Н. Денисов - На закате солончаки багряные

НА ЗАКАТЕ СОЛОНЧАКИ БАГРЯНЫЕ

Лирическое повествование

Техническая страница

Книга издана при финансовой поддержке Департамента информационной политики администрации Тюменской области

Денисов Н.В.

На закате солончаки багряные: Лирическое повествование. — Екатеринбург: Банк культурной информации, 2003, с. 448.

ISBN 5-7851-0459-8

Новая книга поэта и прозаика Николая Денисова «На закате солончаки багряные» — документальное лирическое повествование о малой родине автора — селе Окуневе Бердюжского района Тюменской области, о близких ему людях, «о времени и о себе». Автор рассказывает о поре ранних детских лет, прокладывая своеобразные «мостики» в современность.

Книга издается к 60-летию Николая Денисова.

СЕЛО ПОЭТОВ

Быть в чем-то первым, называться лидером в большом ли, в малом ли — разве не лестно, не престижно? Возможно, кто-то добавит — «для честолюбца». Не стану спорить. Но кто из людей труда, весьма далеких от кичливых мыслей, не испытывал некой гордости от того, что вырвался вперед? Ощущаю такую гордость и я, пишущий эти строки, за то, что в свое время, не так уже и давнее, первым опубликовал в тюменском альманахе «Врата Сибири» рецензию на поэтическую книгу Николая Денисова «Заветная страна», вскоре выдвинутую на Всероссийскую премию имени Д.Н. Мамина-Сибиряка. И оказался вроде «крестного» у будущего лауреата, у поэта, писателя, с которым мы родились в одном селе Окуневе. На самом юге земли Тюменской — Бердюжском районе.

Николай Васильевич писал мне в Хакасию, где прожил я век, исключая первые окуневские восемь лет детства. «Побывал на празднике Мамина-Сибиряка: в Екатеринбурге, в поселке Висим, где он родился. Потом Нижний Тагил, где в театре имени писателя была вручена премия первым лауреатам. Получил и я: нагрудная медаль, Диплом, ну и… сама премия в конверте. Потратил ее на приобретение компьютера, который научился уже включать и выключать…». И приписка в конце: «Отметили «Заветную страну». Конечно, к месту была и Ваша о ней статья!».

Вот почему я начал свой запев с признания положительных сторон соревновательного пыла, к которому оказался причастен, хотя и косвенно.

Теперь мой протеже-лауреат собирается выйти к читателям с новой книгой. Это уже проза. А я давно знаю, что мыслил мой земляк Денисов написать лирическое повествование о своем детстве, о близких и родных людях нашего Окунева. «Окуневская проза, — писал он мне. — Назвал: «На закате солончаки багряные». Вы помните ведь красную, багровую, жирную такую траву на наших солончаках?! А когда на закате их осветит вечерняя заря в июне-июле, горят-таки!

К большинству новых рассказов-глав добавляю несколько рассказов, написанных ранее, документально связанных с нашим родным селом. Время действия — конец 40-х — начало 50-х годов. И своеобразные мостики в будущее, в современность, в которых мои и земные, и морские дороги!.. Начал с того, как себя помню. А это лет с четырех, то есть с сорок седьмого года. Помнится — голодновато было. А стоит в глазах зеленая полянка… Зелень радостная, пронзительная!..».

С первой книги стихов 1970 г. «Проводы» дар Николая Денисова проявился, как лирический, с углубленным озарением и умением пересоздавать в образах повседневные бытовые впечатления. С той поры у моего земляка вышло два десятка книг. В советское время большинство из них печатались в московских издательствах. Стихи. Проза. Так и выходили книги в переменном порядке.

И ещё — хлопоты по изданию и редактированию патриотической газеты «Тюмень литературная», которую знают и читают не только в России, но и дальнем русском зарубежье.

С земляком Н.Денисовым воочию встречались мы всего один раз — на одном из литературных форумов в Новосибирске, потому знаю обо всех его многотрудных хлопотах больше из переписки: «Дорогой земляк, Геннадий Филимонович! Сердечное спасибо за последнее письмо с фотографиями. Получил и поздравление к своему 50-летию от Вашей писательской организации. Телеграмма и поздравления были оглашены на моем вечере 9 ноября в областной научной библиотеке. Из зала нашелся один человек, который перевел с хакасского, что я «пока еще не старый орёл». Понятно!.. «Тюмень литературная» хоть и с трудом, но выходит. Посылаю Вам два последних, похудевших в объеме, номера. Один делал просто для заработка: рекламный. Типографские расходы ведь сильно возросли. Жмут на патриотическую прессу сознательно. Идет обыкновенное удушение… Сейчас готовлю 16-полосный номер. Надо дать и Ваши материалы. Я в большом долгу перед земляком… Никак не могу вырваться в Бердюжский район, в Окунёво. Там ждут с выступлениями. Да и надо просто — зарядить, освежить душу… На выходе две мои книжки: «Стихотворения». Избранное. В Москве. И проза — 16 а.л. в Шадринске. Через пару дней еду туда — подписывать в печать.

