Дмитрий Старицкий - Ловец человеков Страница 36

— Очень легко. Если это аллод с обеих сторон, то достаточно простого договора мены, удостоверенного нотариусом. Или две купчие крепости, коль заранее известно о возможном протесте их сеньора на мену. А если это феод, то кроме обоюдного согласия требуется еще и согласие сеньора, давшего вассалу этот феод. Вот фьёфы менять очень сложно, потому как будет задействовано казначейство.

— А в чем сложность с фьёфами, маэстро?

Но ответа я не услышал, так как двое беарнских стрелков, возглавляемых Филиппом, с шумом втолкнули в таверну основательно помятого моряка.

— Маэстро, прошу меня извинить, — прервал я начавшего отвечать мне легиста, — но пришло дело, которое важнее по приоритету. Но позже мы еще обязательно вернемся к проблеме обмена jilplocshady…

И, повернувшись к Филиппу, приказал:

— Давай его сюда.

Шкипер нефа «Морская лань» — круглой трехмачтовой коробки с вогнутой палубой, стоял, перетаптываясь передо мной, мял свою шапку и что-то мямлил.

— Подробнее говори и вынь изо рта, что жуешь, — перебил я его.

Шкипер непроизвольно помял себе щеки левой ладонью. И доложил уже вполне сносно по членораздельности речи:

— Ваш паж, сир, прибыл на корабль в Руане и тут же приказал сниматься с якоря, показав от вас письменное указание. В Английском канале напала на нас галера франков, вооруженная бомбардами. Сеньор Иниго принял на себя командование арбалетчиками и долго не давал франкам приблизиться к нам на расстояние абордажа. А потом франки жахнули из бомбарды, и каменное ядро, пробив фальшборт, прошло как раз между ногами вашего пажа, застряв в противоположном борту… Вы сами можете это ядро увидеть, его еще не выковыряли из обшивки. И залатанный кое-как фальшборт тоже можно осмотреть…

Взрослый человек — лет сорока, с уже заметной лысиной со стороны расчерченного морщинами лба, он явно чувствовал себя виноватым перед мальчишкой, за то, что не уберег его пажа — такого же мальчишку, хотя сохранил корабль и довез всех до порта назначения с рекордной для этого времени скоростью. Вот так всегда: героизм исполнителей — это, мягко скажем, недоработки тех, кто отдает приказы.

— На наше счастье, сир, поднялся ветер, и мы смогли, поставив все паруса, оторваться от преследования, — закончил шкипер свою оправдательную речь.

— С Иниго Лопесом что сделали?

— Ноги мы ему сразу в лубки взяли, сир. Но в Бискайском море налетел сильный шторм, во время которого ваш паж упал с койки и снова сломал ногу о палубу, но уже в другом месте. Собрали ее как смогли. По прибытии сюда сразу вызвали лекаря, который переложил лубки и приказал нести его домой.

— Когда?

— Позавчера. Четыре матроса понесли его на носилках в Лойолу.

— Груз где?

— Сир, не смогли мы взять заказанный вами груз, так как галера франков отогнала нас от британского берега.

— Сеньор Лопес в сознании?

— Да, сир. Только он сильно страдает от болей. Лекарь сказал, что, скорее всего, дома ему снова сломают ноги, иначе они криво срастутся.

— Бедный Иниго, — сказал я и перекрестился. — От судьбы не уйдешь.

Именно так… Не при обороне Помплоны, как в той истории, которую я покинул, так в морском сражении Лопес ранен, и снова в ноги, и снова пушечным ядром. Как тут не уверовать в предопределение… Значит ли это, что и мне также не уйти от судьбы быть отравленным в По? Настроения такая мысль не поднимала. Наоборот, вскипала дикая злость неизвестно на кого.

«Ладно, — думаю, — дали мне неведомые благодетели неизвестно за что после смерти порезвиться год с хвостиком. Так я вам порезвлюсь.

Я вам так порезвлюсь!

Я вам так порезвлюсь!

Я вам так…»

— Сир, какие будут приказания? — спросил неизвестно откуда возникший сержант.

Усмирив возбудившееся дыхание, я спросил его:

— Эрасуна, как далеко отсюда до Лойолы?

— Не так чтобы очень, сир. Немного не доезжая Сан-Себастьяна, свернем на юг, а там упремся. Лиг с полста выйдет.

— Так, — хлопнул я ладонью по столешнице, — едем в Лойолу.

— Ты собирался навестить местного барона, куманек, — подсказал шут. — И взять его за вымя. Я бы не хотел пропускать такой эротический экзерсис.

— Только если проездом заскочим. Матросы уже три дня Иниго несут. Догоним. Кстати, где лошади и стрелок, который его опекал? — повернулся я к шкиперу.

