Андрей Ерпылев - Запределье. Осколок империи Страница 7

Больше всех радовался неудаче своих недругов «Митрофан Калистратович», слова которого подтвердились полностью. Опытным, так сказать, путем.

— Знаете, что я думаю, Алексей Кондратьевич…

Офицеры сидели на поваленном дереве и наблюдали за процессом рыбалки, разворачивающимся прямо под ними. Казаки и драгуны, раздевшись до исподнего так, что и не различить, кто из них офицер, а кто — «нижний чин», под руководством бегающего взад-вперед по берегу вахмистра Мироненко с шутками и прибаутками заводили громадный бредень, претендующий на звание даже не невода, а целого морского трала. Еще дальше по берегу десяток казаков купали коней, тянуло ароматом варящейся на костре каши, стучали топоры дровосеков…

— Мы совершенно зря расположились прямо перед входом в заповедную котловину. Нужно переносить лагерь, пока мы еще не слишком плотно обустроились.

— Согласен с вами целиком и полностью, Владимир Леонидович, — поддержал его есаул. — Большой пост в расселине не выставишь. А ну как красные подкрадутся ночью и снимут часовых? Мы у них будем как на ладони. Из наших же пулеметов порежут всех, будто перепелов. Я за то, чтобы перейти на противоположную строну озера и обосноваться там.

— Вы меня не поняли, есаул, — поморщился Еланцев. — Я предлагаю вообще уйти из котловины.

— Как? Покинуть это место? Зачем? Да тут же действительно можно пересидеть зиму, набрать сил…

— Нет, это место мы не покинем, — терпеливо, словно малому ребенку, начал объяснять полковник. — Просто перевалим хребет и обоснуемся по ту сторону. А можем вообще уйти куда глаза глядят.

— А красные?

— Нет тут никаких красных.

— Не понимаю, — напрягся казак.

— Видимо, я не слишком хорошо объясняю, — вздохнул офицер. — Я ведь человек военный, красноречием не силен… Да и науки в свое время постигал сплошь прикладные. Вроде тактики или баллистики… Понимаете, наш уважаемый медик давеча высказал одну гипотезу… Ну, предположение одним словом… Да, кстати, вон он и сам идет со своим приятелем-путейцем. Можно вас на минутку, Модест Георгиевич! — позвал он, привстав.

Интеллигенты, только что спорившие до хрипоты, тыча друг другу в лицо какую-то веточку, разом оборвали диспут и приблизились к офицерам.

— Доброе утро, господа, — поздоровался полковник. — Вы не откажетесь, господин доктор, поведать нам с есаулом свои догадки, которые вы так горячо вчера отстаивали передо мной?

— Отчего же нет, милостивые государи, — важно ответствовал Привалов, жестом предлагая своему коллеге-путейцу присесть рядом с казаком, а сам настраиваясь на длительную лекцию.

Слушатели терпеливо ждали.

— Что мы имеем на данный момент времени, господа? Мы имеем следующее: пройдя некую расселину в горной гряде, окружающей некую долину, предположительно — метеоритный кратер, мы попали на некую территорию, разительным образом отличающуюся от всего, ранее известного нам.

— А из чего это следует, позвольте спросить? — не удержался есаул.

— Резонный вопрос, — улыбнулся медик. — Но постараюсь ответить. Первое, самое безобидное. Там, снаружи, идет дождь, под которым мокнут несколько десятков людей, но тут, по эту сторону горной гряды, никакого дождя нет. С этим вы спорить не будете?

Несогласных не нашлось.

— Кстати, температура воздуха снаружи и здесь сильно различается. Это я выяснил экспериментально. Снаружи ночи становятся холоднее и холоднее, как и должно быть в здешних широтах на исходе лета, но тут лето продолжается в полном объеме.

— Разве так может быть?

— Не торопитесь — всему свое время. Итак, одну загадку мы уже записали. Метеорология. Второе — несоответствие времени.

