скажут – боролся с культом Сталина и сам возрождает этот культ. Вот умру, тогда, пожалуйста, присваивайте мою фамилию там, где вы считаете нужным.

Рашидов развел руками и по-восточному хитро улыбнулся:

Это не моя прихоть, дорогой Никита Сергеевич, этого народ требует. Я выполняю только его волю.

И второй эпизод, сочно рассказанный Печерским. Рашидов, наметив маршрут передвижения Хрущева по республике, решил его удивить. Когда высокий гость будет проезжать по степи, навстречу ему вытянется колонна машин со строительными материалами: цементом, лесом, песком, квартирными блоками. И он, Шараф Рашидов, скажет первому лицу в СССР, вот, дескать, как под вашим мудром руководством оживают степи, сооружение жилья идет полным ходом.

Так задумал льстивый восточный хозяин. Но Всевышний покарал шельму. Кортеж с Хрущевым где-то задержался и строительной колонне дали отбой: отдохните, мужики, несколько часов. А мужики и рады: заглушили моторы, кто-то достал домашнюю еду, перекусывает, кто-то полез под машину спрятаться от раскаленного солнца, а кто-то стал дремать в кабине самосвалов. А когда Хрущев показался на горизонте и водителям колонны приказали срочно заводить моторы, то не у всех это получилось: кто-то завел, а кто-то нет. Колонна автомобилистов стала представлять жалкое зрелище.

Хрущев сразу же заметил и спросил у Рашидова:

Шараф, что там такое?

Строительные материалы везут. Степь оживает, Никита Сергеевич. Но, видимо, у кого-то поломка произошла. Вот и расстроилась автоколонна.

Хрущев вздохнул:

Хотел очки втереть?

Рашидов покраснел.

Все это Печерский рассказывал с упоением, в лицах, а глаза хитро блестели.

В Воронеже Николая Павловича боялись, как огня. Стоило ему появиться в обкоме партии, как во всех отделах перешептывались: «Корреспондент „Правды“ что-то замышляет. Лучше с ним не встречаться». Но встречаться чиновникам с журналистом все-таки приходилось, и потом об этом можно было прочитать в «Правде».

Николай Павлович любил писать острые разоблачительные статьи, фельетоны, сатирические зарисовки. И одновременно с упоением писал повести и рассказы для детей. Удивительно талантливый человек. К тому же добрый, щедрый, веселый. Общение с ним надолго оставалось в памяти.

И хотя я ним встречался крайне редко, но именно Николай Павлович сосватал меня в «Правду». Что послужило ему толчком для этого – не знаю. Может быть обратил внимание на то, что я довольно часто печатался в «Коммуне».

К тому времени я решил всерьез заняться еще и наукой. Начал собирать материалы для кандидатской диссертации по современной истории Центрального Черноземья. Поехал в Тамбов в местный архив. Проходит несколько дней и вдруг мне звонок из Воронежа. На проводе неожиданно для меня Печерский. В голове тревожная мысль: что-то, наверное, плохое произошло в моей семье.

Здравствуйте, Николай Павлович! Что-то у меня дома неладное?

Нет, Алеша, дома у тебя, слава Богу, все в порядке. Ты зачем приехал в Тамбов?

Собираю материалы для кандидатской диссертации.

Хочешь стать ученым?

Не знаю еще, как получится.

Пока приостанови свои научные поиски, возвращайся в Воронеж. Я тебя рекомендовал в «Правду», поедешь в Москву на смотрины.

Я онемел, во рту все пересохло.

Николай Павлович, но вы же меня совсем не знаете.

Что-то знал, кое-что коммуновцы о тебе рассказали. Так что поезжай в столицу.

Для меня это была полная неожиданность. Хотя годом раньше мне предлагали работу собкором редакции двух газет – «Сельской жизни» и «Известий». Я отказался. В «Сельскую жизнь» не захотел потому что был сыт по горло деревенской тематикой, мечтал попробовать себя в других отраслях. «Известия» для этого подходили как нельзя лучше, тем более у них освободилось место в корпункте Нижнего Новгорода. Меня вызвали в редакцию «Известий» и я три дня знакомился с ее сотрудниками. Они мне показались несколько надменными и даже высокомерными. Разговаривали со мной нехотя, точно по принуждению. И я себе сказал: здесь я точно никогда работать не буду.

