Александр Конторович - Черный проводник Страница 15

— Что вам угодно, господа? — Одетый в домашний халат, Сомов стоял на пороге квартиры.

Бесцеремонно отпихнув его в сторону, матросы прошли внутрь. У входа задержался только сопровождавший их человек в сером пальто.

— Вы генерал Сомов?

— Да. С кем имею честь разговаривать?

— Я представитель Петросовета. Моя фамилия Нахамсон. Яков Григорьевич. Вот и мандат. — Человек в пальто вытащил и развернул лист бумаги. — Достаточно?

Из глубины квартиры донёсся звон — что-то упало и разбилось.

— Чему обязан столь поздним визитом? — бросив взгляд на текст документа, спросил генерал.

— Пройдёмте внутрь. Там и поговорим.

Пройдя мимо непрошеных визитеров, с увлечением рывшихся в шкафах, генерал вошёл в большую комнату и сел в кресло. Нахамсону он стула не предложил, но тот обошелся и без приглашения — подтащив к себе такое же кресло, Яков с удовольствием в него уселся.

— Вы служили павшему режиму, генерал?

— Отчизне я служил, милостивый государь! Если вы понимаете, что это такое.

— У пролетариата, генерал, нет отечества.

— Сочувствую… пролетариату.

— Оставим это. Вы служили в разведке.

— В департаменте генерала-квартирмейстера.

— Давайте не будем дурака валять, генерал. Хорошо? Так ли уж важно, как на самом деле называлось ваше учреждение? Важно то, чем оно занималось!

— Что вы от меня хотите? Я нахожусь в отставке и ничего не знаю об обстановке в моем бывшем департаменте.

— Бросьте, генерал! Такие, как вы, в отставку не уходят. Они только на время скрываются от глаз общественности. А их деятельность… она продолжается.

— Не понимаю вас.

— Скажу прямо. Мне нужны ваши архивы.

— Лично вам?

— Петросовету.

— Не имею чести знать это учреждение. Но даже будь по-другому… то и в этом случае ничем не могу вам помочь. Все мои дела остались на службе. Полагаю, вам было бы целесообразнее поискать там…

— Искали уже. По странной случайности все ваши бывшие сослуживцы неожиданно покинули свои квартиры. А в кабинетах ничего нет! В смысле — ничего интересного.

— Рад за своих товарищей — они избавлены от необходимости отвечать на подобные вопросы.

— Но вы-то, вы-то — здесь!

— Увы… — развел руками генерал. — У меня больная жена… ей противопоказаны переезды.

— А вам?

Сомов вопросительно приподнял бровь:

— Я никуда не собираюсь выезжать. По крайней мере — в ближайшее время.

— А придётся! Если наш разговор ни к чему не приведёт… вам грозит перспектива сменить уютную квартиру на неопрятный карцер!

— Это ж за какие — такие грехи?

— Неужто их нет?

— Мне таковые неизвестны.

— А про революционную необходимость вы слышали?

— Нет. Она что, отменяет все существующие законы и установления?

— Именно так, генерал.

Грузно ступая по паркету, в комнату вошёл рослый матрос. В руках он держал бутылку:

— Ты глянь, товарищ, какие вина пьёт царский генерал! Небось ещё и жрёт в три горла! У-у-у, кровосос! — Громила замахнулся бутылкой.

— Обожди, товарищ! — поднял руку в протестующем жесте представитель Петросовета. — Не всё он ещё рассказал…

— Всё. Мне больше нечего вам рассказать. Ищите в министерстве.

— Ну, что ж… нормального разговора вы не понимаете… жаль…

Пронзительный женский крик прорезал тишину.

— Что вы делаете? — вскочил на ноги Сомов. — Ирина больна…

— Да сядь ты! — толкнул генерала в грудь матрос. — Ничё с ней не станется… поорёт и перестанет…

Сомов оттолкнул его и бросился к двери.

— Держи генерала! — Яков попытался вскочить из кресла и поскользнулся на паркете. — Уйдёт!

Матрос, бросивший на пол бутылку, постарался схватить убегающего, но не преуспел в этом занятии — только полы развевающегося халата мелькнули в двери.

— Стойте! — пронесся по комнатам крик Сомова. — Мерзавцы, что вы с ней делаете?!

Сухо треснуло несколько выстрелов. Раскатисто бабахнул карабин.

Ворвавшийся в спальню Нахамсон увидел только последствия этого.

Ничком, обхватив руками окровавленный затылок, лежал на полу один из матросов. На кровати, зарывшись лицом в смятые простыни, стонала женщина. А перед кроватью лежал Сомов. На его халате расплывалось кровавое пятно. Около руки генерала валялся маленький пистолет.

