Дмитрий Старицкий - Ловец человеков Страница 37

И, не слезая с седла, слегка склонил голову чуть налево, чтобы не было это поклоном как таковым, а всего лишь салонным жестом.

Марк при этом развернул за мной мое знамя, поведя им из стороны в сторону для лучшей узнаваемости.

— Барон Педро Дьюртубие, сеньор Уррюнь, ваше величество.

Барон отвесил мне самый настоящий придворный поклон, отмахнувшись вместо шляпы шлемом. Впрочем, перья присутствовали. Целых три и все белые. Из страуса выдернутые; возможно, даже живьем.

— Могу я осмелиться предложить вашему величеству вина с дороги? — предложил любезный хозяин.

— Лучше сидра, — ответил я, соскакивая с кобылы. — Нам нужна свежая голова при решении государственных вопросов.

— Какие государственные вопросы могут быть в нашем захолустье, — стал прибедняться барон.

— Я прибыл сюда до вашей милости принять у вас оммаж и фуа за вашу баронию.

— Но, ваше величество, я связан оммажем с руа франков, который я дал ему лично восемнадцать лет назад, на этих самых камнях, — топнул он ногой о брусчатку двора, — когда мой монарх гостил в этом замке.

— Сеньор у вашей земли поменялся. Увы, барон: «Род приходит, и род уходит, а земля пребывает вовеки». Так что это уже не ваша земля, а моя. Такова структура момента. И чтобы она снова стала вашей, от вас требуется принести мне тесный оммаж. Не меньше.

— Прошу вас и вашу свиту пройти в трапезную, ваше величество. О ваших воинах и конях позаботятся.

И барон сделал вполне куртуазный приглашающий жест.

— Базан, Фларамбель, Микал, Ллевелин, шут, пажи, легист и нотариус — со мной, остальные ждут во дворе. — И я подмигнул Эрасуне.

Сержант кивнул в подтверждение, что замок обязательно будет им взят под охрану и оборону.

Марк молчаливо двинулся за мной, отдав знамя кому-то из беарнских стрелков. Без приказа. Не драться же мне с ним?

Амхарцы остались у ворот, только спешились. Стражник баронский был уже без алебарды. Но все такой же ошеломленный неожиданным вывертом судьбы.

Хоть я виду не подавал, когда входил в баронскую трапезную, но зол я был основательно. А что прикажете чувствовать, когда почти целого короля под собственным знаменем тормозят какие-то баронские таможенники на сибурском берегу Нивели, требуют каких-то пошлин, дорожных и мостовых сборов, на таком хлипком основании, что тут домен короля Франции. И это после того как свои таможенники в порту и на северном берегу Нивели отсыпали мне почти два кило серебра, которое все равно должно было отправиться в мое казначейство.

Попинали их по моему кивку амхарцы древками копий. Больно, но без членовредительства, только чтобы место свое осознали и гавкали из будки с разбором.

После чего легист предложил прихватить с собой городского нотариуса. Я согласился. Гнать надо такого барона, у которого таможенники мало того что тараканы беременные, да еще и берега потеряли от жадности.

Правда, пока протряслись три километра в седлах до замка, градус моего гнева малость утишился, и разрушать все вокруг вдребезги пополам я не стал.

В трапезной барон первым делом представил нам свое семейство.

Жену, высокую — выше мужа на полголовы — дородную брюнетку под кружевной мантильей, которая только добавляла ей роста, и в пышных юбках на широкой талии. Троих сыновей и дочь.

Сыновья все как под копирку бароном сделанные, только рост у них пока еще разный. Меня что-то царапнуло, какое-то несоответствие, пока не понял, что возраст старшего сына вполне уже рыцарский, а младшие по обычаю должны уже где-то пажами служить, а барона — наоборот, окружать отпрыски родни и хороших знакомых для приготовления тех к рыцарскому званию. А этого нет, что странно. Возможно, это как-то характеризует барона, только вот мне пока этого не понять.

Дочь барона также отличалась высоким ростом, но была ниже маменьки. Стройна, так же как мать жгуче чернява, и с очень хорошей фигурой, которую не портило даже ужасно пошитое парчовое платье, скорее всего, перешитое из материного или даже бабушкиного одеяния.

Глядя на это семейство местной аристократии, особой зажиточности я не почувствовал. Мебель для пятнадцатого века можно сказать антикварная, сработанная на века еще до Столетней войны. Посуда, выстроенная напоказ на полках, даже не серебряная — оловянная, давно не чищенная. Явно парадная, каждый день они с нее не едят. На стенах никаких картин и гобеленов. Зато много разнообразной формы щитов с тремя горизонтальными полосами (белой, зеленой и синей), из-за которых веером торчали разнообразные копья, дротики и сулицы, оформленные в виде римского «трофея». Щиты венчали старинные шлемы, в основном на темы различных турнирных «ведер» и «жабсов».

