Геннадий Пискарев - По острию лезвия. Нравственно-публицистический очерк

Геннадий Александрович Пискарёв

По острию лезвия

© Пискарёв Г.А., 2009

В начале было слово

А. Арсамаков (на снимке справа):

– Доисторический, библейский хаос остановило созидание.

Г. Пискарёв (на фото слева):

– Божественное созидание.

А. Арсамаков:

– Не на спекулятивных финансовых барышах расцветают и крепнут народы, а в поте лица добывая свой хлеб.

Г. Пискарёв:

– Нетрудовое злато-серебро ведёт к упадку промышленности и земледелия, обогащает неправедную верхушку и убивает народ.

Беспамятство живёт в народах,

Предавших вечные святыни.

Запутавшись в своих свободах,

Они останутся пустыми.

От автора

Говорят, что каждый нормальный человек способен написать хотя бы одну приличную книгу, если главным её героем сделает самого себя. Но настоящим художником становится он всё же только после следующей книги – книги о других.

Всю жизнь я творил свои произведения на основе судеб других людей. И не скажу, что было это для меня очень сложным мероприятием. Возможно, действовал я, как та незадачливая няня, которой следить за чужим ребёнком гораздо легче, чем за собственным. А может быть, писать о себе всё-таки не так-то и просто. Если, конечно, быть при этом предельно искренним.

Дорогой читатель (надеюсь, вдумчивый и добросердный), предлагаемая твоему вниманию книга – как раз и есть следствие осуществления этого смелого намерения. В некоторой, правда, степени. Ибо эта книга ещё и попытка разобраться в духовном состоянии очень близкого мне неординарного человека, как и я, выходца из гущи народной и волею судеб оказавшегося в стане современной элиты. В данном случае – финансовой.

Согерой книги – банкир. А, стало быть, как бы не воспринималась в обществе его профессиональная сущность, он является в полной мере героем нашего времени.

Некогда, осмысливая реалии происшедших в стране перемен, я публично высказывал идею создания серии книг об истории возникновения и развития значимых для новой России предприятий, в том числе и банков. Ничего особенного тут нет. Ещё Максим Горький, творчество которого после забвения в начале перестроечных лет вновь становится востребованным, осуществлял подобное на примере советских заводов, колхозов, совхозов.

Московский индустриальный банк, президентом коего и является мой визави, первым ухватился за эту мысль, реализовав её в печатном труде, выпущенном к собственному 15-летнему юбилею. Этот трактат – объёмный, интересный с точки зрения банковских специалистов, вполне бы мог стать и знаковым событием в культурной жизни страны, если бы… Но не здесь говорить об этих «если бы».

Ныне банк отмечает уже своё двадцатилетие. И моя книга, выходящая в год этого славного юбилея – книга частного лица, есть своеобразное приложение к вышеозначенному труду. И она же есть своеобразный тост за человека, одухотворяющего деятельность одного из крупнейших финансовых предприятий страны.

Общее название книги, вынесенное на обложку, достаточно провоцирующее – «По острию лезвия». Так же называется вторая часть книги, посвящённая в основном рассказу о деятельности организации, которая тоже отмечает славный юбилей и с коей банку ой как приходилось контактировать. Организация эта – издание Администрации Президента России «Президентский контроль».

Контроль – действо острое. Соприкасаться с ним, и впрямь ходить по лезвию ножа. Но не только. А что? Читайте книгу и вы узнаете об этом. И о многом другом. В частности, о том, что и сама работа как в банке, так и в весьма специфическом издании – постоянное нахождение в нелёгкой колюще-режущей атмосфере.

Таково наше время. Такова наша участь. Сумеем преодолеть коварство нечестивых людей и подвохи вероломной эпохи, сумеем достойно отреагировать на её вызовы – будем жить.

Так будем же жить!

Геннадий Пискарёв

Часть I

Когда всплывают подводные камни

Не могу сказать, что у меня среди банкиров много знакомых. А если быть совсем точным, так всего один, Абубакар Арсамаков.

Не вдаваясь в профессиональные тонкости, скажу большое спасибо Бакару за то, что он умеет по-человечески помнить добро и платить за него добром. По-моему это и есть лучшая на свете валюта. Так что всем банкирам есть на кого равняться.

