Владимилен Наумов - Евреи в войнах XX века. Взгляд не со стороны Страница 27

Они поздоровались с нами. Зорин подошел к Циле, обнял ее и сказал одно слово: «молодчина». Спросил, когда она пойдет к себе в бригаду, она ответила, что сразу же уходит. Зорин сказал, что ее проводят. До бригады было недалеко.

Я достала карандаш и бумагу, написала маме записку. «Это твой последний шанс вырваться из гетто. Если ты не уйдешь с Цилей, я о тебе никогда не вспомню». Может быть это было жестоко так писать, но я ведь знала свою маму, ее надо было «подтолкнуть». Я отдала записку Циле.

Циля попрощалась со всеми. Когда мы поблагодарили ее за спасение, она сказала: «Будьте все живы, здоровы!»

Отряд Зорина располагался в двух местах: одна часть была там, где находился сам командир, вторая в 10 километрах от первой.

В первой части начальник штаба оставил меня и двух мужчин. Остальные, в том числе Зяма, Лида и Тана, отправились в другую часть отряда.

Когда я прощалась с Зямой, которому была обязана своей жизнью, он сказал слова, запомнившиеся мне на всю жизнь: «Если будем живы, встретимся». Будто он предчувствовал, что больше никогда не встретимся.

Сентябрь месяц был уже на исходе, а от Цили не было никаких вестей.

И вот 12-го октября, когда я еще не отстояла на посту внутренней охраны положенное время, командир роты привел мне замену и сказал, что пришла моя мама.

Я побежала и увидела маму, стоявшую у землянки Зорина с двумя девушками. Вокруг собрались партизаны — ведь многие знали мою маму. Мама со мной поздоровалась без всяких эмоций, будто мы расставались на какое-то время по незначительному поводу.

В начале октября, за две недели до полного уничтожения Минского гетто, Циля выполнила свое обещание, спасла мою маму и еще двух девушек.

Прошло время, и я вошла в состав отряда имени Буденного партизанской бригады имени Пономаренко, действовавшей на территории все той же Налибокской пущи, участвовала в подрыве железных дорог.

Особенно запомнились последние недели и дни перед наступлением советских войск в Белоруссии в 1944 году и освобождением республики от гитлеровских оккупантов.

Обычно для подрыва железнодорожных составов врага партизаны выходили небольшими группами. С началом стратегической операции советских войск, получившей наименование «Багратион», партизаны изменили тактику уничтожения вражеских эшелонов с живой силой и техникой, шедших на фронт.

На подрыв железнодорожных путей выходили не отдельными группами, а всей партизанской бригадой. Разбирали и уничтожали пути на десятках километров. Как только гитлеровцы заканчивали восстановление разрушенного нами участка железнодорожного полотна, партизаны подрывали другие многокилометровые прогоны.

Таким образом, железная дорога была полностью парализована. Подкрепление для фашистских войск на фронт не поступало. Это способствовало успешному наступлению белорусских фронтов, освобождению республики от оккупантов и, в конечном счете, победе над гитлеровской Германией, спасению многих народов мира, и в первую очередь евреев, возрождению их национального очага — государства Израиль, где с 1991 года живу я и мои потомки.

Мы и только мы, пережившие этот кромешный ад, знаем всю правду о том, что произошло с евреями. Никто не вправе судить тех, кто там погиб.

Я пребывала в этом аду 2 года, один месяц и 15 дней и каким чудом выжила, сама не знаю.

Может быть, этого вообще не было!? Тогда, где же мои: папа, сестры с их детьми и мужьями? Ответ один на всех: их уничтожили, как и миллионы других жертв геноцида только за то, что они были евреями.

Все, что я написала, я не только помню, но и ощущаю так, будто это произошло буквально вчера.

Я бы хотела все пережитое забыть, но оно так глубоко врезалось в память, что незабываемо.

Об этом должны знать наши дети, внуки, правнуки и последующие поколения, для того чтобы никогда такое не повторилось на Земле.

На флот я попала, можно сказать, случайно.

Сначала взяли меня номерной на пассажирское судно. Я проплавала года два, присмотрелась к жизни на море — и полюбила ее. Детей я оставила с мамой в Новороссийске, за них была спокойна, и решилась перейти на танкеры — специальные суда, перевозящие в емкостях горючее.

Оформили меня вначале на танкер «Грозный» буфетчицей, затем перевели на танкер «Серго».

В свободное время я с интересом присматривалась к работе экипажа. Особенно нравилось в кочегарке. До сих пор не могу объяснить, что меня влекло к кочегарке. Стармех дал мне учебник. На танкере собрали комиссию, и она принимала у меня экзамен. Сдала я на «хорошо» и получила удостоверение на право работы кочегаром. Так я приобрела профессию, которой была верна почти 10 лет.

