Юрий Жуков - Сталин: операция «Эрмитаж» Страница 2

Чуть позже изучением памятников прошлого начинает заниматься русский государственный деятель, историк Василий Никитич Татищев. Работая над давно задуманной книгой, первой в отечественной науке «Историей российской с самых древнейших времен», он составляет и рассылает по губерниям инструкцию для сбора географических, этнографических и, что наиболее интересно в данном случае, археологических сведений.

Инициативу Татищева подхватила Академия наук. Ее не удовлетворяет изданный в 1745 году на двадцати картах Большой атлас России. Чтобы дополнить новое издание, а заодно получить материал для исторического труда Татищева, Академия в 1759 году затребовала у Синода сведения обо всех церквах и монастырях, их планы и историю. А спустя двенадцать лет Екатерина II, изымая земли у монастырей, требует подробного описания всего монастырского имущества. Так была сделана первая попытка создать свод наиболее древних в стране собраний рукописей, икон и различных произведений прикладного искусства.

Но не следует переоценивать эти распоряжения. Выполнялись они далеко не всегда и, конечно же, не полностью. А кроме того, власти предержащие еще не думали об охране памятников истории и культуры так, как думаем об этом сегодня мы. Тогда ими владел не столько интерес к художественным достоинствам вещей, сколько стремление прибрать к рукам материальные ценности, а заодно и попытаться привести в соответствие со своими потребностями всевозможные юридические акты.

Эстетическое отношение к произведениям искусства зарождается лишь в конце все того же XVIII века, при Екатерине II.

Россия, величайшая держава мира, должна иметь и достойный ее блеск, богатство, а петербургский двор не должен ни в чем уступать парижскому, лондонскому, венскому. И вот под Петербургом создается вскоре прославивший себя великолепными изделиями императорский фарфоровый завод, а в 1762 году освобождается от строительных лесов здание ныне всемирно известного Зимнего дворца.

Екатерина обживала новое, еще пахнущее свежей штукатуркой и краской здание. Для его украшения она выписывала из Европы мебель, фарфор, бронзу. Но дворец оставался неуютным, слишком огромным для одного человека. И императрица решила устроить укромный, интимный уголок, где она могла бы встречаться с друзьями, беседовать о возвышенном и прекрасном. Так родился Эрмитаж. Здесь Екатерина держала личную библиотеку, а стены украсила купленными у берлинского антиквара 225 картинами преимущественно голландской и фламандской школ – возникла первая в нашей стране картинная галерея.

Подражая во всем императорскому двору, знать столичная да и провинциальная пыталась не отстать в погоне за внешним лоском. Корабли из-за границы доставляли в Россию не только модные туалеты, но и мебель, гравюры, картины, предметы декоративного убранства. Те же, кто не мог или не хотел приобретать французские, английские, немецкие изделия, использовали своих крепостных, из-под рук которых выходили не менее привлекательные диваны-«самосоны», удобные кресла, придиванные столы на одной ножке и сложнейшие по конструкции секретеры. Появились и первые отечественные светские живописцы – Рокотов, Левицкий. Они создавали фамильные портреты, запечатлевая на века лица знати «галантной эпохи». Все это украшало строившиеся именно в те годы столичные особняки и многочисленные, разбросанные по глухим уголкам усадебные дома.

Так вместе с попытками сохранить остатки седой древности в стране начало появляться и то, что спустя несколько десятилетий стало для коллекционеров завидным объектом собирательства, вызвало у ученых горячее и бескорыстное желание сохранить, обезопасить от искажений и разрушений. Шло накопление культурного фонда страны. Но пока еще никто не считал его художественной ценностью – для той поры это естественно.

Вместе с ростом общей культуры нации, становлением науки выявляется и более глубокий, подлинно научный интерес к памятникам прошлого.

В начале XIX века Комитет министров рассматривал вопрос уже не об оплате раритетов вроде костей ископаемых животных, а о мерах по сохранению памятников культуры и старины – остатков греческих городов и генуэзских крепостей в Крыму, обнаруживаемых (пока еще случайно) античных скульптур, гробниц. А вскоре Академия наук предприняла и плановые, методические раскопки по всему Причерноморью, или, как оно тогда называлось, Новороссии.

