Василий Лягоскин - Тысяча вторая ночь. «Ох уж эти женщины!» Часть четвертая

Тысяча вторая ночь

«Ох уж эти женщины!» Часть четвертая

Василий Лягоскин

© Василий Лягоскин, 2016

ISBN 978-5-4483-5721-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В жаровнях наших стынут угольки,Глад мучит летом, а зимою хлад,Рычат на нищих уличные псы,Встречаешь всюду брань и злобный взгляд.Не сетуй – не простят нам нищеты…

Маламут не рычал; он скорее доброжелательно, чем настороженно, разглядывал незнакомых пока людей. С особым любопытством он тянул свой нос к Сашке; пацан, кстати, тоже был бы рад познакомиться с ним поближе – вон как горели его глазки восторгом и нетерпением. Николаич перевел взгляд на взрослых. В голове до сих пор теснились строки неизвестного произведения, которое – как он чувствовал – должно было послать его в следующее путешествие; не позднее, чем в очередную субботу. Откуда был вырван этот отрывок? Это предстояло выяснить, а пока – разобраться с его скрытым смыслом. Потому что ни Кирюхины (это была фамилия соседей), ни сам Кошкин с супругой под определение «нищеты» никак не подходили. Если верить словам Николая, ни «глад летом», ни «хлад зимою» никому из них не грозили. А голодные взгляды взрослых – особенно женщин – выражали не тревогу о будущем, а вполне естественный вопрос:

– А где сокровища? Где злато и каменья, которые ты приносил из прошлых вояжей в прошлое?!

И Виктор Николаевич совершенно искренне ответил, опустив руку на широкий затылок щенка:

– Вот сокровище, что прибыло со мной из Древней Руси двенадцатого века. Знакомьтесь – это Герой, моравский маламут.

– Как ты сказал? – задумчиво протянул Николай; очевидно, он когда-то изучал этот вопрос, потому что с сомнением в голосе сообщил всем, и прежде всего Николаичу, – про аляскинского маламута слышал, а вот про моравского…

– Ну, так откуда-то таких собак на Аляску ведь привезли? – резонно ответил ему вопросом Кошкин, – почему не из Моравии?

– А где это, Моравия? – вышла вперед Людмила, тоже забывшая на время о страшных клыках маламута.

Николаич не успел ей ответить. Потому что раньше него на задумчивость родителей отреагировал Сашка. Пацан ловко соскочил с рук отца, прильнул на мгновение к шее щенка, которую не смог обхватить ручонками… миг – и ошалевший от такой бесцеремонности Герой превратился в ездовую собаку. Сашок ловким движением заскочил на его широкую спину.

– Эй – эй! – тут же сдернул его Кошкин, – ему пока нельзя!

И повернулся к родителям шустрого паренька с чуть извиняющимся пояснением:

– Он ведь еще маленький, щенок – всего два месяца. Косточки еще растут, так что загружать их нельзя – вырастет кривоногим и горбатым.

– Щенок?!! – выдохнули сразу трое взрослых.

– Два месяца? – это уже один Николай шагнул вперед и ловко перехватил у Николаича ребенка.

Одной левой, кстати. Потому что правая так же бесстрашно, как прежде у сына, гладила широкий лоб маламута.

– А почему Герой? – это Сашок пропищал уже с рук отца.

– Потому что он действительно герой – самый настоящий, – с гордостью за пса заявил Николаич, – спас от злых происков иностранного агента целую княгиню – Ярославну; если кто слышал про нее.

– Слышали, – кивнула Людмила.

Она тоже когда-то училась в классе Виктора Николаевича, тогда совсем молоденького учителя, и отличалась изрядным прилежанием. А сам Кошкин, отметивший этот факт краешком сознания, вдруг задал еще один вопрос – себе:

– А что было бы, если княгиня там, в далеком одна тысяча сто восемьдесят пятом году, отпила бы из кубка? Или шальная стрела из греческого стана поразила Кассандру на стене Трои, когда я был в ее теле? Или…

На свете только тот судьбою одарен,Кто осторожным и разумным сотворен,Кто не пойдет сухой, не скользкою дорогойНе осветив умом, не ощутив ногой…

Об этом – о своих вполне обоснованных опасениях – Кошкин рассказал всем уже дома. Герой успел обнюхать все в своем новом жилище; сожрать остатки борща и пельменей, и сейчас лежал в углу залы с довольной физиономией. А Николаич тут же пожалел, что рассказал об этой стороне своих удивительных путешествий; пока неисследованной стороне. Он, впрочем, не горел желанием исследовать ее. Так же, как и отвечать на вопрос Валентины:

– И как же ты, мой драгоценный, возвращался домой? Говорил волшебное слово?