Наш танкер брал на борт чуть больше 10 тыс. тонн нефтепродуктов.

И вот настало то утро…

Накануне вечером мы прибыли из Батуми в Одессу, стали под разгрузку. Было уже около 9 часов утра, когда кто-то из команды заглянул в кочегарку и крикнул: «Война началась, немцы на нас напали!..».

Уже вскоре разгрузка была прервана. Оставшийся авиационный бензин предстояло переправить в Херсон. Там наши самолеты ждали горючее. Бензин был перекачан на речные баржи, и мы снова вернулись в Одессу. Отсюда пошли на Кавказ, в Азовское море. Это было уже по-настоящему военное плавание. Нас обстреливали вражеские самолеты, сбрасывали на наш безоружный танкер бомбы. Благодаря умелому маневрированию мы остались целы. Возможно, тут было и немного везения.

Положение с горючим всюду было тяжелым. Горючее стало хлебом войны. Без него останавливались танки, машины, не могли подняться в бой самолеты, выйти в море корабли, подводные лодки. Да и коптилку в землянке без горючего тоже не зажжешь. Моряки понимали это и, несмотря на непрекращающиеся обстрелы и бомбежки, подчас возникавшие на судах пожары, совершали рейсы в прифронтовые города.

Стояла осень 1941 года. Гитлеровские войска входили в Крым.

В кочегарке работать становилось все тяжелее. Мужские руки требовались для погрузки и выгрузки боеприпасов, и вместо трех сменных кочегаров я частенько оставалась одна.

При подходе к Одесскому порту нас атаковали фашистские самолеты. Как потом сказали моряки, 12 бомб были сброшены на наш танкер, но ни одна из них не достигла цели благодаря умению капитана танкера В. Г. Собко.

Сплошной гул стоял в Одесском порту. Обстрел и бомбежка не прекращались ни на минуту. Я буквально глохла от сплошного грохота.

После разгрузки началась погрузка. Весь груз — автомашины, самолет, мотоботы, военное пополнение и пассажиров — мы благополучно доставили в Севастополь. Еще три раза под жестоким вражеским огнем с берега, с воздуха и с моря наш танкер «Серго» доставлял из Одессы в Севастополь горючее, боеприпасы, технику.

И вот после третьего рейса мы снова возвращались в Одессу. Этот день мне никогда не забыть. Едва наш «Серго» вошел в Одесский порт, как на него посыпались бомбы.

Фашистские бомбардировщики бомбили порт. Если военные корабли встречали их мощным огнем, то наш танкер в этом был почти безоружен. Маневр тоже исключался — мы находились в порту.

Я была на вахте в кочегарке. Неожиданно какая-то сила сбила меня с ног, оглушила, перед глазами поплыли круги, и я потеряла сознание. Очнувшись увидела дым, который заполнил все. Однако, присмотревшись, поняла, что это не дым, а пар. Пересиливая боль, быстро поднялась, потушила отни в котле, перекрыла главный клапан на паровой магистрали. Оказалось, что взрывами бомб были повреждены паровые трубы, а в машинном отделении полопались топливные. Разрушения на танкере были большие: сорвало многие механизмы, спасательные боты. Однако команда танкера не растерялась. Все действовали решительно и бесстрашно, Мысли о смерти не было и о подвигах тоже. Просто все делали свое дело.

Когда через много лет довелось прочитать воспоминания бывшего старшего помощника капитана нашего танкера Н. И. Плявина о том, как мне удалось предотвратить взрыв котла, я приятно удивилась: оказывается это было не так просто.

15 октября 1941 года мы в последний раз грузились в Одесском порту. На палубе разместили много автомашин. Все помещения заполнили бойцы и командиры. На причале взрывали подъемные краны, подсобные строения, чтобы ничего не досталось врагу. Советские войска оставляли Одессу. Мы взяли курс на Севастополь.

Перед выходом из Одессы старший помощник капитана Н. И. Пля- вин почему-то попытался успокоить меня: «Не бойтесь Берта Соломоновна. Посмотрите, какое с нами подкрепление идет».

А я и не боялась, хотя мне здорово доставалось в кочегарке.

Испытала страх я лишь однажды. Это было в одном из рейсов весной 1942 года в Камыш-Буруне. Там мы увидели танкер без парового котла. Моряки объяснили, что это танкер «Эмба», в его машинное отделение попала бомба, и взрывная волна перебросила котел через стоящее рядом судно прямо на берег.