Иван Аксаков - Цивилизация и христианский идеал

Иван Сергеевич Аксаков

Цивилизация и христианский идеал

Хотя многие из наших газет имеют притязание быть «органами общественного мнения» (а не личными органами редакторов или же отдельных кружков), было бы однако же, иной раз, величайшим для общества оскорблением признавать их выражением общественной мысли. В какую ошибку впал бы, например, иностранец, который бы вздумал, в течение последних двух-трех лет, по вопросам, касающимся нашего национального достоинства или существеннейших интересов внутренней политической жизни, выводить заключение о воззрениях и чувствах нашей страны – из статей так называемой «либеральной», а подчас и так называемой «консервативной» русской печати! Конечно, каждая газета представляет собою известную группу единомышленников (хотя, впрочем, нисколько не соответствующую числу подписчиков), но все-таки суд газетный и суд общественный – в настоящем, серьезном смысле слова, – это совсем не одно и то же. Правда, первый – скор и гласен; второй же почти всегда безмолвствует. Тем не менее он существует, хотя и слагается медленно. Его-то, этот суд почти незримый и неощутимый, и должен всегда иметь в виду добросовестный русский публицист, не смущаясь газетными толками. Нельзя однако же отрицать, что клеветы, передержки и лживые толкования, особенно газет сильно распространенных, способны в значительной мере затруднить внутренний процесс общественного суда и задержать надолго окончательный перевес истины. Вот почему, для облегчения этого процесса, мы признаем неизлишним, время от времени, как ни скучна эта работа, пускаться если не в полемику, то в разоблачение тумана напускаемого нашими противниками на высказанные нами в печати мнения.

В передовой статье 6-го номера «Руси», как известно нашим читателям, мы по поводу разных новейших проявлений анархизма и революционного социализма, пытались разрешить себе следующий вопрос:

Совершаются убийства, поджоги, отравления, – словом, чудовищные злодейства, вынуждающие правительства не только нашей «абсолютной монархии», но и конституционных, даже республиканских стран, принимать чрезвычайные меры охранения, даже с стеснением частной свободы граждан. Случайные ли это преступления? Индивидуальные ли, – такие ли, которые всегда неразлучны с человеческим общежитием (потому что в семье ведь не без урода, и рядом с добрыми имеются постоянно и злые, и развращенные)? Такие ли это обычные злодеяния, которые легко объясняются невежеством, недостатком цивилизации, грубостью нравов и которым, стало быть, лучшим противодействием могло бы служить заведение школ, или образование? Такие ли, которых причина – нравственный «аффект», вследствие личной мести, гнева, раздражения, – или же корыстные побуждения? Ничуть не бывало. Эти преступления не случайные, а возведенные в целую систему; не индивидуальные, а общие, то есть замышленные целыми общественными группами, и хотя, конечно, приводимые в исполнение отдельными лицами, но не под влиянием личного нравственного «аффекта», не вследствие личных отношений преступников к жертвам преступного действия, не из личной мести, гнева или корысти, а вследствие какого-то отвлеченного принципа и в силу общепринятого обдуманного решения. Еще менее, наконец, эти деяния, запечатленные характером дикости и зверства, могут быть объяснены слабым развитием цивилизации или таким невежеством, которому противоядием могло бы служить умножение начальных училищ: преступники, оказывается, не только прошли все чрез элементарную школу, но большей частью стоят даже на верхних ступенях образования. Они – и ораторы, и писатели; есть и ученые между ними; они обладают всеми так называемыми «последними словами науки»; они имеют основательные технические знания; они применяют к своим преступным действиям все новейшие открытия в области химии и других естественных наук.

Невольно возникает недоумение: каким же образом в наш «просвещенный век», столь гордый своими гуманными стремлениями и своей цивилизацией, дети цивилизации не только творят систематически, рассудительно, но и проповедуют дела – поистине достойные даже не варваров, а одичавших и озверившихся или оскотинившихся людей? Проповедуют притом не на площадях в горячке бунта, пред разъяренной толпой, а на митингах, в заседаниях своих вольных «парламентов», в книгах и газетах, стало быть, во всей обстановке цивилизации! И мало того – вопрос еще более усложняется – творят и проповедуют поджоги, отравления, убийства, динамитные взрывы кораблей, храмов, железных поездов (причем гибнут люди ни в чем не повинные), во имя гуманности или любви к человечеству, свободы и разных, по-видимому, возвышенных, идеалов равенства и справедливости!!