Кошкин раньше о такой сугубо интимной подробности путешествий не распространялся. Стеснялся. И – задай сейчас этот вопрос кто-то другой – постарался бы увильнуть от него, перевести на что-нибудь другое. Да хотя бы на те же стихотворные строки, что сами всплывали в голове, обещая новые приключения. Но от Валентины отвертеться было невозможно. Это было проверено не раз; вбито и в подкорку глубоко внутри головы, и снаружи ее – крепкими кулаками супруги.

Не верь посулам жен и дев,Их легким увереньям, Ведь их довольство или гневПодвластны вожделеньям.Под их любовью показнойСкрывается измена…

Нет – в любви Валентины Николаич нисколько не сомневался; про измену даже думать не хотел – был уверен в своей половине на все сто. А вот вожделение, а тем более гнев… В-общем, Кошкин глубоко вздохнул и во всем признался. Первым не сдержал рвавшийся из глубины души смех Николай. Он сначала закашлялся, пытаясь сдержать хохот уже на выходе; не справился с этим, и захохотал громко и безудержно. Скоро в комнате смеялись все; даже Герой улыбался во всю зубастую пасть. А Николаич, махнув рукой, тоже засмеялся.

– Аякс…, – чуть не плакал сосед, – Одиссей; князь Игорь… Ну, и у кого из них длиннее…

– Бац! – Людмила, оказывается, тоже умела отвешивать подзатыльники собственному муженьку.

Судя по тому, что веселый Сашка ничуть не удивился, эта процедура в семье Кирюхиных была давно отработана. А Валентина, задумчиво поглядев на собственную длань, еще задумчивее протянула:

– Так вот почему ты не спешишь лечить свой простатит?!

Кошкин смутился теперь совсем окончательно; такой подставы от собственной жены он никак не ожидал. А Валентина Степановна вдруг озарилась теплой улыбкой:

– Этот ты, Витенька, терпишь, чтобы точно вернуться назад, ко мне?..

Николаич, вообще-то, никогда не задумывался о том, что его путешествие в прошлое может иметь билет в один конец; однако, попробовал бы он не кивнуть сейчас головой!..

Пока Кошкин мужественно терпел жаркие объятия супруги, сосед, довольно покряхтывающий, ткнул пальцем на Героя:

– С этим зверем нужно что-то делать. В квартире ему не прожить; особенно, если он вырастет с годовалого теленка, как утверждает Николаич.

Вообще-то это утверждал не Кошкин, а моравский посол – через толмача. Но Виктор Николаевич возражать не стал. Он тоже вдруг пожалел Героя; перспектива у пса была одна – короткие прогулки на поводке, да гневные возгласы других собачников, которые будут грудью защищать своих маломерок от моравского маламута.

– Хотя.., – протянул он, вырвавшись, наконец, из объятий Валентины, и вообразив, с какой важностью он прогуливался бы по набережной Геленджика – с Героем на поводу.

– Вот что! – прервал его мечтания Николай, – мы сейчас едем смотреть наш новый особняк… ну, как особняк – домик загородный. Там рядом, вроде бы, еще один продается. По крайней мере, вчера на воротах объявление висело. Не хотите глянуть?

– Хотим! – это раньше Кошкина выкрикнула Валентина, заражая энтузиазмом и мужа, и обретенного сегодня нового члена семьи.

Герой стоял уже у двери, хотя волшебного слова: «Гулять!», – никто сказать не успел. Он повернул в нетерпении голову назад, к хозяину – как раз в то мгновение, когда тот с теплотой, гордостью и некоторым изумлением подумал:

– Ну, что за умница этот пес!

– А то! – ответил ему взглядом Герой…

Дом, в который за полчаса езды на джипе Николаич мысленно успел вселиться, и даже обжиться в нем, оказался миленьким двухэтажным коттеджем; со всеми удобствами, собственной скважиной и даже электрогенератором – на случай отключения электроэнергии.

– Хотя за два года, что я живу в нем, свет ни разу не отключали, – суетился хозяин особняка вокруг семьи Кошкиных, а точнее – вокруг двух семей.

Очевидно, он прочувствовал то нетерпение, что снедало Николаича с Валентиной; точно определил именно в них потенциальных покупателей. Цена Виктора Николаевича не интересовала; Валентина, естественно, начала торговаться, а сам он – с Николаем и Сашкой – вышел во двор (площадью в десять соток), где Герой уже чувствовал себя хозяином. Он и провел первую экскурсию по участку.