— Что произошло?! — взвизгнул представитель Петросовета. — Вы что тут натворили, идиоты?!

— Да в кровати пошарить хотели… мало ли что она там заныкала? — ответил один из присутствующих, баюкая пораненную руку. — А баба — в крик! Тут этот ворвался — и с порога как стрельнет! Ваську наповал, меня вот в руку поранил… Вот его и…

— Дурачьё… — обхватив голову руками, простонал Яков. — Он же живой нам нужен был! Живой! Понимаете это, остолопы?

— Да ладно тебе… — отмахнулся от Нахамсона вошедший в комнату матрос с бутылкой. — Тут и так добра — неделю гулять можно! Давай, братва, собирай манатки! И быстро!

Заскрипев зубами, Яков бросился к двери. Но, увы — поспешный осмотр столов и шкафов никаких находок не явил.

— Яшка! Ты где там? Сваливать пора, не ровен час… — раздался голос из-за двери.

Выскочив в коридор, Нахамсон увидел троих оставшихся грабителей. Навьюченные узлами, они стояли около входной двери.

— Бабу кончили? Узнает ведь нас!

— Блин! — сплюнул на пол один из матросов. Бросил свои узлы. — Я щас!

Сдергивая с плеча карабин, он направился в спальню. Едва он скрылся за дверью, Яков поднял левую руку:

— А это что за дверца?

Оба оставшихся мародера синхронно повернули головы туда, куда указывала рука.

Ках!

Ках!

Ках!

И два тела повалились на паркет.

Бух!

Грохнул выстрел за дверью спальни. И, передергивая затвор карабина, на её пороге появился матрос.

Пистолет в руке Нахамсона сухо кашлянул — налетчика отбросило назад. Пройдя по комнатам, Яков удостоверился в том, что живых в квартире не осталось.

Бросив на пол прихожей свой пистолет, осторожно приоткрыл дверь. В подъезде стояла мертвая тишина.

Прикрыв дверь за собою, он быстро сбежал вниз по лестнице.

На заснеженных улицах Питера было пусто. Редкие прохожие рисковали выглядывать по ночам в холодные лабиринты улиц и извилистых переулков.

Быстро пробежав по улице, Нахамсон свернул в подворотню. Осмотрев окна дома, удовлетворённо кивнул. И через пять минут уже стоял около массивной двери.

Тук…

Тук-тук…

Тук-тук…

Лязгнули запоры, и дверь приоткрылась:

— Входите.

В небольшой комнате царил полумрак. Низко висящая над столом лампа освещала только сам стол и кисти рук сидящих за ним людей.

— Вы достали документы? — Голос хозяина квартиры выдавал в нём иностранца. Судя по акценту, англичанина.

— Нет, — отрицательно покачал головою Яков. — Генерал оказался настороже. Поддельный мандат позволил нам войти, но Сомов распознал переодетых матросами уголовников. Надо полагать, они как-то сфальшивили. Он начал стрелять… убил двоих. Ответным огнём был убит. Тщательный обыск квартиры никаких результатов не принёс.

— Плохо… теперь пойдёт шум.

— Не пойдёт. Я принял меры — никто ничего не расскажет.

— А… жена генерала?

— Никто.

— Однако… вы решительный молодой человек. Что же мы теперь будем делать?

— После всего случившегося… мне не хотелось бы оставаться в Петросовете. Раз сошло с мандатом, второй… дальше так рисковать опасно.

— Ладно, мы ценим ваше сотрудничество. Подумаем и над этим. Можете идти спать, утром обсудим вашу дальнейшую судьбу…

Тщательно заперев дверь и подперев дверную ручку стулом, Нахамсон стащил с кровати на пол подушку с одеялом. Бросив на пол шинель, расположился сбоку от двери. Мало ли… в комнату необязательно заходить, стрелять-то можно прямо через дверь. Яков сунул под подушку наган и через несколько минут забылся тревожным сном…

1935 год.

Главное управление пограничной и внутренней охраны НКВД СССР

Даурский погранотряд

— Вот, смотри! Это теперь твой участок ответственности, — опершись рукою о стол, начальник разведывательного отдела провел рукою по карте. — Территория — будь здоров! Сопки, реки, тайга — сам черт ногу сломит!

Лейтенант Кожин с интересом рассматривал карту:

— А эти значки?

— Это пикеты. Выставлены в тех местах, где наиболее вероятен прорыв противника с сопредельной стороны.

— И что же — бывают тут такие?

— А ты думал?! Не каждый день, понятно, но пробуют иногда. Думаешь, на той стороне у нас друзей полно? Как же! Спят и видят, как бы куснуть почувствительнее.

Собеседник лейтенанта сел на стул и, вытащив из коробки папиросу, постучал ею о коробку. Чиркнул спичкой.