И вот теперь «Правда». Для меня это заоблачная высота. Авторитет ее в стране был огромный. Люди, работающие там, мне показались небожителями. Уверен: любой журналист мечтал попасть в такой коллектив.

Когда я сказал своему редактору Владимиру Яковлевичу, что меня приглашают в «Правду», чтобы познакомиться, он ответил:

Я знаю. Мне об этом говорил Печерский. Что же, Алеша, я желаю тебе удачи. Трудиться в «Правде» великая честь.

Если возьмут.

А не возьмут, возвращайся назад, мне приятно с тобой работать.

У домашних особой радости тоже не было, что я отправлялся в Москву. Им не хотелось покидать Воронеж, где у нас было много друзей, знакомых, с которыми великолепно проводили свободное время. Когда собрал маленький чемоданчик и вышел к троллейбусной остановке, которая была рядом с моим домом, неожиданно подумал: «Может, зря я еду? Тут у меня все отлажено, хорошая работа, меня все уважают. А что будет там неизвестно». И тут же себя одернул: «Меня приглашают в „Правду“. Какие могут быть сомнения?». И я на радостях отправился на вокзал.

Самое интересное, что меня поразило, когда я прибыл в редакцию первой газеты страны – это отношение к новому, неизвестному человеку. После традиционного вопроса «Как доехали?» последовало «Давно в Москве не были?». И когда я ответил, что да, давно, мне тут же предложили зайти в бухгалтерию, взять денег и поближе познакомиться со столицей. Я так и поступил. На целую неделю я превратился в беззаботного туриста. Побывал в «Третьяковке», в двух театрах – Малом и Вахтанговском, на ВДНХ, в цирке, в историческом музее. Впечатлений много и я, как бы пресытившись ими, неожиданно подумал: что-то редакция молчит, не забыли ли они обо мне? Решил о себе напомнить. Заведующий корреспондентской сетью Евгений Дмитриевич Киселев по отечески спросил:

Отдохнул? Будет, что вспомнить.

Это точно.

Приходи завтра, с тобой будут знакомиться редакторы отделов.

Несколько дней Евгений Дмитриевич водил меня по отделам редакции, начиная с партийного и кончая информацией. Правдисты – люди опытные, мудрые, дотошно расспрашивали обо всем: на какие темы люблю писать, что меня волнует, какие проблемы есть в сельском хозяйстве, в промышленности, в науке и как их надо бы решать. Старался отвечать подробно, но искренне. Будто побывал на исповеди.

Домой приехал и сразу же позвонил Николаю Павловичу. Обо всем ему подробно рассказал. Выслушав меня, он заметил:

Я звонил в редакцию, ты произвел хорошее впечатление. Теперь жди вызова в ЦК партии, там утверждают нашего брата – собственных корреспондентов «Правды».

На следующий день явился в «Коммуну», зашел к Евтушенко.

Ну рассказывай, Алеша, как съездил?

Пришлось повторить то, что говорил Печерскому.

Если тебя заберут в «Правду», – сказал он, – а к этому, видимо, все идет, честно говоря, не хотелось бы с тобой расставаться.

Лестно было слышать такие слова. Для меня самого «Коммуна» стала родным, дорогим домом. Люди здесь подобрались творческие, интересные. И мне было уютно, комфортно с ними…

Став в январе 1969 года собственным корреспондентом «Правды», я неожиданно для себя понял насколько круто изменилась моя жизнь. В «Коммуне» я был с коллективом, где можно было обсудить различные новости, рассказать какую-нибудь байку или анекдот, над чем-то подшутить, отметить, наконец, чей-то день рождения, или просто попить кофе, чай. И все это в кругу коллег. А в Саратове я оказался в одиночестве. Семью из Воронежа еще не перевез и была такая тоска, что места себе не находил. Понял: спасение в работе. Я стал много ездить по районам двух областей – Саратовской и Пензенской. Писал репортажи и корреспонденции, статьи фельетоны. И очень часто звонил Николаю Павловичу, спрашивал у него совета, делился своими планами. Он был доброжелателен, тактичен. Если делал замечания по какому-либо материалу, уже опубликованному в «Правде», то старался меня не огорчить, не обидеть. Удивительный человек.