Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6481 ( № 39 2014)

Стихи как средство от уныния

Фото: ИТАР-ТАСС

Есть такие поэты, литературное существование которых в стране делает жизнь увлекательнее и светлее. О них не вспоминают ежесекундно, их не перечитывают каждый день, до них не всякий раз возможно дотянуться, но без них - пустота и бессмыслица. Новелла Матвеева – одна из них. В дни её юбилея понимаешь, что её возраст, по сути, неизмеряем годами. Он равен чистоте всего, что выходит из-под её пера, всего, что поёт нам её голос. Чистота творчества Новеллы Матвеевой – невинна, как только что родившийся младенец, и мудра, как древнейшие письмена. Её художественная правда не подлежит пересмотру, а слова и ритмы имеют защитный код от потери духовной актуальности.

Каждый день её жизни – это оправдание эпохи, которую, без сомнения, когда-нибудь кто-нибудь назовёт её именем. Даже если это будет всего лишь один уцелевший романтик, сохранивший томик её стихов как пособие по тому, как противостоять злу и невежеству мыслью, словом и неповторимыми образами.

Она ворвалась в литературу в период, который потом назвали оттепелью. Но для неё оттепель семантически не окрашивалась в политические тона. Главным был звук капели, пробуждающий любовь. Её голос звенел без показного пафоса, но был наполнен такими неповторимыми тонами, что даже заткнувший уши не мог его не услышать. Она – один из первых советских бардов. Но эстрада для неё стала лишь возможностью донести до слушателей то, что она хотела сказать миру, а не средством для удовлетворения тщеславия. Она не играла ни в какие игры. И потому в литературе у неё не находилось ни врагов, ни оппонентов. Благородство и правдивость её творческой интонации вкупе с высочайшим мастерством заставляли склонять перед ней головы и колени.

Поэзия Новеллы Матвеевой, несмотря на свою кристальную ясность, – явление сложное и многогранное и, пожалуй, не до конца исследованное. Константой её мироощущения с самых первых опусов стало органическое неприятие фальши вкупе с благородной женственностью. Кто-то скажет: мол, у кого же этого нет. Каждый достойный поэт не приемлет фальши! А почти каждая женщина, пишущая стихи, собирает лирическое "я" своей героини по крупицам алмазной нежности! И это, в общем, верно. Но говоря о Новелле Матвеевой, ступая на её гостеприимную литературную территорию, скоро осознаёшь, что для неё подлинность и божественное женское начало, проявленные на страницах её книг, – не традиционная культурологическая необходимость, а естественное состояние. Причём состояние столь перманентное, что его удаётся пронести от ранних грёз до умудрённой зрелости. В каждом её литературном и человеческом жесте сквозят моцартианская мера вкуса и уверенность в том, что тонкость всегда сильнее грубости и материального расчёта. Её поддерживали и опекали многие маститые литераторы, но она всегда сохраняла такую верную от них дистанцию, что никому не пришло бы в голову назвать её чьей-то протеже. Её стихи и песни проступали изысканным рисунком по всей карте СССР, загораясь яркими огнями читательской преданности. И, пожалуй, она единственный из бардов, про кого не повернётся язык сказать, что за музыкой не так заметна бедность слога. Всё наоборот. У Матвеевой поэзия первична, а мелодия – только способ передачи, красивое резное крыльцо, ведущее во дворец.

Её творческий путь во временн[?]м пространстве представляет собой уходящее за горизонт цветущее поле. А по насыщенности и важности его можно сравнить со взятием дыхания певицы в итальянской опере. (Педагоги учат начинающих певцов дышать так, будто наслаждаешься ароматом розы). Евгений Евтушенко сравнивал Новеллу Матвееву с гриновской Ассолью, а её поэзию с кораблём под алыми парусами. Сравнение это справедливо, пожалуй, только для ранней Матвеевой, для периода её вхождения в литературу. Ассоль остаётся на страницах книги. А поэту предстоит держать паруса поднятыми при весьма ветреной жизненной погоде. Новелла Матвеева, несмотря на кажущуюся беззащитность, все бури своего времени выдержала стойко. Лирический хмель её стихов только настаивался, становясь всё благороднее и исключительнее.

Вот образчик её ранней лирики:

Луна за облаком. Она не ждёт визита.

