Александр Антонов - Распущенные знамёна Страница 43

– В чём дело? – недовольно спросил Деникин, поворачиваясь к адъютанту, но осёкся, наткнувшись на его полный отчаяния взгляд.

Тут же в бок генерала упёрлось что-то твёрдое. Деникин посмотрел и увидел, что в его рёбра ткнулся ствол нагана.

– Не делайте резких движений, Антон Иванович, – посоветовал направивший на него ствол офицер. – Мы не причиним вам вреда, если вы будете вести себя благоразумно. Нам лишь приказано доставить вас в Петроград!

– Господа, вы не понимаете, что действуете сейчас заодно с врагами России! – с горечью воскликнул Деникин, принимая своё окружение за настоящих офицеров.

Бокий не стал его в этом разубеждать, но довольно холодно произнёс:

– Вам ли говорить об этом, генерал, когда в канун наступления на фронте вы готовы поднять мятеж в тылу!

– О каком наступлении вы говорите? – не понял Деникин.

– О том, которое Генеральный штаб подготовил для победоносного завершения всей военной компании, и о котором вас не успели известить!

Ушат пролитой холодной воды стал бы для генерала более приятен, чем это известие, произнесённое к тому же с известной долей издёвки. «Не успели известить… Ну, конечно! Вот откуда те недомолвки и смолкающие при его приближении разговоры. Он просто не попал в круг посвящённых. И по делу! Кто он теперь такой? Вербовщик, всего лишь вербовщик… Господи, как стыдно!»

Дальше ехали молча. Деникин был раздавлен, его адъютант растерян, Бокий и его бойцы довольны. И, я вам скажу, не без причины. Перехват посланного за генералом конвоя занял считанные минуты. Меньше минуты ушло на то, чтобы привести трёх офицеров в машине и пятерых казаков на лошадях в бессознательное состояние. Столько же понадобилось для того, чтобы загнать машину через открытые ворота во двор и туда же завести лошадей. После того, как ворота были наглухо закрыты, началась несуетливая, но динамичная процедура переодевания и пеленания. Сначала с бессознательных тел сняли верхнюю одежду, потом офицеров и казаков связали. Перенесли тела в подвал, где присовокупили к связанным и дрожащим от страха хозяевам дома. После чего бойцы Бокия надели чужие мундиры, и вскоре конвой, как ни в чём не бывало, продолжил путь.

– Вот чёрт! – выругался Бокий, одновременно подав своим людям сигнал приготовиться. – Засекли-таки!

Все слова относились к обстановке на лётном поле где стоял ощетинившийся стволами пулемётов «Невский» а вокруг него гарцевал казачий разъезд. Деникин первый раз за последние минуты оживился. Он точно помнил, что тот «Невский», который доставил делегацию, сразу же улетел в Ростов, чтобы там дожидаться окончания переговоров. Он тогда ещё мысленно похвалил «товарищей» за то, что догадались не оставлять самолёт в залог. Значит, это другой самолёт и прилетел он специально за ним. Как ни странно, но эта мысль добавила генералу настроения. Потому, когда Бокий негромко предупредил: – Антон Иванович, только не вздумайте шутить! – Деникин так же негромко ответил: – Если хотите, чтобы я вам помог, отведите от меня наган!

Что-то Бокий в этих словах расслышал, потому что ствол отвёл.

Казаки преградили конвою дорогу. Их командир, подъехав ближе, узнал Деникина, чем был явно смущён.

– Ваше превосходительство! – доложил он – Нами обнаружен подозрительный самолёт.

– И чем это он вам подозрителен, есаул? – буркнул Деникин. – Самолёт как самолёт. К тому же прилетел он за мной.

– Как за вами? – вырвалось у есаула, за что тут же был награждён недовольным взглядом Деникина, но сдаваться пока не собирался. – Мне про это ничего неизвестно!

– Фу-ты ну-ты! – фыркнул Деникин. – Это как же мы с генералом Калединым обмишурились: забыли вас предупредить, – и тут же гаркнул: – А ну, прочь с дороги!

Есаул покраснел, но рта больше раскрыть не посмел. Молча отдал команду, и дорога к самолёту стала свободной.

До чего же эти французы приставучи. Второй час сидит напротив и что-то лопочет, притом обращается-то ко мне, хотя я сразу дал понять, что не понимаю, о чём он говорит. Все мозги, лягушатник хренов, выел!

В купе заходят ещё двое. Что-то мне в них показалось подозрительным, и я было дёрнулся, хотя куда? – оружия-то у меня нет. Однако «мой» француз среагировал моментально: наставил на меня наган и на чистейшем русском произнёс: – Сиди и не рыпайся!

Вот и кончился мой «Золотой телёнок», и с тем же результатом. Хотя, нет. У меня отобрали только саквояж, где были двести тысяч, остальное не тронули. На прощание тот, со шрамом, что был у них, видимо, главным, произнёс:

– Счастливого пути, а лучше, мой вам совет, до скорой встречи!

