Андрей Уланов - Принцесса для сержанта Страница 22

На мою голову.

Товарищ капитан говорил, что высоты боятся только дураки. Потому как разбиваются люди не о высоту, а о землю. Ну или о воду – если хорошо вскарабкаться, то тебе и озерная гладь бетоном лучшей марки станет.

Говорил это все он не мне – я-то высоты не боюсь. Парашютная вышка от данной фобии на раз лечит.

Только вот была та вышка в нашем парке стальная. А помостик, который сейчас под моей задницей все норовит ходуном сходить, – деревянный. И потому выглядит не в пример хлипче. Сдается мне, пожалел кто-то денег на реквизит – больно уж доски кривые, да и сколочено все на живую нитку.

Так что хоть высоты я и не боюсь… обычно, но в этот миг чихать было страшно – вдруг развалится. И при всем уважении к товарищу капитану, когда вот так сидишь на краю, болтая сапогами, а под подошвами – семь метров чистого воздуха, а затем булыжник… в такие моменты мысль, что разобьешься ты на целых две секунды позже, чем свалишься, оптимизма не добавляет.

Боялся я почти минуту. Потом – надоело, да и лиарион все никак толком настраиваться не желал. А я хоть и не верил, что там, внизу, кто-то чего-то сумеет расслышать, но все равно сыграть хотел как положено – то есть хорошо. И, как выяснилось уже после, правильно хотел – слышимость была отличная, маги позаботились.

Освещение, кстати, тоже.

Я на этой настройке так сосредоточился, что едва нужный момент не пропустил. Крайняя струна все никак не играла нужно, правильно… я ее уже до упора выкрутил… сообразил… нет, вначале даже не сообразил – ощутил, что вокруг изменилось что-то… а вот миг спустя уже и сообразил – да это ж толпа внизу затихла.

Я поднял голову и увидел, как Дара шла навстречу мне. По канату.

Дойдя примерно до середины, она остановилась, сбросила плащ – и внизу дружно охнули, когда он, кружась, словно осенний лист, спланировал на землю.

На Даре же остались высокие, почти до колен, сапожки серой кожи – их я помнил, еще по первому дню – и… обшитое алыми и розовыми ленточками нечто. Нечто – потому как оно и на купальник-то толком не тянуло. Разве что этот купальник какой-нибудь интендант проектировал, причем с одной-единственной мыслью – с каждого экземпляра как можно больше ткани сэкономить.

Еще у нее в прическе что-то посверкивало холодно, сине…

…и узкими зеркальными полосками блестели два меча в опущенных руках.

Она стояла и смотрела вниз. Было очень-очень тихо… по крайней мере, я отчетливо слышал собственное хриплое дыхание и тревожный перестук в груди, слева. А больше никаких звуков и не осталось.

Потом она подняла голову… и улыбнулась… мне улыбнулась.

Только тогда я вспомнил, что надо… что я должен играть. Правда, я не знал, что… и как… но кончики пальцев, словно сами по себе, коснулись натянутых струн… и первая нота, словно первая капля дождя, соскользнула вниз и разбила… нет, не себя – она разбила тишину о булыжник площади!

Раз, два, зажать – и аккорд!

Сейчас моим рукам помощь головы явно не требовалась – что им надо делать, как играть, они знали намного лучше. И это было ба-альшим везением, потому как помощи этой они б не дождались.

Я смотрел на Дару. Смотрел, как дрогнули, расходясь в стороны, сверкающие полоски стали… словно лезвия ножниц… вновь замерли на миг. Резко взлетели вверх – и, послушные голосу струн, закружились, начали выплетать вокруг ало-розовой фигурки серебряное кружево.

Это было как во сне – во сне, которому после, наяву, будешь завидовать еще очень долго.

Забавно – но я совершенно не помню, что же тогда играл. Позже переиграл Даре все, что только смог припомнить. Даже кое-как изобразил вещи, никогда для гитары не предназначавшиеся, – а она сказала, что ничего даже близко похожего.

Впрочем, когда я попросил ее повторить этот танец, она тоже не смогла его вспомнить.

Это длилось целую вечность. А сколько было в той вечности – тысяча лет, пять минут или все десять… вряд ли кто сумеет ответить.

Музыка взлетала все выше и выше… и, наконец, забравшись то ли на седьмое, то ли на девятое небо, начала рвать незримые паутинки, привязавшие ее к струнам лиариона. Одна, вторая… последняя.

С этим последним звуком Дара вновь замерла, в той же самой позе, что и вначале. И опять стало тихо.

Здесь, в этом мире, нет обычая аплодировать. Просто… когда я тоже глянул вниз, то ни одного лица не увидел. Только спины.

Здесь принято кланяться.

По-настоящему я пришел в себя уже в фургоне. Устроил Дару поудобнее на сене, стянул с нее левый сапог и только взялся за правый, как полог откинулся.

– Не помешаю?

Это был давешний старикан, тот, что подходил к нам вначале, вместе с девицей. И в руке у него была здоровенная глиняная кружка, от которой пахло так… я сглотнул и едва слюной не подавился.

– Не помешаете, – говорю. – Только на будущее… вы б, дедушка, хоть о борт постучали. А то ведь неприятность могла получиться.

Да еще какая. Я и сам не понял, как вышло, – но когда я на его голос развернулся, пистолет уже в руке был. Причем, что характерно, с патроном в стволе и на боевом взводе.

– Учту непременно, – весело улыбается старик. – А пока вот, предложи-ка сестренке своей отвару целебного. Сам-то, небось, не озаботился… вы, молодые-горячие, все торопитесь, спешите… ты ведь и не знал про отварчик-то, а? Как тебя там?

– Сергей. А она…

– Лана. – Принцесса было привстать попыталась, но мы со стариком одновременно, не сговариваясь, обратно в сено ее толкнули.

– Сергей и Лана, значит, – щурится старик. – Что ж… хорошие имена. Ну а меня Кианом кличут. Иногда, – ухмыляется он, – я даже и отзываюсь. Если расслышу, хе-хе-хе. Старый, уши плесенью заросли… так что, – разворачивается он ко мне, – того, что ты, Сергей, играл, до меня едва половина долетала. Но, скажу тебе, и половины той было много больше, чем от иных – целого.

– Мастер…

– А девонька, лежи, лежи… хоть сейчас-то не торопыжничай. Отварчик мой пей… он хороший, отварчик-то… да, вот молодчинка-то… до дна. Ну что за девулька – чистое золотце.

– Мастер Киан…

– Ты полежи, полежи, – пробормотал старик, небрежно так повел своей сухонькой ладонью перед лицом принцессы – и ловко так подхватил чашку, прежде чем она о пол фургона брякнулась.

– Для нее сейчас это лучше всего будет, – говорит он мне уже совсем иным, серьезно-спокойным и словно бы лет на тридцать помолодевшим голосом. – Ты уж мне поверь.

Я и поверил. А заодно поверил, что старик этот – са-авсем не простой старик. Мастер Киан… судя по тому, как Дара эти слова произнести пыталась, товарищ Киан у нас не просто мастер или даже Мастер, а большой такой МАСТЕР… а то и повыше бери.

– Если уж совсем по правилам, – задумчиво говорит Мастер Киан, – ее бы сейчас полотенцами растереть. Горячими, прямо из кипятка. Только незадача приключилась – как раз перед началом ее выступления котел опрокинули. А новый пока еще закипит… вот я и решил хоть отварчиком целебным нашу победительницу уважить.

– Кого-кого?

– Победительницу сегодняшнего турнира, – повторяет Мастер Киан.

– Так ведь, – оглядываюсь я на полог, – турнир еще не кончился.

– Не кончился, – согласно кивает старик. – Много тут наших собралось, хорошо если за полночь все отвыступаются. А только победительница вот, перед тобой лежит, ресницами хлопает… и тебя, Сергей, зовет.

Ловко. И он мне, понимаешь, еще про уши свои заросшие сказки сказывал. Глухой, мол… а ведь я Дару не слышал, только видел, как губы шевельнулись. Плесенью заросли… как же, как же. Знаю я части, где таких вот глухих с ушами, руками и ногами отрывают – звукометрическая разведка называется. Сам едва после госпиталя не угодил.

– Но если еще другие выступать будут, может…

– Не может, – твердо говорит Мастер Киан. – Ты уж мне поверь… еще раз. Это зрители, толпа будет ахать, да спорить до хрипоты – кто огонь изо рта дальше выдохнул, кто на пол-оборота больше в прыжке перекрутился, у кого иллюзия вышла красочней. Но мы-то на другое смотрим, совсем на другое. Здесь, Сергей, сегодня мастера собрались, лучшие в трех королевствах. Не понял еще?

– Пока – нет.

– Здесь собрались мастера, – повторяет старик. – И вот поэтому… как эта девочка по канату прошла, им уже никогда не пройти.

Я начал было рот открывать, замер… моргнул два раза и кивнул.

– Ферштейн, – говорю. – Теперь – дошло.

– Эх, молодость-молодость, – улыбается Киан. – Когда-то и я так же туго соображал. Зато пальцы куда быстрее работали, да и кости не скрипели.

Встал, хлопнул меня напоследок по плечу и ловко так перетек наружу.

– Буду я тут, поблизости, – уже из-за полога донеслось, – Если что, сразу зови.

– Угу, – бормочу. – Обязательно. Как только, так сразу.

– Сергей…

Я осторожно так прикоснулся к Дариному лбу – нет, холодный. Или… слишком холодный?

– Сергей…

– Что?

– Сергей, я должна… должна рассказать…