Александр Афанасьев - Время героев (Часть 3) Страница 36

А может, он просто соскучился по небу. Кто знает?

– Дог[51] два – один – всем Догам, занять эшелон пять тысяч, курс на триста тридцать, ориентируйтесь по мне. Верхний край на четырех тысячах.

Адмирала охватило то редко появляющееся у него в последнее время чувство восторга от свободного полета в воздушном океане – то самое, какое возникло у него, когда он еще мальчишкой сел в Тайгер Мота. Если бы не та дурацкая автокатастрофа, после которой ему оставалось только что отправлять самолеты в полет, а не летать на них самому…

Остроносые, вытянутые в стрелу Шершни пробили верхний край облачности – и вышли в бездонный, залитый светом солнца океан. Внизу – ничего не было кроме мягкой ваты облаков, вверху – ничего не было кроме бесконечности, солнце светило, разбивалось тонкими разноцветными лучиками на темном забрале шлема. Контр-адмирал начал подпевать – как он всегда это делал в кокпите самолета…

Дог – ведущий заложил широкий вираж, меняя курс с трехсот тридцатого на сто восьмидесятый, тот же самый маневр повторили и все самолеты группы Дог, идущие оборонительным строем. Контр-адмирал еще раз взглянул на солнце – и тут увидел приближающиеся со стороны севера точки. Каждая из них – уже была размером с большую муху и продолжала расти.

Точек было много. Очень много.

Наверное, даже во время празднования дня авиации в Барксдейле – не увидишь такого зрелища. Двенадцать машин – эскадрилья, три эскадрильи – группа, две или три группы – стратегическое авиакрыло. И таких авиакрыльев тут было, по меньшей мере, два – контр-адмирал догадался, что подняли в полном составе второе и пятое авиакрылья с базы ВВС Барксдейл и Андерсен. Может быть, подтянули и триста шестое…

Бомбардировщики шли красивым, закрытым строем и небо дрожало от слитного рева сотен турбин.

– Вот это да сэр! – крикнул его пилот, пристраивая истребитель по краю оборонительного строя бомбардировщиков.

Бомбардировщики неутомимо шли на неведомую цель, расположенную где-то в непролазных джунглях Амазонии, они прикрывали их фланги. И не было на земле силы, способной их остановить…

13 июня 2012 года

САСШ, Лос-Анджелес

Район Монтеррей-парк

Его разбудило солнце. Солнечный луч, подкравшись к нему по чисто вымытому полу, сначала робко коснулся щеки, потом пополз дальше, дальше – и наконец добрался до глаза человека, лежащего на полу. Человек пошевелился…

Что происходит? Что вообще, черт побери, происходит?

Пульсирующая боль в голове не утихала, кто-то светил ему фонарем в глаз. Черт… это те самые полицейские… копы, как их тут называют.

Но он же не за рулем? За рулем Джек… и почему его так развезло? Что с ним вообще происходит, они что, попали в аварию?

Да, наверное. Джек сел за руль и повез показывать им Голливуд. Кажется… он выпил не меньше полбутылки текилы. Чертова текила… опасная штука, кактусовый самогон. Край широкого стакана – мексиканцы называют их кабаллито – нужно смочить и обвалять в соли. Потом…

Черт, почему ему так светят в глаза. Больше же, идиоты…

Гардемарин Флота Его Императорского Величества Вадим Островский дернулся и пришел в себя, лежа на полу какого-то здания…

– Черт…

Он попытался подняться – и обнаружил, что не может этого сделать. Но руками он мог шевелить… и ощупав свою гудящую голову обнаружил, что на голове откуда-то взялась шишка. Видимо, они крепко грохнулись где-то вчера, он набил шишку и ничего не помнит.

– Парни… Черт…

Где он? Наверное, его принесли сюда и положили, чтобы он отоспался. Просто пришел в себя, да…

Тогда почему не на диван? Почему его бросили на пол? Неужели…

Он с трудом повернулся и сфокусировал зрение на стене, потом попытался сосредоточиться – ему это удалось, сознание возвращалось к нему. И тут – он увидел, что его не положили на диван потому, что этого дивана просто не было. В этой комнате вообще не было ни дивана, ни кровати, ни какой-либо другой мебели.

Черт, да что же это такое? Их что, забрали в полицию?

Он попытался встать – и на этот раз ему удалось это сделать, хотя для этого ему пришлось встать на четвереньки, а штормило – как в северных морях, короткая и жестокая волна, бьющая в борт. Поднявшись по стенке, он увидел то, что не видел до этого – и от этого стремительно протрезвел. Ледяной холод вполз в душу.

