Все против всех - Герман Иванович Романов Страница 18

Келарь хрипло задышал, и Князев стал всерьез опасаться, что тот помрет. Но крепок оказался монах, оправился, уже сам взял кружку и выпил квас, а голос стал значительно тверже.

— Марию пожалел потому, что сговор был насчет женитьбы с принцем Датским Магнусом, что королем Ливонии уже стал. Вот и отдали ему в жены Марию, хоть она тогда совсем отроковица была. Я на свадьбе той был, стольник царский я. Это потом, когда супротив тогда еще боярина Бориса Федоровича Годунова пошел, в царскую опалу попал и сослан был на Соловки, где чин монашеский и принял…

Такого развития событий Иван никак не ожил и совершенно растерялся от лавины обрушившейся на него информации. А келарь Авраамий неожиданно улыбнулся, приветливо как-то:

— Зрю, не знал ты ничего. На сердце легко стало — думал еще один самозванец. Прости меня, Иван Владимирович, князь Старицкий. Сам видишь, какие времена наступили — лжа и смута, тут и веру потерять можно…

Глава 19

— Побежали к самозванцу изменники, государь. Оба князя Трубецких, двое князей Засекиных також, и с ними Михайло Бутурлин. А еще князья Алексей Сицкий и Дмитрий Черкасский, и боярин Михайло Салтыков, — настроение у князя Дмитрия Шуйского было препоганым, когда он узнал о бегстве из Москвы представителей родовитой аристократии. Учуяли вороны где можно крошек больше склевать, вот и расправили крылья.

— «Кривой» Салтыков присягу мне сложил?!

Царственный брат ахнул, такого предательства он не ожидал. И зря — получив от царя Федора чин окольничего, а от царя Бориса боярскую шапку, Михайло Салтыков и предал своего благодетеля, переметнувшись на сторону первого «Димитрия». Потом поклялся в верности царю Василию и снова переметнулся. А ведь все не могут не знать, что новый «Дмитрий» не «старый», разные у них морды, непохожи друг на друга. Но ведь служат, собаки, и делают вид, что признали «чудесно спасшегося государя».

— С них самозванец Боярскую Думу создал, и там також князь Васька Рубец Мосальский замечен!

— Хотел гадюке этой голову отсечь, но покаялся мне, в ногах у меня валялся, пощаду вымолив, все планы «Димитрия» выдав, — осевшим голосом произнес царь. — Пощадил, отправил в Корелу воеводой, а он снова изменил, паскуда вероломная! Повинен в смерти, вор и сводник блудливый! На кол пса шелудивого посажу, как попадется!

Несмотря на грозный голос царя Василия, уверенности в нем не слышалось, поражение под Болховым обернулось горшим — войска самозванца подошли к Москве и стали обкладывать столицу со всех сторон. Верные присяге дворяне и стрельцы этому всячески противодействовали, войска стояли на речке Ходынке, грозя ударить по Тушинскому лагерю. Эта угроза вынуждала самозванца держать свои лучшие полки под рукою, особенно хоругви латной конницы — польских «крылатых гусар».

Ляхов пришло много, никак не меньше того числа, что было в войске первого «Дмитрия Углицкого». Отрекшийся от православия князь Роман Ружинский, как следовало из донесений верных людишек из тушинского стана, заложил все свои имения за шестьдесят тысяч злотых, набрал четыреста гусар и семьсот наемников с мушкетами, еще в апреле привел войско самозванцу на помощь. А тот назначил его гетманом, сместив другого пана, Миколая Меховецкого, что Мнишекам до того верно служил и первому самозванцу. А тому первый привел семьсот ляхов для поддержки, взяв Козельск на саблю, и власть там захватив. С ним и пан Лисовский, у которого больше полутора тысячи конных пахоликов, что массу бед приносят своими неожиданными набегами. И хотя под Зарайском его хорошо побили, но снова сил проклятый набрал, и воровские казаки его почитают, охотно на службу к нему идут. Под его знаменами до трех тысяч «лисовчиков» собралось, и все на конях добрых, с пистолями и саблями.

Ладно, два последних пана в рокоше против короля Жигомонта участвовали, потому и на русские земли сбежали от наказания, но гетман Ружинский, Гедеминович по роду, королю всегда верно служил, и рокош тот, бунт злонамеренный, подавлял без всякой жалости. А этот факт сильно взволновал братьев Шуйских — а ежели король в сговоре с новым самозванцем, и решил его руками власть над русскими землями захватить?!

Все города Северской земли сразу признали власть самозванца — Стародуб, Чернигов, Путивль и другие, но то понятно, московские при Боиске Годунове рати там много зла народу причинили. Но теперь то власть самозванца признают города, что вблизи Москвы — Калуга и Звенигород, а за ними Тула, где еще недавно, после сдачи отрядов Болотникова, царю василию крест на верность целовали. Астрахань и воронеж отложились, и другие города к нимпримкнут — уже два десятка набирается, а будет больше, в том сомнений у Шуйских не оставалось.

И на то были веские причины!

Многие жители русских земель, если не большинство, категорически не признавали «московский собор», что был два года тому назад на Красной Площади собран. Ведь там царя не избирали «всей землей», а на царство выкрикнули подставные подкупленные боярами люди имя Василия Ивановича. Сами братья о том прекрасно знали, ведь все действо Боярская Дума и организовала, или ее большая часть, что вернее.

Но сейчас, добившись интригами и мятежом власти, став «самодержцем», царь Василий Иванович просто не знал, что ему с этой властью делать, и как править государством дальше. Веры у народа и дворянства Шуйским не было уже ни на ломаный грош, «боярскому царю» не желали подчиняться. И лишь вторжение ненавистных ляхов и холопская ненависть, что «разогревал» своими указами новый «Лжедмитрий», вынуждали бояр и дворянство пока держать сторону московского царя.

Велика была и поддержка поставленного патриархом Гермогена — лукавого грека Игнатия, что ставленником «Дмитрия Ивановича» был, изгнали, как тот в свою очередь поступил с верным Годунову патриархом Иовом. Но смута уже развратила умы простонародья — к «мужицкому» царю в Тушино сбегались многие тысячи смердов и холопов, желающих свести счеты с бывшими помещиками, и разграбить их усадьбы.

Но теперь потянулись и дворяне с боярами — а это плохо. При самозванце уже собрана Боярская Дума, сбежавший из Москвы подьячий ставится в дьяки, и ему дается в управление Приказ, которые в Тушино и создаются. И грамоты во все города пишутся, чтобы быстрее признавали царем «Димитрия Иоанновича», и страшат разными карами за непокорство…

— Жигимонт все это, нужно отписать королю, чтобы повелел полякам уйти от самозванца, — тихо произнес Дмитрий, внимательно смотря на царя. — И отдать ему Мнишека и Маринку, дщерь его. Но та должна отказаться от титула царицы московской, и своим мужем «тушинского вора» не