В Шербуре у кассы морвокзала я испытал одно за другим два потрясения. Сначала неимоверную радость, когда узнал, что на билет до Нью-Йорка в самом захудалом классе мне денег хватит. Потом разрывающую душу тоску, когда обнаружил, вернее, не обнаружил в своём кармане бумажника – местный карманник поставил в книге моих приключений жирную конечную точку.

По возвращении в Петроград Деникин был определён под домашний арест до окончания служебного расследования, а в Новочеркасск для участия в переговорах вылетели новые военные представители: начальник Генерального штаба Духонин и ваш покорный слуга.

В кабинет Каледина нас допустили без проволочек. Предупреждённый адъютантом атаман уже ожидал нас на полпути между дверью и столом. Поздоровавшись, Духонин представил меня:

– Командующий войсками Центрального округа, заместитель наркома обороны генерал-полковник Абрамов.

Каледин уважительно покосился на пустой рукав моего кителя, протянул руку.

– Рад знакомству! Весьма о вас наслышан.

Как только все расселись, Духонин сразу взял быка за рога:

– Алексей Максимович, мы настояли на этой аудиенции, чтобы поговорить с вами не как с партнёром по переговорам, – оставим словоблудие политикам! – но как представители верховного командования с действующим генералом русской армии. Извольте ознакомиться с предписанием!

Духонин протянул Каледину запечатанный конверт. Тот, не скрывая некоторого удивления, сломал печать и вскрыл пакет. По мере чтения лицо генерала, до того слегка напряжённое, заметно оживилось. Он поднял глаза на Духонина.

– Готовимся к наступлению, ваше высокопревосходительство?!

– Точно так, товарищ генерал-полковник! Именно так отныне произносится ваш чин, а про «высокопревосходительство» забудьте.

Заметив на лице Каледина лёгкое замешательство, Духонин улыбнулся.

– Ничего, Алексей Максимович, привыкнете. На словах хочу добавить, что после того, как сформированный вами, согласно предписанию, корпус, прибудет на Румынский фронт, вы незамедлительно вступите в командование новой формирующейся армией.

Духонин, следом за ним я и Каледин, поднялись.

– Если у вас нет вопросов, товарищ генерал-полковник, приказываю немедленно приступить к исполнению предписания Генерального штаба!

Протянутая для прощального рукопожатия рука начальника Генерального штаба повисла в воздухе, поскольку руки Каледина были вытянуты вдоль туловища, а сам он принял строевую стойку.

– Не понял, – посуровел лицом Духонин, опуская руку, – вы что, отказываетесь исполнять приказ?!

– Никак нет, ваше высокопревосходительство! – отчеканил Каледин, вскидывая подбородок. – Простите, но я пока не знаю, как теперь произносится ваше новое звание…

– Генерал армии, – подсказал я.

– Никак нет, … товарищ генерал армии! – поправился Каледин. – К формированию корпуса я приступаю незамедлительно в полном соответствии с полученным приказом. Но сроки отправки его на фронт будут зависеть от результатов переговоров, участниками которых мы с вами являемся.

Взгляды двух генералов – тяжёлый, давящий Духонина и упрямый Каледина – скрестились. Я с тревогой наблюдал за ходом дуэли. Первым «опустил шпагу» Духонин. Он пожал плечами и слегка раздражённо произнёс:

– Хорошо, Алексей Максимович, пусть будет так. В конце концов, это всего лишь формальность, поскольку я абсолютно убеждён в благополучном исходе переговоров.

Атаман облегчённо вздохнул, и тут же пригласил нас к совместной трапезе. Дабы не усугублять обстановку, приглашение было принято.

Перевести условие, выставленное Калединым, в состояние формальности оказалось куда как труднее, чем полагал Духонин. Переговоры, которые из-за инцидента с Деникиным и так начались с опозданием, затянулись ещё на неделю. Дипломатические маневры Сталина и военные маневры Тухачевского вблизи границ мятежной зоны шаг за шагом позволили согласовать все позиции кроме одной: что делать со Зверевым? Наша делегация настаивала на том, чтобы полковник предстал пред судом.

По всем остальным вопросам мятежники были вполне удовлетворены: окончательное решение о статусе казачьего края должно вынести Учредительное собрание, до того Советы обязались не вводить туда внутренние войска и не препятствовать работе местных органов самоуправления, которые в свою очередь обязались действовать в рамках существующего законодательства. Отсюда: «бодаться» из-за одного человека не хотелось уже никому. Потому судили Зверева в Новочеркасске закрытым судом военного трибунала. Приговор: пять лет каторжных работ с отсрочкой исполнения до окончания войны. Это давало Звереву шанс на поле брани смягчить приговор кровью.