Павел Дмитриев - Еще не поздно. Часть II. На распутье. Страница 4

Помещение наполнил приглушенный призрачный свет, и в центре комнаты, в воздухе, примерно на уровне груди, появился толстый том в черном переплете. Получилось!

Кара ликовала. Она радостно схватила книгу, не удержалась и прижала тяжелый том к груди. Успела! Спасла!!

— Воду сюда подавай! Подавай, сказал, дурак!

— Да здесь и огня-то нет!

— Вот здесь тлеет!

Каратели приближались. Кара вытащила из кармана пальто большой платок и аккуратно обернула им свое сокровище.

Теперь следовало подумать над планом бегства. Все варианты, которые приходили ей в голову до сих пор, были или невыполнимыми, или самоубийственными, но выбирать приходилось именно из них. Кара крепко-накрепко привязала книгу к телу, застегнула пальто и снова активизировала «Дыхание дракона». Куда же прорываться? К подвалам, где есть выходы в московские лабиринты, или наверх, где можно выпрыгнуть из окна и постараться смешаться с толпой? Враги ждали и там, и там…

Кара задумчиво поправила волосы, подошла к дверям, прислушалась к доносящимся из коридора голосам и уже собиралась покинуть комнату, когда ее внимание привлек узор: каменная плита по-прежнему излучала мерное голубоватое сияние. Странно, после того, как ключ принят, магические замки обычно отключаются. Охваченная радостным предчувствием. Кара подошла к плите и попыталась провести пальцем по узору — рука легко прошла сквозь него. Портал? Но это невозможно! Все знают, что внутри Сухаревой башни магия портала не действует. Но размышлять было некогда, голоса карателей приближались, за стенами башни ее ждали нелюди, и единственный путь к спасению был здесь — путь, построенный предусмотрительным и умным Яковом Брюсом.

— Спасибо, Шотландец, — прошептала Кара и шагнула в портал.

Каганович давно уехал, толпа, повздыхав, разошлась, пожар потушили, стены красавицы башни дрожали под ударами стахановских молотобойцев, а от костра, у которого грелись энкавэдэшники, потянуло «Интернационалом» — продрогшие каратели пытались поднять себе моральный дух.

— Знаете, господа, я, пожалуй, поеду, — сообщил компаньонам Сантьяга. — Боюсь, что наше дальнейшее пребывание здесь будет безрезультатным. Стены коммунисты доломают и без нас, а душу из Сухаревой башни уже вынули.

— Человская ведьма еще не выходила, — проворчал де Лье.

— Значит, ее уже там нет.

— Но как? Клянусь доспехами Спящего, это невозможно!

— Какая разница? — пожал плечами комиссар. — Если челы придумали, как не пустить нас в башню, неужели они не могли придумать, как скрыться из нее в случае необходимости?

— Значит, вы считаете, что эта женщина унесла Черную Книгу?

Сантьяга облокотился на автомобиль и с рассеянной улыбкой посмотрел на Сусанну:

— Я уверен в этом, моя очаровательная фата. К сожалению, я в этом уверен.

— Видимо, это связано с тем, что Сухарева башня строилась на ваших глазах.

— И с этим тоже.

— И наверняка с ней связано много историй.

Рассеянность Сантьяги прошла. Он внимательно посмотрел в лучистые глаза молодой фаты и улыбнулся.

Уже без рассеянности.

— Вы знаете, Сусанна, здесь недалеко есть очаровательный ресторанчик, в котором мы можем продолжить наш разговор.

— И насколько далеко продолжить?

Фредерик де Лье крякнул и вежливо отошел в сторону. Сантьяга — само внимание — распахнул дверцу спортивного купе и подал Сусанне руку:

— Насколько вам будет угодно, моя очаровательная фата. Но предупреждаю сразу — я знаю массу историй.

— А я ужасно любопытна. — И хрупкая ладошка златовласой Сусанны встретилась с твердой рукой комиссара.

Это не был обычный портал, мягкий и плавный, в который можно спокойно войти с полной кружкой пива в руке и так же спокойно вынести ее оттуда. Это был экстренный канал, который Шотландец прорубил сквозь защищавшие башню сети, кривой переход с минимумом комфорта.

Кару вышвырнуло в каком-то лесу, с высоты примерно полутора метров. Она пребольно ударилась о холодную землю, кажется, потянула плечо, исцарапала лицо, но такие мелочи не могли испортить ей настроение. Лежа на жухлой траве, ощущая привязанную к телу Черную Книгу, Кара блаженно раскинула руки и улыбнулась.

Она победила!

Глава 1

Ну вот и все.

