Иоахим Хоффманн - Немцы и калмыки 1942-1945 Страница 13

В ходе создания аналогичных частей в Прибалтике, Средней Азии и особенно на Кавказе ГКО по инициативе Генерального инспектора кавалерии РККА генерал-полковника Городовикова принял уже в ноябре 1941 года решение о создании в Северо-Кавказском ВО национальных кавдивизий: по одной в Чечено-Ингушетии и Кабардино-Балкарии (114-я и 115-я кавдивизии), и двух, 110-й и 111-й кавдивизий, в Калмыкии. По разным причинам и прежде всего небольшого числа жителей, около 135 000 человек, Обком и Совнарком Калмыкии вынуждены были ограничиться созданием лишь 110-й Отдельной калмыцкой Кавдивизии, которую сперва возглавил полковник Панин, и несколько позже полковник Хомутников, ветеран Гражданской войны, который одно время был военкомом Калмыкии (позже он погибнет под Будапештом).

110-я кавдивизия заняла оборону на Дону под Батайском в составе 37-ой армии и в первых же боях попала в крайне тяжёлое положение — в первую очередь в силу грубых ошибок командования. 26 июля 1942 года дивизия была практически окружена немцами и была вынуждена прорываться небольшими группами на восток в направлении Сальск — Башанта — Моздок.

(Начальник штаба 156-й стрелковой дивизии, занимавшей позиции правее 110-й ККД, подполковник Пядов показал на допросе, что штаб армии не отвечал на запросы и просто сбежал в неизвестном направлении.)

При прорыве из окружения дивизия потеряла более половины состава, 1300 из 2000 солдат, (пленные говорили о потерях до 70 %).

(Об этом говорил перебежчик из 4-го эскадрона 292-го кавполка, как и 8 пленных из 110-й ККД. Эти показания подтвердил лейтенант Ляхов, командир транспортной колонны, и другой лейтенант, командир взвода в батарее 292-го кавполка.)

Этот факт вызвал беспокойство у советских властей и прежде всего подозрение, что калмыки сами сдавались немцам и даже сразу оказывали им военную поддержку.

Это недоверие сохранилось и тогда, когда остатки дивизии уже заняли оборону по линии Астрахань — Кизляр и были привлечены тем самым к защите стратегически важной дороги на Кавказ. Об этом, например, говорится в приказе начальника политотдела 110-й Кавдивизии батальонного комиссара Иванова от 14-го сентября 1942 года. В этом приказе от комиссаров частей было категорично потребовано, разобраться с солдатами, которые попадали в плен к врагу или в окружение. Исключение делалось лишь для тех, кто мог доказать, что он активно сражался с немцами или вышел из окружения «в организованном порядке» (!) либо уже прошёл проверку в лагерях НКВД.

Недоверие к солдатам, прорывавшимся из немецкого окружения, принимало часто более чем гротескный характер.

Акты особых отделов НКВД, попавших в руки немцам, свидетельствуют, что как правило эти солдаты рассматривались как шпионы и предатели, даже если они при прорыве совершали геройские поступки. Очень многие из них были практически сразу приговорены к расстрелу.

Сдача в плен считалась преступлением в соответствии с УК РСФСР (Статья 193, параграф 22 — «Сдача в плен»), а в духе приказа Сталина за номером 227 автоматически влекла за собой обвинение в дезертирстве и измене родине.

Как подтверждает советский генерал П.Григоренко, тем самым под лозунгом борьбы с «предателями, открывшими фронт врагу», немедленный расстрел ожидал даже героев, оказавших врагу сопротивление и ценой неимоверных усилий прорвавшихся к своим. Даже те, кто пережил этот кошмар, должны были жить с ярлыком «окруженец».

«Большинство из них оказалось в лагерях и штрафбатах.»

Такая же судьба ожидала и советских пленных, вернувшихся после войны из немецкого плена, независимо от того, сдались ли они сами в плен или как, например, майор Гаврилов, защитник крепости в Брест-Литовске, оказали немцам геройское сопротивление.

(Майор Гаврилов попавший в плен тяжелораненным, был уволен из армии и исключён из партии, тем самым оказавшись в ужасном положении. Только в 1956 году он был реабилитирован, а годом позже ему было присвоено звание Героя Советского Союза.)

В приказе политотдела 110-й Кавдивизии выражено и глубокое недоверие советского руководства непосредственно ко всему калмыцкому народу. Даже замнаркома обороны СССР Щаденко получал в сентябре и октябре донесения, в соответствии с которыми полковник Хомутников якобы перешёл на сторону немцев вместе с 2000 своих солдат, т. е. практически всей Калмыцкой дивизией. Эти слухи нашли в Москве очевидно хорошую почву, если об этом свидетельствует и попытки их опровержения со стороны обкома КАССР.

