Евгений Сартинов - Последняя империя. Книга первая Страница 14

— Откуда больше всего поступает наркотиков?

— Из Средней Азии, в основном из Афганистана. Выращиванием и переработкой мака занимаются талибы. Это их основной бизнес. Границу перекрыть очень сложно, горы, не очень дружелюбное местное население. Так что мы предлагаем установить капитальную границу с Казахстаном и отвести туда войска и погранзаставы из Таджикистана.

— Это будет очень дорого, — сказал Соломин. — Дорого и долго.

— А что же делать? — спросил Волошин. — Придумайте что-нибудь еще, получше.

— Не знаю, что будет лучше, но денег сейчас в бюджете нет, — настаивал Соломин. — Строить границу по всем правилам — это годы и миллиардные затраты.

— Погодите, вы слишком рано расставили все точки над "i", — с досадой прервал спор Сизов. — Отвести войска, и что дальше? Я вам скажу, что будет дальше. Дальше в Таджикистане будет второй Афганистан. Горбачев бросил Наджибулу без помощи и его скрутили за два года. То же самое будет и там. Мы потеряем не только Таджикистан, но и все остальные государства Средней Азии: Киргизию, Узбекистан и Туркмению. В Казахстан просто придется вводить войска, там живет очень много русских, а это опять большая кость прозападной пропаганде. Нам не нужны ваххабитские государства в прямом соседстве, хватает нам и Чечни.

Сизов поднялся, прошелся вдоль стола, посмотрел на карту, принесенную Волошиным, затем ткнул пальцем в район Афганистана.

— А это что тут отмечено? — он указал на несколько пятен серого цвета на зеленом фоне страны.

— А это остатки войск сопротивляющихся талибам. Соединения генерала Дустума, Ахмад Шаха Масуда, Раббани и Мансура, — пояснил Демин. — Они разрознены и почти уничтожены. Все эти соединения настолько слабы, что талибы даже не спешат их добить.

— И кого это они прижали к самой нашей границе?

— Мансура. Сейчас там зима, и только она сдерживает талибов от наступления.

— А если мы ему поможем оружием и припасами?

— Ну, Мансур искренне ненавидит талибов. Он таджик, а они в основном пуштуны. К тому же они попытались его убрать в самом начале, еще когда совместно воевали с нами. Он этого им не простил.

— Что он вообще-то за человек?

Демин улыбнулся:

— Своеобразная личность. Мансур был нашим самым неудобным противником в той войне. Человек удивительной храбрости и ума, многие его просто считают святым. Люди приходят за сотни километров, чтобы потрогать его плащ.

— Разве бывают святые с автоматом? — не удержался от вопроса Соломин.

— А почему бы и нет? Забыл Георгия Победоносца? Да и сам Мухамед был воителем. Вот и Мансур как заговоренный, пуля его не берет, рядом выкашивало десятки людей, а у него ни царапины. Абсолютный аскет, бессребреник. В отличие от всех остальных командиров не заработал на этой войне ни цента. Свои войска он удерживает не деньгами, а огромным авторитетом. Производство наркотиков считает первейшим грехом. Но я не уверен, что он примет нашу помощь. Для него мы по-прежнему «шурави» — основной источник бед его страны.

— Но попробовать договориться с ним надо, — настаивал Сизов.

— Хорошо, я пошлю кого-нибудь из своих востоковедов.

Сизов поморщился.

— Нет, Николай Михайлович, ты не понял. Тут не дипломат нужен и не ученый. Воин поймет только воина.

— Ладно, попробуем поискать кого-нибудь...

В этот момент подал голос Волошин.

— Я знаю такого человека. Он единственный из наших военных, кто встречался с Мансуром в афганскую кампанию.

Все удивленно обернулись в сторону замминистра.

— Его зовут Николай Белов, тогда он был майором, сейчас генерал-майор, правда, запаса. Десантник.

— Откуда у вас такие интересные сведения, Валентин Петрович?

— Просто он муж моей младшей сестры.

«Что же он, так не любит своего зятя, что посылает в самое пекло? — подумал Демин, но, лишь глянув на выражение лица Волошина, сразу отверг это предположение. — А кремень мужик, я бы так не смог».

Через две недели над заснеженными перевалами Гиндукуша летел вертолет МИ-8. Пассажиров было немного, всего двое, в армейском камуфляже, но без знаков различия. Тот, что постарше и пониже ростом, с густыми черными устами, не отрываясь смотрел в иллюминатор. Его спутнику, Павлу Могильному, молодому офицеру лет двадцати пяти, давно надоел этот пейзаж, и он прокричал на ухо Белову:

— Товарищ генерал, что вы там высматриваете?

— Молодость свою, Паша, молодость! Здесь она осталась, в этих горах. Семь лет, лейтенантом пришел, вышел майором! Брат мой младший здесь навсегда остался. Подбили его БМП, даже костей не осталось, такой силы был пожар. А он только после училища, совсем немного прослужил!