Он сделал это, поставил последнюю точку, перевернул последнюю страницу, закрыл эту проклятую книгу.

И понял, как сильно устал.

Максим Грек откинулся на спинку неудобного деревянного стула, тяжело вздохнул, и его тощие плечи расслабленно поникли под старенькой рясой, словно монах действительно сбросил с них настоящий, тяжеленный груз. А разве не так? Разве титанический труд, который он проделал в последние годы, не являлся таким грузом? Грек слабо улыбнулся, глядя на небрежно брошенное перо. Может быть, если бы он не понимал, что творит, если бы невероятность и колоссальная важность задачи, поставленной перед ним русским царем, ускользнула бы от его разума, может быть, тогда, он не был бы столь вымотан последними годами. Работа с древними книгами была его страстью, доставляла подлинную радость. Максим отдыхал, жадно поглощая или переписывая сокровищницы знаний, он наслаждался своей причастностью к ним, с восторгом перелистывая страницы древних фолиантов. Именно эта страсть привела его во владения русского царя, именно эта страсть помогла добиться доверия этого странного и жестокого человека, именно эта страсть открыла ему доступ к самой главной тайне Иоанна Грозного. К тайне, которую доверила русской династии Софья Долеолог. К тайне, которая мучила всех цивилизованных государей и в которую проник он, скромный монах Максим Грек, ибо ему доверил грозный Иоанн работать в своей библиотеке. И страсть умерла.

Маленькая каморка, в которой проводил почти все свое время Грек, была завалена томами в роскошных и не очень переплетах, папирусными свитками, пергаментными грамотами и даже глиняными табличками, выглядевшими настолько забавно и неестественно, что, увидев их впервые, Максим не мог сдержать улыбку. От подобного богатства голова монаха пошла кругом. С необычайным волнением гладил он солидные тома, прижимал к груди пожелтевшие манускрипты, трепетно ласкал массивные печати, он чувствовал себя счастливейшим человеком в мире. Душа его парила в восторженных облаках, и страсть сжигала сердце до тех пор, пока Грек не прочел первую грамоту, пока не вник в суть первой выбранной наугад книги, пока широкие крылья тайны, охватывающей всю человеческую цивилизацию, не разогнали эти облака, крепко-накрепко привязав Максима к полутемной каморке, затерянной в бесчисленных коридорах Московского Кремля. Тайна была в этих знаниях, тайна мелькала в горящих глазах русского царя, и, дочитав первую книгу. Грек с ужасом осознал, в какую пучину завел его дерзкий разум, какие знания нашел он в загадочной Московии. Маленький монах понял, что жизнь его отныне ему не принадлежит.

Страсть умерла. Но остался ясный ум, остались опыт и мастерство одного из образованнейших людей своего времени, остались упорство и настойчивость, которые и помогли Максиму выполнить сложнейшее задание Иоанна Грозного. Грек потер глаза и осторожно провел рукой по толстому тому, переплетенному черной кожей. Осторожно, потому что монах боялся своего творения, потому что последние десять лет этот тяжелый фолиант преследовал его в самых страшных ночных кошмарах, потому что Максим прекрасно понимал, какая сила таится на рукописных страницах этой книги. Нерусский царь был прав: он должен был выполнить задание, создать этот том, потому что знания, сокрытые в самой библиотеке, были еще ужаснее.

Монах снова вздохнул и медленно поднялся со стула: пора идти к Грозному.

— Кажется, я в тебе не ошибся, грек, — голос московского владыки был несколько глуховат. — Ты хорошо поработал.

Максим склонил голову:

— Надеюсь, государь.

— Ну, надейся, надейся…

Русского царя Грек боялся до колик в желудке. Казалось бы, ничего особенного: не самая густая в мире борода, невпечатляющая фигура, негромкий голос, тонкие черты лица, напоминающие ястребиные, тяжелый взгляд горящих глаз, но было в Иоанне нечто, заставляющее всех, включая и Максима, дрожать от страха в присутствии грозного повелителя. Широкие крылья тайны распростерлись над ястребиным профилем, колоссальная ответственность давила на узкие плечи, и, если бы монах разобрался в этом раньше, а еще лучше — на расстоянии, то никакая страсть, никакая награда не заманили бы его в эту дикую страну к ее дикому властелину.

— Моя работа завершена, государь.

— Даже Господь оставил незавершенными много дел, грек, — рассеянно отозвался царь, листая книгу. — Что уж говорить о нас, грешных. Как тебе понравилось в Московии?

Впервые со времени их встречи Иоанн заинтересовался жизнью монаха, и Грек почувствовал, как по его спит побежали неприятные мурашки.