Пришлю книжки уже в новом году. Желаю Вам бодрости, здоровья, успехов в литературных делах. 14 декабря 1993 г.».

Вот такой он весь — деятельный, кипучий, неугомонный. И внимательный. Конечно же, прислал он прозу свою «Пожароопасный период». И московский сборник стихов в белой обложке. «Как белые одежды для души». (Моё!). Да, именно душа оказалась в тех избранных образцах поэзии окунёвца-земляка. А вот в «Пожароопасном периоде» меня глубоко тронули повести и рассказы. И особенно наиболее колоритный, документальный рассказ «Дед Павел», который автор включил и в настоящую книгу. Увиден этот много поживший, много видевший и испытавший земляк наш, окунёвец, в необычном свете. Замечу, что писатель изображает людей, вещи и явления не ради их самих, а как художник-импрессионист, показывает в свете века — свет этот чрезвычайно важен.

Так вот, дед Павел… «Сидит на лавочке у избы. Синие глаза такие добрые, лукавые, бороденка расчесана.

— Подойдите, ребятишки.

Мы подходим.

Дед начинает нам петь частушки. В частушках имена и фамилии наших деревенских, недавние уличные события и многое другое, до удивления складное, как у Пушкина.

Эх, дождик идет,Всю бригаду мочит.Стёпа Шустов на быкеЕдет и хохочет.

Дед Павел косится в нашу сторону синим оком, словно спрашивает: «Ну, как?». И заводит тоненьким голосом новую частушку:

Шла машина из Ишима,Колесо резиново.Дедка с девками гуляет,Бабка рот разинула.

Вот он какой, дед Павел, думал я, талантливый!..

Но пришла пора вспомнить о чудачествах деда. Сердитые это чудачества, рассчитанные на ротозеев, на людей наивных, неразумно доверчивых. Такие всюду отыщутся. Так им и надо!

Так вот, как-то наловил дед Павел на озере Окунёво (озеро славилось крупной рыбой!) больших увесистых карасей. Лапти и лапти по величине. Чешуя серебряная, размером в копейку каждая чешуйка.

А возле озерной пристани — гороховое поле. Был, кажется, август, поскольку мы шастали за стручками. Так вот, недолго думая, нарвал дед стручков и перед тем, как пластать-чистить рыбу, накормил каждого карася зелеными горошинами. Да еще подождал, пока мимо его подворья будет проходить Андреева Анна.

— Гляди-ка, Анна, — окликал её дед Павел, — рыба на горох вышла!

На глазах Анны распластал несколько карасей. И верно, в кишках каждого — зелёный горох.

А у Анны такое дело — в дождь ли, в зной ли, а надо непременно пройтись из конца в конец по селу. По делу и просто так посудачить с народом.

— Не может быть! — выслушав сообщение Анны, дивился иной мужичок. Но тотчас бежал к старику удостовериться.

В большом нашем селе таких простодушных рыболовов набралось тогда десятка два человек. И под вечер плотное кольцо из сетей и ряжевок окружило гороховое поле…

Смеялся потом весь район».

Каверзными назвал Николай Денисов шутки деда Павла в этом рассказе. И во всей его натуре видит он нечто «мефистофелевское». Из экскурса в прошлое сообщает о давней, впрочем, забытой причастности его к Ишимскому «белокулацкому» восстанию, хотя он вовсе ни в каких мироедах не числился сроду. (Да и к восстанию этому нынче другое отношение). А вот продавцом окуневской кооперативной лавки работал он долгие годы, пока был в зрелой поре…

Как стыкуются времена!

Представьте, что и я, окунёвец по рождению, знал деда Павла еще как крепкого мужика. Ведь семилетним забегал к нему в лавку, где он ловко отмеривал деревянным метром с медными концами ситец и сатин из больших «труб» материи. Нечто «мефистофелевское» в нём было и тогда…

Осенью 1929 года, когда мама училась в городе Ишиме на курсах каменщиков, я уже ходил в первую группу Окунёвской школы. Однажды учительница Раиса Васильевна («стриженая Райка», как её называли окунёвские бабы), задержав меня после уроков, достала из собственного кошелька бумажный рубль, послала купить в лавке пачку промокашек на весь класс. Перебежав переулок, отделяющий школу на площади от Большой улицы, что тянется вдоль озера Долгого, я очутился в каменной кооперативной лавке. Продавец Павел с треском разрывал намотанную на знаменитый метр надрезанную материю. Я встал в очередь к прилавку и дождался, когда она дошла до Павла. Запомнил синеглазое и белощекое круглое лицо, карандаш за ухом, очинённый с двух концов, сине-красный, которым он метил черточки на ситчике, где сделать надрез.