Юрий Мухин - Кликуши голодомора Страница 25

Ладно, о голодоморе довольно.

Прежде чем обсудить то, что наплакал нам просто русский Владимир, давайте немного посчитаем, поскольку правда истории, как известно, записана в бухгалтерских книгах. Вместе с Владимиром о горькой судьбе советского колхозника плачут в журнале «Вопросы истории» (№ 2/2002) доктор исторических наук Безнин и кандидат этих же наук Димони:«Расчет обобщающих показателей уровня эксплуатации колхозного крестьянства — задача будущих исследований. В целом можно говорить о высочайшем его уровне в период существования системы повинностей в «классическом» варианте — до середины 1950-х гг., что позволяло государству форсированно развивать экономику, но в конце концов исчерпало возможности развития ее аграрной сферы и способствовало необратимым процессам раскрестьянивания».

Правда, поскольку Безнин и Димони считают себя учеными, то плачут они, опираясь не на воспоминания своих родителей, а на 141 архивный и литературный источник, и вынуждены давать множество цифр. Давайте их обсудим.

Владимир сетует о горькой доле вскапывания от зари до зари по 5 соток, и у меня тоже «слёзы душат и капают», но сквозь них я все же хотел бы разглядеть, а сколько дней в году его родители копали по 5 соток? В те годы средний городской житель должен был отработать 274 дня в году (остальное — воскресенья, праздники и отпуск), за 273 дня могли и осудить. А сколько работал колхозник?

До колхозного строя, как пишет О. Платонов, средний крестьянин работал в своем хозяйстве 92 дня в году. Колхозники делили доход колхозов по трудодням. Трудодень — это не рабочий день, а определенный объем работы, норма: скосить определенную площадь, прополоть или вспахать. Передовики зарабатывали в день десятки трудодней. Тем не менее, упомянутые ученые сообщают, что даже при таком счете в 1939 г. был установлен минимум того, что нужно было отрабатывать в колхозе, — от 60 до 100 трудодней в год. Отработал их, и можешь месяцами сидеть на базаре, считаясь полноправным строителем коммунизма. Еще раз напомню, что в это время в городе могли осудить и за 20 минут опоздания на работу. Началась война, рабочих рук стало остро не хватать на полях, а не на базарах, и минимум трудодней был увеличен аж до 100–150 трудодней в год. При Сталине шли дебаты, казалось, это всё же как-то маловато, но правительство порекомендовало колхозам увеличить норму до 150 трудодней для женщин и 200 трудодней для мужчин только после смерти Сталина. Между прочим, даже война не заставила всех колхозников поднатужиться: только за 5 месяцев 1942 г. тех колхозников, кто не отрабатывал минимум трудодней, отдали под суд числом 151 тысячу, из них 117 тысяч были осуждены. Осужденные обязывались работать в своем же колхозе, но с них 6 месяцев удерживалось 25 % трудодней в пользу колхоза.

И после войны не всех крестьян могли заставить отрабатывать смешную для рабочих норму. За лето 1948 г. только из РСФСР были высланы в отдаленные районы 12 тысяч колхозников за уклонение от работы. Высылались они по решению колхозного собрания. Не стану утверждать, что крестьянский труд легкий, но эти-то числа тоже надо знать прежде, чем впадать в истерику.

Теперь по поводу поборов с колхозников. В разных местностях были и местные повинности, к примеру, требовалось отработать на ремонте дорог или торфозаготовках, но государство требовало от крестьян исполнить всего две обязанности. Со своего личного участка (а при Сталине они могли достигать 2 га при минимум одной корове) колхозник должен был заплатить денежный налог и часть продукции продать, подчеркиваю — продать государству, но по государственной цене, т. е. той, которая была уже в 10 раз выше мировой, но все же ниже базарной. Насколько это требование несправедливо? Ведь рабочие все 100 % своей продукции продавали по госценам.

Итак, какую же часть произведенной продукции государство требовало продать ему по госцене? Безнин и Димони подсчитали, что в 1948 г. средний крестьянский двор продавал государству по госцене 9 % молока, 16 % шерсти, 38 % овчин и козлин. В 1950 году продавал 5 кг мяса из 21,7 кг полученных, и 11 яиц из каждых 63,6 шт. Кажется немного, но представьте, у скольких крестьян душа болела, когда они прикидывали, что могли бы получить, продай они это количество не государству, а на базаре. Не всякий такую обиду забудет. Мои родичи и родственники Буривого об этом никогда не вспоминали, а вот родители просто русского Владимира — помнят.