Стол. Стоящий примерно в метре от окна… примерно то же самое сделал бы и он, если… Черт, неужели он что-то натворил?

Да нет, быть не может. Такое не натворишь ни с какого бодуна.

Стол, большой письменный стол, совершенно не подходящий для этой комнаты, скорее для офиса, небольшой стол для совещаний. На нем – матрац и впереди – что-то вроде подушки. Но это не подушка, Вадим теперь хорошо знал, что это такое. Мешок с песком, с него предпочитают стрелять североамериканские снайперы еще со времен гражданской войны. По центру мешка углубление, на столе, выдаваясь вперед стволом – лежит винтовка. Снайперская винтовка. Только сейчас он увидел три гильзы, одна лежала совсем рядом с ним, на полу, две другие в углу. Полуавтоматическая снайперская винтовка, у нее гильза выбрасывается далеко, замучаешься искать если надо.

Держа равновесие, гардемарин подошел ближе к столу и посмотрел на винтовку. Это была одна из моделей, используемая русскими морскими пехотинцами, полуавтоматическая винтовка Драгунова, но не старая – а последнего образца. Стальной складной приклад с поворотной щекой, длинный, тяжелый, консольно вывешенный ствол, заканчивающийся на конце коротким цилиндром пламегасителя, армейский двухканальный прицельный комплекс "день-ночь" с расширенным полем зрения и увеличением до шестнадцати крат, сбоку – лазерный прицел для использования вместе с ночным каналом прицеливания. Рядом – распотрошенная пачка финляндских снайперских патронов Лев – не гражданская, яркая – а та, которая идет на снабжение армии, с гарантированной сохранностью патронов в течение двадцати пяти лет. Это не гражданская винтовка – у гражданской другой пламегаситель и не может быть такого прицельного комплекса. Да и патроны – армейские.

Так что же он натворил…

Он начал вспоминать, вспоминать то, что было вчера, после того, как они поехали отметить окончание спецкурса, "уцелевшие", впервые за долгое время в городе, двадцатилетние пацаны с тренированными инстинктами убийц. Воспоминания прервал рокот вертолетных лопастей – это встряхнуло его как ничто другое, вертолет – главный враг боевого пловца, от него не скрыться, это вбили в его голову намертво. Вертолет – значит надо или бежать, бежать как можно быстрее – или забиться в какую-нибудь нору и ждать.

Бежать!

Может быть – этого делать не стоило – но он это сделал. Взял снайперскую винтовку, выставил прицел на минимальное увеличение, приложился от окна, чтобы понять – что все-таки произошло. Половодье огней, синих и красных – полицейские мигалки и мигалки карет скорой помощи – сказали ему все, что он должен был знать.

Метров семьсот, если не больше. Неплохая дальность для полуавтоматики… – машинально оценил он.

Бежать! Не может быть, что он это сделал – но раз он здесь, на него все и свалят – Вадиму это только сейчас пришло в голову. Он будет виноват – он русский, рядом армейская снайперская винтовка и армейские же патроны. Значит – он это и сделал, никто не будет доказывать иное и искать, кто это сделал на самом деле. Его подставили – но пока он жив и может выбраться из западни.

Положив винтовку обратно, он подошел к двери и попытался ее открыть. Ему даже не пришло в голову стереть с винтовки отпечатки пальцев – он не был убийцей, он был военным моряком и никогда не задумывался об отпечатках пальцев на оружии. Сейчас он откроет дверь и уйдет отсюда. Потом попытается выбраться из страны…

Дверь была заперта. Снаружи.

Ключа не было.

Он нагнулся и осмотрел замок – бесполезно. "Мертвая задвижка", замок который рекомендуют полицейские, язычок приводится в действие не пружиной и его нельзя задвинуть обратно. Его просто так не открыть.

Разбежавшись, насколько позволяло пространство в комнате, Вадим тяжело, всем телом ударил в дверь, пытаясь выломать его. Это не привело ни к чему, кроме нового приступа головной боли, такого сильного, что он едва не потерял сознание. Полицейские сирены взвыли совсем рядом, под окнами.

Вадим повернулся к окну – и тут его взгляд упал на винтовку. Оружие – единственный твой друг, который никогда не предаст – говорили ему еще в скаутском отряде. В центре подготовки амфибийных сил Тихоокеанского флота говорили то же самое.

Патрон был в патроннике, винтовка перезаряжается автоматически. Если три гильзы – значит, в магазине осталось еще семь патронов. Боевых – в такой ситуации они не могут не быть боевыми. Восемь патронов – и один выход – у него.