Так, в докладе на имя Щаденко и генерал-полковника Городовикова секретарь обкома Лаврентьев и председатель СНК Гараев пытались рассеять эти слухи, подчёркивая заслуги калмыцких частей: «Бойцы, командиры и политработники 110-й Кавдивизии показали в боях с врагом смелость, доблесть, геройство и преданность социалистической Родине», хотя факты часто говорили именно об обратном.

Тем не менее, они требовали пресечь такие слухи, а тех, кто их распространяет, привлечь к ответу.

По приказу генерала армии Тюленева, командующего Кавказским фронтом, 110-я кавдивизия была переформирована в начале октября 1942 года. Это не привело к усилению дивизии, даже вопрос пополнения представлял собой большую трудность. Командующий 28-й армией генерал-лейтенант Герасименко как и командующий 44-й армией генерал-майор Петров отказались передать солдат-калмыков в распоряжение Калмыцкой кавдивизии.

В неоккупированной части Калмыкии добровольцев оказалось удивительно мало и советские власти вынуждены были призвать в армию молодёжь 1925 года рождения, т. е. едва-едва 17-летних.

110-я Кавдивизия насчитывала в октябре 1942 года лишь около 1000 человек, как показали 4 офицера 138-го Кавполка, перешедшие к немцам. К концу ноября 1942 года эти новые меры довели численность дивизии до 2300 человек. Но существовала острая нехватка оружия, лошадей, транспорта, какого-либо снабжения, а настроение калмыцких солдат было более чем отрицательным.

Не только в Калмыкии, но и других регионах СССР, особенно в Грузии, Армении и Азербайджане, эксперимент с созданием национальных частей, начатый по инициативе начальника политуправления Красной Армии Мехлиса, закончился провалом.

Все эти дивизии отличались ненадёжностью, отсутствием боевого духа, а в критических ситуациях очевидной склонностью сразу сдаваться врагу или просто переходить на сторону противника.

В 1943 году практически все эти части были расформированы, официально согласно тому, что «все народы Советского Союза осознали, что Советская Армия, воспитанная в духе братства трудящихся, представляет собой единый оплот многонационального отечества».

Подполковник Пядов, начальник штаба 224-ой дивизии, составленной из азербайджанцев и грузин, которая позднее была преобразована в чисто грузинскую, показал 02.08.1942 по вопросу национальных частей, что по его мнению смешанные нац. части не оправдали себя по причине разного менталитета и языковых трудностей, а однородные нац. части ненадёжны по причине сильных антисоветских и антивоенных настроений. Об «антисоветской позиции» кавказских народов и крахе политики нац. частей сообщил и перешедший на сторону немцев командир 1-го Кавказского стрелкового корпуса полковник Шаповалов.

Более жёсткая судьба ожидала национальное калмыцкое соединение.

В начале февраля 1943-го года солдаты-калмыки были включены в состав 4-го гвардейского Кубанского казачьего кавкорпуса под командованием генерала Кириченко, затем в связи с ликвидацией Калмыцкой АССР и депортацией всего калмыцкого народа в декабре 1943 года, они (за исключением офицеров) были направлены в тыл и переведены согласно приказу ГПУ Красной Армии в резервные части и трудовые лагеря.

Из советских источников можно понять, что очень мало кто из калмыков смог остаться до конца войны в действующей армии.

Подобные трудности на немецкой стороне отсутствовали.

Калмыцкие части, сражавшиеся на немецкой стороне, формировались и развивались последовательно и естественно, а если тут и возникали недоразумения, то они были связаны не с недостатком надёжности или готовности солдат, а с недостатком необходимого опыта уже у немецких офицеров.

Начало калмыцких формирований связано с антисоветскими партизанскими группами, действовавшими на западе и северо-западе Калмыкии ещё до прихода немцев. Дезертировавшие или отставшие солдаты Красной Армии обьединялись с противниками Советского режима и начинали борьбу на свой страх и риск в Приютненском, Кетченеровском и Юстинском улусах.

Партизанские группы под руководством Артаева, Огдонова, Усялова, Очирова, Даваева, Шильгирова и других, состоявших согласно советской терминологии из «деклассированных элементов, уголовников, отщепенцев, предателей и дезертиров», доставили летом 1942 года измученным советским властям большие хлопоты. Особенно отличился при этом сперва насчитывавший 12–15 и выросший до 70–90 человек отряд Басана Огдонова, который пользуясь поддержкой населения успешно действовал против отрядов НКВД.