Карлхайнц Дешнер - Криминальная история христианства Страница 36

Напротив, охотно верят признанию учителя церкви Иеронима (состоятельного, из хорошего католического дома), «что я никогда не щадил еретиков, что это было моей сердечной потребностью, враги церкви становились как бы моими врагами» Действительно, Иероним так горячо участвовал в борьбе с «еретиками», что язычники при нем за крывались одеждой, само собой, пример, — из книжонки о прославляемой им девственности Святой, явно еще более чувственный, чем в дни похотливой юности, обратил взор на Евстохию, юную римлянку из старой знати, семнадцатилетнюю, свою ученицу, «приверженницу», натурально, святую тоже (ее праздник 28 сентября), которую Иероним, согласно его современному биографу, теологу Георгу Грютцмахеру, «познакомил со всей грязью и всеми пороками» — «отвратительно».

Но в то время как Иероним раскалялся против «еретиков» до белого каления, при случае и сам называемый «еретиком», он ворует как литератор, где может, и одновременно пытается произвести впечатление своей начитанностью. Так, он почти буквально списывает Тертуллиана, не называя его. Или получает все свои большие медицинские познания у великого язычника Порфирия, опять же без всякого указания на это Часто открывается «отвратительная лживость Иеронима» (Грютцмахер).

Это звучит еще мягко в его святейших устах, когда он Оригена, у которого одновременно «бесстыдным образом списывает», которого «обкрадывает со всех сторон» (Шнейдер), однажды обвиняет просто в «богохульстве»; когда он обзывает Василида «старейшим, в своем невежестве выдающимся еретиком», Палладия — «человеком низких убеждений» Уже отчетливее проявляется тональность этого человека, когда он оскорбляет «еретика» как «двуногого, пожирающего чертополох осла» (и молитву евреев, для него лишь недочеловеков, он называет ослиным криком), когда он сравнивает инакомыслящих христиан со «свиньями» и «убойным скотом для ада», когда он вообще не называет их христианами, но — «дьяволом» «Omnes haeretici christiani non sunt Si Christi non sunt, diaboli sunt».

Этот высокосвятейший церковный учитель, которого рассмотрим здесь несколько обстоятельней (так как чисто теологический писатель не стоит, в отличие от церковных политиков Афанасия, Амвросия и Августина, отдельной главы), вступает во вражду, на время или навсегда, даже острую, с людьми собственного лагеря. Например, с патриархом Иоанном Иерусалимским, которого Иероним и его монахи в Вифлееме преследовали годами. Или, еще в большей мере, с Руфином из Аквилеи, причем каждый раз, по крайней мере на переднем плане, речь шла об Оригене.

Ориген, чей отец Леонид нашел мученическую смерть в 202 г как и он сам, отказавшись отречься, был предан при.

Деции, пыткам, умер около 254 г (примерно в 70 лет). Нет уверенности, была ли смерть следствием пыток. Но совершенно уверенно Оригена причисляют к самым благороднейшим христианам вообще.

Ученик Климента Александрийского представлял в свое время христианскую теологию на всем Востоке. И еще долго после смерти его высоко ценили многие, пожалуй, большинство именитых епископов Востока, среди которых учителя церкви Василий и Григорий Нисский, которые совместно составили антологию из его трудов, «Philokalia» Осыпают его, однако, похвалами католические теологи и сегодня вновь, и, можно предполагать, церковь в общем и целом давно сожалеет о давнем обвинении в ереси.

В античные времена из-за Оригена почти постоянно шел спор, причем верой часто лишь прикрывались, по меньшей мере, в 300, 400 гг. и середине VI столетия, когда император Юстиниан в 553 г проклял в эдикте девять работ Оригена при согласии — вскоре — всех епископов империи, особенно патриарха Меннана Константинопольского и папы Вигилия Двигала властителем (церковно) политическая причина попытка объединить вновь теологически расколотые Грецию и Сирию в общей ненависти к Оригену. Но имелись также и догматические основания — которые между тем всегда одновременно и политические основания, - а именно, некоторые «ереси» Оригена, например, его субординационная христология, согласно которой Сын меньше, чем Отец, Дух меньше, чем Сын, что, вне сомнения, более соответствует прахристианским верованиям, нежели позднейшей догме. Или его учение об Апокатастасисе, Всепримирении оспаривание вечного ада, — ужас, который для Оригена ни представить нельзя, ни совместить с милосердием Бога и (конечно, точно так же рядом с противоположными учениями) обосновать в Новом Завете.