Фортуны друг и брат Саида[1],

Бакар, ты духа не терял

И все премудрости Эвклида

В простейший рубль переплавлял!

С судьбой не затевая ссоры,

Ты от крушенья род свой спас.

И покорил златые горы,

Любя по-прежнему Кавказ.

Прекрасней песни материнской нет

Под шумным вращением общественных колес таится неслышное движение нравственной пружины, от которой зависит всё.

Моя бабушка, неграмотная костромская крестьянка Варвара Ивановна, рассказывала мне в детстве всего одну сказку, которую только и знала, – про горошинку – особь в ее интерпретации сильную, но безоглядную. Пустившая корни в полутемном подвале горошинка эта в собственном стремлении к свету пробивает пол, потолок и крышу дома. Вырвавшись на волю, она стремительно тянется вверх, к солнцу, но лишенная опоры и поддержки себе подобных быстро «израстается» и падает безжизненной плетью на землю.

Еще бабушка знала и пересказывала в назидание притчу о воре-разбойнике, кончающем дни свои на каторге с осознанием ужасающего прозрения, что его погубил… пятачок – никчемная медная монетка, выкранная им незамечено в раннем детстве из отцовского кошелька.

Врезанные, как алмазом, в непорочную душу эти незатейливые вроде бы бабушкины рассказы стали для меня со временем, обретя чуть ли не библейскую концентрацию и глубину философской мысли, своеобразным катехизисом, поистине золотым ключом, гораздо высшей пробы, чем что-либо, в понимании проявлений человеческой сути на пути божественного промысла.

Наверное, нечто подобное произошло, как мне кажется, и с человеком яркой и неординарной судьбы, о котором мне давно хочется рассказать с позиций глубоко заложенной, на генном уровне общечеловеческой морали; с позиций коренных, истинных привязанностей, что предопределяют мотивацию наших праведных поступков и действий.

Мне трудно судить о поре становления моего героя, родившегося в глухом горном ауле, но я представляю, сколь суров и бескомпромиссен должен быть климат взаимоотношений между людьми, где каждый шаг, обеспечивающий удовлетворение жизненных потребностей, сопряжен с риском и нелегким трудом. Но для меня стало поистине открытием, что в тяжелой повседневной работе, в горниле тех испытаний, что выпали на долю народа, частью которого является мой визави, народ этот в основе своей девственно чист и необыкновенно духовен.

В одном из театров страны готовится к постановке пьеса. Есть там такая сцена: горец-старик и молодой паренек, его сын, отдыхают после работы. Ночь, звучит музыка романса на стихи М.Ю. Лермонтова «В небесах торжественно и чудно, спит земля в сиянье голубом». Между сыном и отцом идет неспешная беседа: «Вот видишь, сынок, – говорит старик, – небо над головой. Большое, красивое, недосягаемое. Такое же небо есть и в наших душах». Мальчик настораживается: «А разве мало одного неба – там, наверху?» – «Ах, сын мой, – укоризненно улыбается отец, – да если не будет неба в твоей душе, ты не увидишь его и над головой».

Потрясающе. Кстати, постановку драмы осуществляет ученик гениального Товстоногова, а спонсирует ее тот, кто когда-то с помощью отца, земледельца, открыл для себя святую истину: «Царство Божие – внутри нас»; открыл великую благодать от осознания себя человеком, почитающим предков своих, уходящих корнями к единым прародителям – Адаму и Еве, сотворенных Всевышним, благодать от любви к земле, которую нам оставили в наследство, в надежде, что мы ее сохраним, наши отцы и деды, благодать от чувства не растерянной совести и душевной свободы. И я вижу белоколонный, расписанный золотом дворец, царский Таврический дворец в Санкт-Петербурге, ковровую дорожку к высокой трибуне и человека, вещающего с нее перед собравшимися на международный экономический форум нечто совсем иное, что хотели бы слышать сейчас от него сильные мира сего – он говорит о горькой беде России, что ожидает ее при не продуманном до конца вступлении в ВТО.

Найдутся «эксперты», что назовут поступок сей безрассудным, кое-кто – проявлением особого мужества, сам же оракул – озарением, благодатью, логическим завершением понимания основ бытия, которые разъяснил ему, завещая горы и небо, отец. Разъяснил не на ковровой, а на кремнистой дорожке.