Увидев мой заинтересованный взгляд, барон мимоходом пояснил:

— Эти шлемы — турнирные трофеи нескольких поколений нашей семьи, ваше величество.

Над камином высился уходящий в стену выбеленный косой дымоход, украшенный лепным гипсовым гербом в картуше. Полным гербом, раскрашенным яркими красками, со шлемом и порванным наметом. Шлем венчала английская баронская корона. Из короны вырастало навершие в виде зеленеющего дерева. Щит придерживали с правой стороны белая лошадь, а с левой — черный единорог. На самом щите — все тот же горизонтальный триколор. Древний герб, лаконичный.

И все семейство барона скучковано под этим гербом, как для фотографии на память. После представления меня бароном, его присные твердили мне как попки одну фразу: «Ваше величество». Мужчины ограничились поклонами, а женская часть продемонстрировала знание правильного придворного реверанса, во время которого, наверное, жутко сожалела, что не в декольте.

Поразило меня имя дочери барона, совсем не христианское. Такого-то и в святцах, наверное, нет.

— Аиноа, моя дочь, — представил ее барон.

— Дамуазель, — слегка поклонился я.

— Шевальересс, ваше величество, — поправила она меня с явным вызовом, впрочем, не выходя за пределы вежливости.

— Шевальересс? — переспросил я, несказанно удивившись услышанному.

— Так точно, ваше величество, шевальересс и дама д’Эрбур. — Аиноа снова присела передо мной в реверансе. — Выставляю в ополчение копье в пять латных сержантов. А в дверях стоит Хорхе, — кивнула она на двенадцатилетнего мальчика, — мой паж.

— Приятно увидеть настоящую амазонку в наших палестинах, — произнес я, подавая девушке руку.

Когда она, опершись о мою ладонь, встала, я ее ладошку поцеловал, приговаривая:

— И эта нежная ручка способна держать тяжелый меч кабальеро?

Внутренне я себя попутно обругал кокеткой и долбодятлом, но удержаться не мог. Надпочечники резко выдали новую порцию гормонов.

— Ваше величество, — прямо ответила Аиноа, не пытаясь даже выдернуть свою ладонь из моей руки и не отрывая смелого взгляда от моего лица, — я была пока всего на одном смотре и держала на нем только свой вымпел. Но если вас интересуют мои боевые качества, то я неплохо стреляю из короткого лука. Жаркое на ужин приготовят из лани, которую я добыла сегодняшним утром. Мне будет приятно вас ею угостить.

— Благодарю вас за приятное знакомство, шевальересс.

Продолжать с ней болтовню дальше было бы грубым нарушением этикета. Сначала надо освободить от себя других.

— Ваше величество… — Девушка снова распласталась в реверансе.

— Шевальересс, — ответил я по протоколу.

Вернувшись к столу, я сел на самое почетное место.

Туда, куда хозяин должен садиться.

Все остались стоять.

И только мне паж Аиноа принес оловянный кубок с шипучим сидром. Остальным — шиш. Местный барон, оказывается, еще и редкостная жадина.

Отпив глоток, я вытер губы платком, который достал из рукава, и нарушил атмосферу напряженного молчания:

— Итак, сеньоры, разговор получается у нас неприятный. Я вынужден сообщить вам, барон, что вы или принесете мне оммаж за эти земли, или покинете их.

— Извините меня, ваше величество, но я останусь верен его величеству Луи Одиннадцатому.

— Ваш выбор, барон. Хотя мне и странно это слышать, когда всем известно, как ваш род неоднократно и с большой легкостью менял государей, даже титул вы получили от английского кинга, хотя вы баски.

Барон при этих словах набычился и покраснел лицом.

Я тяжко вздохнул, как от неприятного мне известия, и изрек:

— Значит, вы нас покинете. Три дня на сборы вам хватит?

Глаза баронессы стали как у анимешки японской, и она, пошатнувшись, непроизвольно схватилась за свою левую сиську, под которой находилось ее ранимое сердце.

«Только бы в обморок не хлопнулась», — подумал я.

Но, слава богу, в этом веке обмороки были еще не в моде у слабого пола.

— Ваше величество, помилуйте, невозможно за три дня собрать необходимое количество повозок и волов для такого обоза. Еще охрану требуется увеличить. У меня в замке всего дюжина стражников, а в дороге этого мало. Разве что дочь отдаст мне свое копье, — возопил барон.