Лучшие умы страны все отчетливее понимали, что государство нуждается в писаной истории, сохранении традиций – словом, в связи времен. Доселе единичные, не связанные последовательной идеей указы начали приобретать отчетливо выраженную целенаправленность. Под влиянием деятельности Академии наук, первых отечественных историков 31 декабря 1826 года по «высочайшему повелению» Николая I управляющий министерством внутренних дел В. Ланской разослал циркуляр, согласно которому требовалось «собрать немедленно следующие сведения по всем губерниям: 1) в каких городах есть остатки древних замков и крепостей или других зданий древности и 2) в каком они положении ныне находятся».

Помимо этого строжайше воспрещалось «таковые здания разрушать», ответственность за что возлагалась на всех «начальников городов и местных полиций»[4].

Тем же циркуляром были затребованы планы исторических зданий, сведения о них: кем и когда эти здания построены, из чего, при каких обстоятельствах разрушились, что интересного из вещей в них еще сохранилось, возможна ли реставрация. Словом, пункт за пунктом именно то, что и на сегодняшний день является обязательным. при составлении паспорта памятника архитектуры.

Поступившие в столицу сведения легли в основу изданной в 1839 – 1841 годах солидной книги «Материалы для статистики Российской империи».

Огромный интерес к истории логично привел и к возникновению археологических обществ, задавшихся целью способствовать выявлению памятников прошлого нашей страны. Первым было создано в 1839 году Одесское археологическое общество. Появление его на осваиваемом юге не случайно. Ведь именно там, в Новороссии, сохранились остатки древнегреческих городов, многочисленные курганы кочевых народов, позволявшие реконструировать самое интереснее, с точки зрения историка той поры, – жизнь классической эпохи.

А в 1846 году археологическое общество было создано и в Петербурге. Очень быстро из узкого кружка коллекционеров – любителей нумизматики да памятников античности – оно превратилось в подлинно ученое собрание. Изменились и его первоначальные цели. Закрепивший их устав подчеркивал, что общество «имеет предметом своих занятий исследование по памятникам древности и старины преимущественно отечественной, и распространение в России археологических сведений вообще»[5].

Все это позволяло надеяться, что отныне судьба памятников искусства и старины, представляющих объект изучения археологов, – и развалины греческих городов-полисов, и скифские курганы, и древние церкви Новгорода, Киева, Пскова, Владимира с уникальными фресками и иконами – в надежных руках. Как много могли бы сделать ученые, объединенные общностью целей и интересов, опирающиеся на пусть и весьма несовершенные законы!

Но этого не произошло.

И Одесское, и Петербургское археологические общества активно способствовали лишь выявлению и научному описании отдельных памятников старины. Подчеркивая свой сугубо частный характер, независимость от государства, они не желали вмешиваться в судьбу памятников даже под угрозой их гибели – ведь те находились в ведении либо государства в лице Синода, министерства внутренних дел, либо частных лиц.

Не изменилось положение и после создания в 1859 году при министерстве императорского двора Археологической комиссии. Это была первая в нашей стране государственная организация, в обязанности которой входило:

«1) разыскание предметов древности, преимущественно относящихся к отечественной истории и жизни народов, обитавших некогда на пространстве, занимаемом ныне Россиею; 2) собирание сведений о находящихся в государстве как народных, так и других памятников древности; 3) ученую оценку открываемых древностей»[6].

Археологическая комиссия была создана для двух целей: с одной стороны, для контроля над всеми археологическими раскопками (ей передавалось преимущественное право на все находки, которые следовало отправлять в Эрмитаж), с другой стороны, ради научной опеки над этими древностями. Но как можно было осуществлять опеку, если не предусматривались в качестве одной из функций комиссии каталогизация и описание выявленных памятников, законодательно не подтверждалось право контроля во время ремонта и реставрации памятников зодчества и живописи? К сожалению, даже такую фактически фиктивную опеку комиссия могла распространить лишь на памятники, которые находили на казенной и общественной земле. Все же остальное, обнаруженное на частной земле, оставалось вне пределов ее компетенции.