— Лошади здесь, сир, — поклонился он. — Все четыре андалузца. В конюшнях этой таверны. А вот стрелок — на корабле. Он ранен в ногу арбалетным болтом. Правда, в мякоть, но ходить пока еще не может. Много крови потерял. Слаб.

— Еще раненые на корабле есть?

— Как не быть, — горестно откликнулся шкипер.

— Тогда почему Лопеса понесли домой, а не лечат вместе со всеми?

— Он сам так пожелал, сир, — сказал сержант. — Шкипер не посмел ему противоречить. Иниго — знатный сеньор и придворный.

— А чего его пешком понесли, не могли носилки на лошадях соорудить, как мне?

— Пешком меньше трясет носилки, сир. А скорость примерно одинаковая, что кони носилки несут, что люди.

— Что там у нас еще запланировано здесь? — спросил я, потому как известие о беде Иниго все остальное выбросило из головы.

— Хунта общины ждет встречи с вами, сир, — подсказал алькайд цель нашего путешествия.

— Давай их сюда, тут посовещаемся, — перевел взгляд на сержанта. — А вы готовьте коней к походу. Трактирщик — вина! Какое у тебя самое лучшее.

И стрелкам, которые все еще держали шкипера за локти, приказал:

— Отпустите его.

Как только шкипера освободили, я сказал ему:

— Прошу нас извинить. Недоразумения случаются всегда. И вы по-прежнему на моей службе. Так?

— У меня с вами контракт на фрахт до конца сезона, сир, — угодливо поклонился шкипер.

Кланяется, улыбается, зараза, а по его продувной харе явственно читалось, что он предпочел бы немедленно разорвать контракт, даже потеряв деньгами. А вот хрен ему по всей морде. У меня на этот «корапь» появилась идея. Надо ее только с легистом обкатать по дороге.

Шато Дьюртубие вырастало на наших глазах из-за плоского холма почти на самой римской дороге, которая тут делала плавный поворот. Круглые башни со свинцовыми крышами, похожими на шлемы-шишаки, соединены короткими стенами. Все построено из серого дикого камня. Даже не замок — шато, и не манор, у которого башни только по углам, а просто бастилия какая-то. Ярко выраженного донжона я не увидел. Моря с этого места уже не видно, и замок обрамляли зеленые горы, поросшие старым лесом.

Трубач из беарнских стрелков загудел в рог только тогда, когда я, наклонившись под полуспущенной решеткой, въехал на замковый двор, где мои амхарцы уже прижали лошадью к правой воротной башне ошарашенного стражника, вооруженного короткой алебардой, которую он от страха не знал куда девать. Его испуганные глаза стреляли по сторонам из широкого выреза старенького покоцанного барбюта, ища куда бы спрятаться от этих страшных черных рыцарей. Ну так неси службу как следует, чтобы от неожиданности в штаны не класть. Нынче вам не давеча…

Хозяин замка — представительный чернявый мужчина лет за сорок, успевший опоясать мечом простую кольчугу, держал в руках салад с откинутым забралом и появился на крыльце донжона, который в замке все же оказался, но невысокий такой. Выскочил он, правда, когда последний валлиец проскакал воротный туннель и, осаживая мула, притулился к строю своих собратьев у внутреннего фаса стены замка.

Впрочем, последним во двор Дьюртубие неторопливо въехал на беломордом ослике нотариус города Сибур, которого мы силком вытащили из его конторы, когда проезжали мимо него по городку. Легист надоумил.

За хозяином в дверях показался молодой человек лет двадцати с охотничьей рогатиной в одной руке и с павезой, расписанной бело-сине-зеленым триколором — в другой. Такой же крепкий и чернявый, но в отличие от отца — кудрявый. То, что они близкие родственники, было видно сразу.

— Чем обязан такому заезду? — рыкнул барон аки тигра.

Судя по хозяйскому окрику, никем другим он оказаться не мог.

— Преклони колени перед своим сеньором! — с вызовом продекламировал виконт де Базан.

— Мой сеньор — руа франков! — Барон гордо вскинул подбородок.

— Уже нет, мон шер, — ласково и с улыбкой встрял я в разговор. — Мы с моим дядей махнулись, не глядя: все мои виконтства в Этампе и Шампани — на все его виконтства южнее Гаронны. Несколько неравнозначный обмен, скажу я вашей милости, но разве особо поспоришь с руа франков Луи Одиннадцатым? Вы же знаете, насколько он упрям. Позвольте представиться: дон Франциск Первый, Божьей милостью рей Наварры, суверенный принц-виконт Беарна, принц-соправитель Андорры, конде де Фуа и Бигорр, командор ордена Горностая и прочая, и прочая, и прочая…

И, не слезая с седла, слегка склонил голову чуть налево, чтобы не было это поклоном как таковым, а всего лишь салонным жестом.