Пик споров вокруг Оригена в 400-м относится к напряженной проповеднической дуэли между епископами Епифанием Саламинским и Иоанном Иерусалимским в тамошней кладбищенской церкви в 394 г, которая втянула Иеронима в жесткий конфликт с церковным писателем Руфином из Аквилеи.

Руфин, монастырский священник, который жил шесть лет, до 377 г, в Египте, потом как отшельник близ Иерусалима прежде чем он, спасаясь бегством от вестготов Алариха, вернулся в 397 г в Италию и умер в Мессине в 410 г, был со времен своих студенческих лет в дружбе с Иеронимом и, подобно ему, восторженным переводчиком.

Оригена. Но во время нового спора Руфин, вопреки жалкому лавированию и ортодоксальному вероисповеданию перед папой Анастасией, отстранился от Оригена меньше, чем Иероним, который, однажды воодушевленный св. учителем церкви Григорием Нисским, Оригена превоз — носил. Но как только его начали обвинять в ереси, Иероним, всегда со страхом думавший о новейшей правоверности, тотчас сменил фронт. Теперь он клеймил Оригена, более того, бичевал спиритуалистическое учение об уничтожении тел «как ужаснейшую из всех ересей», причем он, наихудший, обычно поступал так, будто он всегда проклинал Оригена.

Но Руфин в это самое время, когда он оправдался перед недоверчивым папой, приготовил Иерониму весьма ощутимый удар в двух книгах большей частью преувеличенные, искажающие, частично неправдоподобные обвинения, которые часто совершенно не относились к Оригену, а должны были лишь попасть в Иеронима, и, конечно, иногда уж попадали. Так, соответствовал истине упрек Руфина, что Иероним нарушил свою торжественную клятву больше не читать никаких классиков, что он в одной из эпистол к своей очень юной подруге назвал ее мать Паулу мачехой Бога, что он вначале боготворил Оригена как «величайшего учителя церкви со времен апостолов», а потом выставил как патрона лжи и клятвопреступника, что он нападал на св. Амвросия анонимно, как «ворона» и «черная, как смола, птица» «Но если ты таких, как Ориген, Дидим, Амвросий, хвалил когда-то, а теперь проклинаешь, что жалуюсь я, который в сравнении с ними блоха, когда ты меня, которого до того хвалил в своих письмах, теперь разрываешь на части.».

Отец церкви Руфин, прилежный, однако неоригинальный, несмотря на некоторые гетеродоксии — так называется это уже в его время! — исключительно ортодоксальный, характерная смесь мужества и малодушия, коварства и лицемерия, направил весь шквал своих стрел между назидательным началом и назидательным концом, как это соответствовало и соответствует благочестивым христианским нравам. Сперва он в соответствии со словами Евангелия, — будьте блаженны, если вы преследуемы, — как его Господь Иисус, небесный врачеватель, хотел промолчать в ответ на нападки Иеронима, изъясняется Руфин в начале. А под конец, когда он выпустил яд и желчь, пишет «Позвольте не отвечать на его хулу и оскорбления, молчать после этого учил нас наш учитель Иисус».

Иероним был в ярости. И хотя он знал об атаке Руфина только понаслышке, из писем других, он тотчас же привел свое перо в движение Превосходя противника в знаниях, остроте ума и стилистической силе, но по злоязычности и бессовестности будучи равным, святой обрушился на слишком незащищенное или фальшивое, торжествующе напал на беспримесную злобу Руфина, чтобы тем лучше замаскировать свою собственную, проигнорировал его правдивые обвинения и пустил в свет собственные — полуправду или неправду, даже приписал Руфину с его покровителями желание скрытно, с помощью денег захватить папский престол и тайное желание смерти антиоригеновскому папе Анастасию.

Теперь вспенился Руфин. Началась оживленная переписка обоих отцов церкви. Они взаимно упрекали в воровстве, клятвопреступлении, фальсификации Руфин угрожал Иерониму, если тот не замолчит, донести не духовному, а светскому суду, равно как и другим, интимнейшие разоблачения из его жизни Иероним ответил «Ты похваляешься, что знаешь преступления, в которые я тебя посвятил как своего в бытность лучшего друга Ты хочешь вытащить их для общественности и меня нарисовать моими красками Я могу тебя тоже нарисовать твоими красками». И среди всего злобного, язвительного, потока правды и лжи Иероним тоже апеллирует к «посредничеству Иисуса» и жалуется, что «двое седовласых хватаются из-за еретика за мечи, особенно потому, что оба хотят слыть католиками. С тем же самым усердием, с каким мы хвалили Оригена, нам нужно теперь проклясть проклятое всей землей. Нужно протянуть друг другу руки, объединить сердца».