Кажется, это вопрос серьезный, и над решением его стоит задуматься. Он, конечно, не нов для общественного сознания, смутно носится пред каждым способным ужасаться совершающихся чудовищных явлений… Но точную логическую постановку его едва ли можно признать излишнею, – особенно ввиду разнообразия и неопределенности большей части ответов. Так, до сих пор известная часть нашей печати, более или менее порицая подвиги анархистов и крайних революционеров, продолжает указывать России на «цивилизацию» как на единственную подательницу благ, «целительницу „всех социальных зол“» (sic) и воспитательницу общественных и частных нравов. Между тем сама постановка вышеупомянутого вопроса (сделанная нами, думаем, вполне правильно) приводит необходимо к заключению, что если законные детища современной цивилизации, во всеоружии знания и культуры, творят и исповедуют насилие, тиранию, злодейство в самом гнусном его образе, хотя и с учеными приемами, – значит, во-первых, что цивилизация и знание сами по себе не застраховывают человечество от одичания и зверства и, во-вторых, что в современной цивилизации есть какой-либо органический порок, способствующий ложному направлению человеческой мысли и воли. Мы в нашей статье так и отвечаем на поставленный нами вопрос. Не в науке самой по себе и не в цивилизации зло, говорим мы, а в гордом самомнении науки и цивилизации, будто они вполне довлеют человечеству и призваны упразднить и восполнить собою веру в Бога и в божественный нравственный закон; зло в отрицании того высшего духовного, сверхчеловеческого начала, которым святится человек, – в поклонении обезбоженному и обездушенному человеческому разуму.

Замыкая себя в пределы жизни земной, конечной, в ней одной полагая задачу и цель, отрицая бытие вечной, надземной, абсолютной правды и всякую свою пред нею ответственность, освобождая себя от всякого внутреннего нравственного обязательства и в то же время отметая самую совесть как предрассудок, человек подрывает в себе самую основу тех идеалов, тех нравственных понятий, которые вмещает умом и которыми хвалится цивилизация. Признавая законность и право только одних побуждений, разнуздывая свою личность и низводя ее ниже чем на степень животного (ибо животное все же обуздано в своей свободе пределами природного инстинкта), он неминуемо, логически, впадает в грубое, чудовищное противоречие с теми самыми началами, которые гордо выставляет на своем революционном знамени! Так как всем этим началам недостает освящения в высшем нравственном непреложном начале, – того освящения, которое было бы признано личным чувством и самою совестью человеческой, то в окончательном результате и выходит безнравственность, и «вместо равенства – попрание святейших прав человеческой личности, вместо справедливости – злая неправда». Одним словом – говорилось в нашей статье – отрицание веры в обязательный, сверхчеловеческий, божественный нравственный закон, в конце концов, делает тщетною и науку, и культуру, и цивилизацию в смысле общечеловеческого благоустроения и, напротив того, приводит всякое общество, как бы оно, по-видимому, цивилизованно ни было, к разврату, одичанию и гибели. Тем неминуемее такой исход, когда сама наука и цивилизация гордо провозглашают это отрицание как необходимую принадлежность высшего развития, как свой обязательный догмат. Тогда и становится возможным то зрелище, которое и теперь местами представляет современность, именно что «просвещение» (если под ним разумеется только «образование») не дает света, а «наводит зловещую тьму»; «знание» (претендующее на всеведение) «обращается в невежество»; «ум» (полагающийся на собственные свои силы) «в глупость».

Вот вкратце сущность статьи в 6-м номере «Руси». Как же она была понята нашими «ценителями и судьями», или газетными критиками? Две петербургские газеты занялись ею довольно обстоятельно. Из них «С.-Петербургские Ведомости» провозгласили, что мы передались «на сторону революционеров» и поклонились, по нашему обыкновению, «силе», – но об этом несмысленном лепете мы уже отозвались в 7-м номере «Руси». Другая газета – «Новости», сосредоточивающая теперь в себе, по-видимому с прекращением «Голоса», все силы своего лагеря, – «Новости» посвятили нашему «походу против науки, образования, прогресса, цивилизации» две статьи, причем содержание статьи «Руси» передано, как водится, в извращенном виде. Но дело не в этом, а в самом profession de foi газеты. Она выступила, по собственным ее словам, «в защиту того, что уважается всем человечеством как источник света, разума, высших идеалов и общего блага… в защиту самой цивилизации»… Итак – цивилизация есть источник разума! Есть ли тут какой смысл? Что было прежде в мире: разум или цивилизация? По мнению г. Нотовича выходит, что сначала была цивилизация, а потом она источила из себя разум. Но дальше: та же цивилизация называется источником высших идеалов… Высшим идеалом, или по крайней мере одним из высших, по всеобщему признанию даже атеистов, отвергающих христианскую догматику, почитается обыкновенно нравственный идеал христианский… Был ли он продуктом «цивилизации»? В дохристианском мире высшею цивилизациею была, бесспорно, римская, но решится ли г. Нотович утверждать, что римская цивилизация породила Христово учение? К «цивилизованным» ли людям относит г. Нотович галилейских рыбарей – Апостолов… Она же, цивилизация, называется «источником общего блага»… Но понятие об «общем благе» слишком относительно и неопределенно. Золотой век, по мифическим сказаниям, позади нас, а не впереди; да и на ступени так называемого патриархального быта люди, по всей вероятности, признавали себя более счастливыми, чем на дальнейшем пути своей исторической жизни…