Могильный с сочувствием кивнул головой, хотел что-то сказать, но в этот момент подошел один из пилотов вертолета.

— Товарищ генерал, выше мы подняться не можем, машина идет на пределе, к тому же над перевалом, по нашим данным, сильный ветер. Может бросить на скалы.

— Хорошо, высади нас здесь. Сами возвращайтесь на базу. Когда нужно будет, вас вызовем.

Вертолет, поднимая белое облако взбудораженного снега, сел на единственную в районе ровную площадку и высадил обоих офицеров. Оружия у них было минимум, два пистолета с запасными обоймами и два крепких ножа у пояса. Могильный тащил большую армейскую рацию, два скатанных спальных мешка. Белов же взвалил на плечи большой рюкзак с провизией. Когда вертолет улетел, генерал закурил, взглянул на компас и махнул рукой на юг:

— Нам туда.

Путь этот был нелегок. В рыхлом снегу они проваливались по колено, каждый шаг давался с трудом, сказывалось высокогорье. Ни генерал, ни его адъютант уже больше не курили. Горная болезнь вызвала отвращение к табачному дыму. Белову приходилось туго, он и возрастом был постарше, и за годы отставки подрастерял десантную форму.

— Отвык, — сказал он во время очередного привала, сняв шапку и вытирая с лица обильный пот. — А когда-то... как лось по этим же самым местам...

К полудню они достигли перевала, где действительно буйствовал встречный порывистый ветер, и начали спускаться вниз, в долину. Они не думали, что в этот же день смогут добраться до людей, но уже в сумерках увидели вдалеке огонек и смогли рассмотреть небольшую струйку дыма. Они прибавили хода и по темноте подошли к небольшому полуразрушенному аулу. Десяток убогих домов приютился под высокой скалой, прикрывающей кишлак от постоянного в этих местах ветра.

Офицеры шли не таясь, в полный рост. Могильный нервничал и искоса поглядывал на внешне спокойного генерала.

— Николай Васильевич, неужели вы не волнуетесь?

— Почему, волнуюсь.

— По вам незаметно.

— Знаешь, Паша, в этих краях поневоле становишься фаталистом. Чему быть — того не миновать. Любая, самая длительная и ужасная смерть — только миг по сравнению с вечностью. Я ведь родился и вырос в Таджикистане, так что этих людей знаю не понаслышке, а как бы изнутри. Ну вот, нас уже и встречают...

Действительно, из сумрака ночи бесшумно, словно сгустившаяся темнота, появились люди. Их было трое, и даже в этом мраке было видно, что в руках у всех троих оружие. На гортанный оклик часового ответил сам Белов, потом к разговору подключился и Павел, в совершенстве владевший как пуштунским, так и таджикским и узбекским языками. После длительного разговора их повели в глубь кишлака. Полуразрушенные дома его были мертвы, лишь караул у одного из них предполагал внутри наличие жизни. Конвоиры «шурави» переговорили с постовым, и один из бойцов, отогнув брезентовую занавеску, исчез внутри дома. Белов, не торопясь, скинул с плеч рюкзак, поставил его у стены, то же самое жестом велел сделать лейтенанту. Вскоре посланец вернулся и велел сдать оружие. Когда оба пояса с кобурой и ножи оказались в руках часового, тот жестом разрешил незваным гостям войти в дом.

Перед тем как переступить порог Могильный невольно взглянул вверх, на звезды, по сравнению с равнинными казавшиеся неестественно огромными и яркими.

В доме стоял полумрак. Белов ориентировался по спине своего провожатого, сзади слепым кутенком тыкался в спину генерала Могильный. Генерал не видел, но чувствовал, что кругом, рядом, на полу спят люди. Храп, тяжелое ночное дыхание выдавали их присутствие. Лишь в дальнем углу виднелся свет. Туда и повел непрошенных гостей афганец.

Горела небольшая лампочка типа «шахтерки», подключенная к аккумуляторной батарее и стоявшая прямо на полу. Ее свет падал на страницы беспощадно истрепанной книги с узорчатой вязью арабских букв. Белов ни минуты не сомневался, что перед ним Коран. Кажется, он даже узнал и саму книгу.

«Как они этот аккумулятор подзаряжают?» — удивленно подумал генерал, но тут из темноты показалось лицо чтеца Корана, и Белов забыл обо всем. Казалось, что за прошедшие годы Мансур нисколько не изменился. Худощавое продолговатое лицо с рыжеватой, не очень густой бородой, длинный с горбинкой нос, глубоко посаженные глаза удивительного желтоватого-коричневого, как у тигра, цвета. На голове его была типичная для всех афганцев круглая пуштунская шапка. Мансур улыбнулся, обнажив при этом неровные, выщербленные зубы. Голос его оказался хрипловатым, но мягким и ровным: