Александр Конторович - Черная тропа Страница 24

Седоватые волосы, аккуратно зачесанные набок.

Аристократичный такой мужик.

Не хозяин кабинета — тот сбоку бы от стола не сидел.

— Как вы себя чувствуете?

А вот это уже врач. Тот самый, что приходит ко мне в палату, я по голосу узнал.

Стоит слева от меня, оттого и не был замечен сразу же.

Рост невысокий — где-то метр семьдесят.

Белый халат, русые волосы. Тоже в очках.

Старомодные такие, круглые… в обычной оправе — не то что у сидящего!

— Спасибо, доктор… хорошо.

— Головокружения нет?

— Нет… глаза вот режет…

— Это нормально. Пройдет вскорости, не переживайте. Можете самостоятельно встать?

А могу?

Естественно, я же не полный лопух.

По ночам, не вылезая из-под одеяла, тренирую ноги и руки, изгибаюсь и верчусь — аж пот градом!

А почему лежа?

Да фиг его знает… но стоило мне как-то резко повернуться, как в палате мигом нарисовалась медсестра — надо думать, она за дверью постоянно сидит.

Чем-то это меня тогда напрягло… и сам толком ничего не понял, но притих.

Тетка внимательно осмотрела палату, подошла ко мне и поправила одеяло. Повернулась и вышла. Стукнула, закрываясь, дверь, и через пару секунд что-то скрипнуло — медсестра уселась на стул.

Значит, она сидит в коридоре, около двери моей палаты.

А вот меня самого она трогать не стала… только одеяло подоткнула. Почему? Если она наблюдает за больным, логично потрогать лоб — нет ли температуры?

Нет.

Она, насколько я мог видеть сквозь чуточку приподнятую повязку, больше осматривала комнату, нежели смотрела на меня — и это было хорошо заметно даже при тусклом свете ночника.

Непонятно…

Вот я и не спешу пока демонстрировать свои способности.

Опершись рукой на кушетку, приподнимаюсь… и меня тотчас же ведет вбок. Снова плюхаюсь назад.

Доктор дернулся, перехватывая меня за руку, простучали каблучки, и откуда-то сбоку выскочила медсестра, пытаясь помочь ему.

А вот мужик у стола — тот даже и не шевельнулся.

— Простите, доктор… я, наверное, слишком уж переоценил свои силы…

— Бывает… не переживайте, ваши неприятности остались позади!

Да?

Что-то сомневаюсь я в этом…

Но, встревоженный моим падением, врач распорядился отвезти больного в палату.

Что и было тотчас же сделано медсестрой.

А вот мужик в золотых очках вообще ко мне никакого интереса не проявил. Более того, когда врач, отдав распоряжение, направился к столу, чтобы сесть на стул, очкастый даже и не двинулся. И не убрал свои длинные ноги, так что моему доктору пришлось обходить стол сбоку.

Пока коляска пересчитывала стыки паркета, я продолжил размышлять по этому поводу. Повязку мне заменили дымчатыми очками, и коридор теперь наблюдать тоже можно.

Вот и моя палата.

Слева от двери стоит стол и стул, на котором сейчас сидит коренастый медбрат.

Медсестра помогла мне перебраться на кровать, осмотрела палату и выкатила коляску за дверь.

Вот теперь… теперь можно и подумать. Мозгами пораскинуть…

А подумать есть над чем.

Но разложим все по полочкам.

Что мы имеем на сегодняшний момент.

Больница?

Точно не наша.

Почему?

Во-первых, язык. Я, естественно, не сомневаюсь в высоком профессиональном уровне немецких врачей. Но память ехидно мне подсказывает (в силу своих возможностей…), что случаи направления наших действующих офицеров на лечение в Германию — можно пересчитать по пальцам одной руки. И это были совсем уж вопиющие ситуации. Хорошо, представим себе, что именно такой вот случай и произошел.

Угу.

И отправили секретоносителя категории «А» на лечение в забугорье… Вам самим-то не смешно?

Мне — так ни разу.

Не может этого быть! Скорее уж немцев сюда бы привезли.

Ладно, это выяснили.

Больница… и даже бинты тут какие-то непривычные — жесткие. Наши мягче.

И…

А вот фиг — не больница это!

Отчего?

Запахи… точнее — их полное отсутствие.

Не пахнет карболкой для дезинфекции — уж этот-то запашок ни с чем перепутать невозможно. Нет и иных, неотъемлемо присущих любому медучреждению ароматов. Нет кварцевых ламп в палатах и коридорах — а без этого обязательного атрибута сейчас невозможно себе представить даже самую захудалую больницу.

А это — не захудалая! Когда меня везли по коридору, верхушки деревьев были почти вровень с окном — как минимум второй или третий этаж Немаленькое здание.

Тихо тут…

Нет телефонных звонков, да и сам телефон я видел только один — на столе у врача… В коричневом бакелитовом корпусе, с телефонной трубкой наверху. И никакого номеронабирателя (насколько удалось рассмотреть) там не имелось.

Стоп!

Был еще один… на столике у дверей моей палаты.

Обычный… полевой телефон!

В сером деревянном корпусе — раритет!

Как и моя инвалидная коляска — с металлическими колесами. Без резиновых шин и бандажей — оттого и постукивала по паркету. Для того и дорожка в коридоре — чтобы не слишком шуметь. С удобным кожаным сиденьем. Вообще редкость — я таких колясок и вовсе не видывал.

Где у нас такие есть?

Паркет… и вовсе ни в какие ворота не лезет — нет таких больниц, негигиенично это! Административный корпус — еще могу поверить. Но меня-то по улице не возили!

А в административных корпусах (ну хотя бы — на этажах) палат не бывает.

Уф!

Что-то все у меня кисло выходит…

Ладно, будем думать.

Но особо пораскинуть мозгами мне не дали — принесли обед.

Вот, кстати, и об этом тоже.

Кормят тут неплохо, я бы сказал, что очень даже неплохо.

Но!

Во-первых — минимум специй.

Отчего? Я же не язвенник.

Во-вторых — выбор блюд.

Он здесь весьма невелик, но готовят хорошо.

Гороховый суп — через день.

Еще какой-то овощной и рыбный.

Каши… почти совсем не дают. Манка была… раза три. Или четыре. А уж как у нас в госпиталях да в прочих медучреждениях любят этот продукт… даже описать не могу!

Капуста во всех (аж — в трех!) видах.

С мясом (хм…), просто сама по себе, тушеная — как гарнир. И нечто типа бигоса (с армии ненавижу это кушанье — и что в нем только поляки нашли?), правда, здесь он вполне съедобный.

Макароны — ну, здесь никто Америки не открыл, они у всех есть.

Компот, как ни странно отсутствовал как явление.

Чай, кофе — это имело место быть.

Причем кофе здесь давали без молока, как это у нас обычно принято.

Хлеб — сероватый, немного пресный.

Кусочек масла — раз в день.

Вся еда подавалась в тяжелых фаянсовых тарелках — такой и убить можно, если очень захотеть.

А вот ложки-вилки в больничном обиходе явно были добыты где-то в невообразимой старине. Основательные. Мельхиоровые — я такие и не помню, когда видел. Не иначе — военный трофей, я и не представляю даже, когда такие приборы и видел-то в последний раз, тем более в больницах. Там все больше стандартный люминь да изредка — нержавейка. Короче — что попроще…

Вывод?

Да простой — это не наш госпиталь.

Не современный и вообще — не русский.

И не советский, если уж на то пошло.

А чей?

Самый простой вывод — немецкий, судя по языку.

Так?

А вот и нет!

Представьте себе ситуацию, когда к вам в руки попадает некто, бегло говорящий по-немецки. Из каких-то соображений он вам нужен. Причем желательно создать у него видимость того, что он у своих.

Можно ли это сделать?

Легко.

Сажаем немецкоговорящую сиделку, такого же врача. Кормим его типа немецкой пищей.

Почему так?

Да не кормили они так в госпиталях! Помню я их рацион — он совсем иначе выглядел, приходилось читать… Это скорее кухня какого-нибудь хитрого (и немаленького по своему значению) учреждения, нежели обычная госпитальная еда для выздоравливающих. Да и масла солдатам не полагалось — маргарин. А такие столовые приборы давать… это уж и вовсе чудеса!

Но ведь меня и по-русски спрашивали?

Было такое?

Было.

И как это объяснить?

Да просто — именно потому и заинтересовались таким товарищем. Немолод, легко и непринужденно переходит с одного языка на другой — точно не обычный солдат. Знать бы еще, чего я там им наговорил…

Вопросы я помню через пень-колоду, но вроде бы впрямую у меня никто ничего такого не спрашивал?

Хотя… сейчас этого утверждать не возьмусь.

Ладно, едем дальше.

Полевой телефон на столе у «медбратка» — это что за новости?

Обычный аппарат поставить лень? Или попросту нет такой возможности? А раз так, то все вообще запутывается. Что это за контора такая, что нормальных телефонов не имеет?

Далее.

«Браток», между прочим, со стволом! Он, когда повернулся, халат натянулся, и ствол очень даже рельефно прорисовался.