Но серым пламенем изрытый небосвод

Сквозит гигантскими прожилками гранита,

Как будто стройка там беззвучная идёт.

Это написано в 1959 году. Когда многие советские поэты воспевали реальные стройки века, Новелла Матвеева видела совсем другие стройки, стройки мироздания, которые не разрушимы никакими катаклизмами, и видеть их способны только избранные. По этим строкам видно, что Матвеева вписывается в позитивные векторы той эпохи, причём именно в том тихом энтузиазме восторга от красоты мира, который из того исторического периода мы ценим больше всего. А вот строки из 70-х:

Море в расселины скал  понаставляло зеркал:

Овальных, шарообразных,  вспыхивающих, алмазных[?]

И наводит, наводит свои зеркала

На дорогу, что к берегу долго вела,

И на крабов своих несуразных.

Заметно, что архитектоника стихотворного стиля претерпела изменения. Эти перемены не вызваны попыткой уловить сиюминутные социальные тенденции. Они плод глубокой внутренней сосредоточенности, непрекращающихся актов самосовершенствования в поисках лучших слов, неуёмному внутреннему поиску. Наблюдается здесь и тяга к экзотике, но не поверхностно броской, а в рамках канонической почти новизны. Любопытно, что эти строки написаны в 70-е, в период так называемого застоя, который теперь в креативной среде принято считать этапом, когда в словесности внимания заслуживали только диссидентские опусы. Ан нет! Были, оказывается, и среди не диссидентов талантливые люди, занятые не разгадыванием ребуса властных прихотей, а служением русскому слову, скрепляющему, целительному, и в широком смысле государственному. Новелла Матвеева – яркий тому пример.

А вот какие строки подарила нам Новелла Матвеева в декабре 1992 года, когда Советский Союз совсем недавно прекратил своё существование:

Набрела на правильную строчку

(Как бывало иногда),

Но дала ей – в записи – отсрочку

И – опять забыла! Не беда:

Может статься, в странах неоткрытых

Всё равно найдётся место ей

Где-то там – среди людей забытых,

Дел забытых и забытых дней.

Сколько в них классицистского спокойствия. Когда за спиной у тебя сотни правдивых строк, волноваться не о чём, даже когда вокруг всё взрывается и рушится. Потому что после любого катаклизма строителями мироздания выступают творцы.

То, что Новелла Матвеева выросла в литературной семье, не создало ей преимущественного положения. Наоборот! Близкие всегда предъявляли к ней требования самые высокие, и потому она с самых первых шагов в литературе выжигала в себе малейшие ростки дилетантства и вторичности, понимая, что эти два явления, к которым подчас публика относится снисходительно, способны погубить любой талант. Её высочайшее энциклопедическое образование помогало ей легко вплетать в свою стихотворную ткань образы и имена выдающихся деятелей искусства, культовых поэтов разных стран и эпох, а иногда просто размышлять о них с такой убедительностью, что возникал эффект личного знакомства с великими тенями. Показательны в этом смысле стихотворения «Мой Бодлер», «Эдгар По»… Её литературные эксперименты создают неповторимую атмосферу мест, которые она описывает. И хочется скорее вернуться в них, даже если сам наяву никогда там не был.

Особо надо отметить её переводческую деятельность. Перевод для неё не профессия, не ремесло, а попытка проникнуть в другой образный мир, что называется, без зазоров, перевоплотиться в того, кого переводишь, и испытать огромную радость от того, что все поэты – это часть одной матрицы, мучительно разделённые на персоналии, чтобы когда-нибудь снова слиться воедино. В последние годы очень значима её работа по переводу сонетов Шекспира.

Творчество Новеллы Матвеевой – это лучшее средство от уныния. Читая Матвееву, понимаешь, что уныние – смертный грех, и если в мире есть поэзия такой красоты, то грустить точно не стоит.

Новые стихи Новеллы Матвеевой читайте здесь >>

Теги: Новелла Матвеева

Мемуары гения

Рихард Вагнер. Моя жизнь. В 2-х томах / Перевод с немецкого Г.А. Ефрона, В.М. Невежиной, А.Я. Островской; Том 1 - 464 с., том 2 – 576 с. – М.: Вече, 2014. – (Мемуары ACADEMIA). – 1000 экз.