Теперь о денежном налоге — о том, который не давал крестьянам поесть блинков. Ученые, чтобы показать степень сталинской эксплуатации, утирают слезу:«Получить хоть какие-то деньги в деревне было не просто — большая доля колхозов вообще не выдавала их на трудодни». Правильно: зачем поручать колхозному бухгалтеру продавать свою долю продукции колхоза, чтобы получить от него деньги, если сам можешь ее продать на базаре и сам получить деньги? Ведь все, что производилось колхозом, после обязательных продаж государству делилось на трудодни: от зерна до фруктов. У колхозника пенсия была 20 рублей? А муку, мясо, сахар и прочее, что он натурой получал из колхозной кладовой, вы подсчитали? Давайте оценим денежный налог во времена, удостоившиеся особо горького плача. В 1947 году по РСФСР этот налог составил 374 рубля в год с хозяйства. В том году картофель на рынках Москвы стоил 6 рублей за кг, Куйбышева — 5, Свердловска — 6, Харькова — 6,5. Полагаю, что в Воронежской области картофеля на приусадебном участке сажали соток 20, крестьянин не имеет права получать с сотки менее 3-х мешков (иначе ему надо ехать в Москву и учить других сельскому хозяйству). Итого: 60 мешков. По цене картофеля в Москве продав на базаре чуть больше одного мешка, можно было оплатить годовой налог со всего хозяйства. Мясо стоило в Москве 63 рубля за кг, в Куйбышеве — 50, в Харькове — 50. Продав 8 кг из 80 кг туши телки, тоже можно было оплатить весь налог за год и не трогать картофель. Молоко стоило в Москве 18 рублей литр, в Свердловске — 18, в Харькове — 12, продажа на базаре трёх вёдер молока (или продукции из молока) выручала деньги на оплату всего годового налога, а мясо и картофель можно было съесть самому. Но корова за год обязана дать не менее 150 ведер. Ужасная сталинская эксплуатация! Как бы колхозники жили без Маленкова!

Вот поэтому и я согласен с Буривым: частушка «пришел Маленков — поели блинков» — это гнусная агитка хрущевского агитпропа, и даже граненый стакан меня в обратном не убеждает.

Теперь по поводу займов, которые беспощадно драли с крестьян при Сталине. Перед войной сельское население СССР насчитывало 133 млн. человек и составляло 68 % всего населения, т. е. более двух третей. У меня нет под рукой числа крестьянских дворов после войны, поэтому я приму, что в среднем дворе до войны жило 6 человек, а в ходе войны число их сократилось на 10 % (полностью погибшие или переехавшие в город семьи). Отсюда будем считать, что в СССР покупка госзаймов предлагалась 20 млн. крестьянских дворов.

В ходе войны выпускались военные займы, и поскольку крестьяне составляли 2/3 населения, то было бы неудивительно, если бы они подписались на две трети всего объема. Но на 2/3 суммы займов подписались городские жители, а крестьяне подписались всего на треть — на 27 837 млн. рублей. На двор приходится 1400 рублей за 4 года войны. Много?

Рыночные цены в войну были выше цен предвоенного 1940 года: в 1941 г — в 1,1 раза; в 1942 г. — в 5,6 раз; в 1943 г. — в 10,2 раза; в 1944 — в 8,2 раза; в 1945 г. — в 4,3 раза. Безнин и Димони пишут, что в 1947 г. цены на хлеб и молоко были ниже цен 1942 г. в 15 раз, на картофель — в 26 раз, на мясо — в 10 раз (цены 1942 г. ученые стесняются назвать). Подсчитаем: в 1942 г. молоко стоило около 270 рублей за литр, картофель около 150 рублей за кг, мясо около 600 рублей за кг. И заметьте, цены 1942 года это еще не самые высокие цены войны. Тогда получается, что средний крестьянский двор одолжил государству на всю войну либо 2,5 кг мяса по ценам 1942 г., либо 10 кг картофеля, либо около 6 литров молока.

Во время войны не было случая, чтобы рабочие, даже стахановцы или изобретатели, смогли бы купить самолет или танк. Они боевую технику покупали и дарили фронту вскладчину. А колхозники могли это сделать в одиночку, пасечник Головатый купил даже два истребителя. Откуда деньги? Да все оттуда же — с военного базара. Как вспоминал в «Дуэли» ветеран военные восторги крестьянина: отвезешь в Иркутск мешок овощей, привезешь мешок денег. Но таких, как Головатый, было немного. Зато была масса вопящих, что у них нет денег подписаться на займ.

Вот просто русский Владимир исходит пеной по поводу отмены карточек в 1947 г. и не объясняет, чем он недоволен. А может быть я угадаю?

В декабре 1947 г. были не просто отменены карточки, одновременно был проведен и обмен денег хитрым образом. В день обмена была выдана зарплата полностью и новым рублем, а старые рубли, находившиеся на руках, начали обменивать по курсу 1:10. На сберкнижках первые 3 тысячи менялись 1:1, а следующие — 1:3. При этом, конечно, очень пострадали те, кто хранил большие деньги в чулках. Хотя обменных пунктов на селе было мало и основная масса крестьян меняла деньги в городе, но в сельской местности была обменена почти половина всех денег СССР. Особенно пострадали Узбекистан и Грузия, но, думаю, и остальным «безденежным» крестьянам было о чем сожалеть.