— Как это?

— А вот так. Помните, Алексей Кондратьевич, как вы рассказывали у костра о своем происшествии? Ну, тогда, когда ваши спутники полчаса ожидали вас внутри, хотя вы, по вашим словам, отстали от них всего на какие-то секунды.

— Помню. Но что это дает?

— Просто так, визуально, ничего. Но я опять-таки проделал серию экспериментов. Для этого мне, естественно, потребовался помощник. Присутствующий здесь Михаил Семенович, если вам будет угодно.

Гаврилович привстал и поклонился.

— Мы с Михаилом Семеновичем сверили часы до секунды, а затем я принялся ходить по расселине от одного ее выхода до другого. После каждого прохода мы сверяли показания наших приборов. В тридцати семи случаях из пятидесяти часы показывали одинаковое время или отклонения составляли какие-то секунды, но в тринадцати показания моих часов отклонялись от контрольных на значительные величины. От минуты до тридцати шести минут. Причем в обе стороны!

— Как это, в обе стороны? — не понял есаул.

— В ряде случаев часы спешили, в других — отставали. Из этого я сделал вывод, что время в расселине течет неравномерно и это явление само по себе невозможно. Значит, записываем в загадки. Ну и третья загадка, самая, если так можно выразиться, загадочная.

Приват-доцент сделал трагическую паузу.

— Ваше, Алексей Кондратьевич, с вашим подчиненным «кругосветное» путешествие. Многие из нас повторяли его, и все имели возможность убедиться, что попасть в нашу долину иначе, чем через расселину, именуемую господами офицерами «дефиле», не-воз-мож-но! — Привалов победоносно оглядел троих слушателей. — Более того, пробравшись внутрь той, внешней долины, через указанный господином есаулом лаз, я разыскал там расселину и проделал обратный маршрут, справедливо посчитав, что, возможно, попаду в иное место. Увы, я опять же вышел к нашему первому лагерю. Значит, пройти по расселине и попасть сюда, — медик притопнул ногой, — можно лишь в одном направлении: оттуда — сюда. А отсюда, соответственно, только туда. Согласитесь, что эти свойства расселины довольно необычны.

Слушатели были согласны, поскольку молчали, а знаком чего является молчание — понятно всем.

— И последняя загадка, господа! — торжественно объявил Модест Георгиевич. — Вот, смотрите!

Он протянул сидящим ту самую веточку, которой раньше размахивал перед носом у путейца.

— И что здесь примечательного? — не понял есаул, внимательно разглядев, понюхав и даже попробовав на зуб ветку с разлапистыми листьями. — Обычный клен.

— Вот именно! Клен!!!

— Ну и что?

— А то, милостивые государи, — тихо сказал медик, снял и протер пенсне. — Что клен в здешних местах не растет. По крайней мере — последние сорок-пятьдесят тысяч лет. Поэтому я могу со всей ответственностью утверждать, что, проходя через упомянутую уже расселину-дефиле, мы либо переносимся на полсотни тысяч лет в прошлое, что противоречит всем законам физики, либо… — Он водрузил свой оптический прибор обратно на нос, а затем снова зачем-то снял. — Мы в ином мире, господа. На том, так сказать, свете.

В гробовой тишине полковник наклонился к остолбеневшему есаулу и шепнул ему на ухо:

— Вот примерно то, что я хотел вам сказать…

4

Еремей Охлопков возвращался домой.

Полтора года он не был дома, но ничуть не жалел об этом. Не жалел он также ни о потерянных от цинги зубах, ни о подранном зверем и плохо зажившем бедре, из-за которого он с трудом передвигался, ни о давящем на плечи грузе. Именно из-за этого груза он и провел в тайге безвылазно восемнадцать месяцев, благо рядом с его лачугой бил незамерзающий ключ и можно было не прерываться на странно короткую зиму.

В небольшом, но увесистом «сидоре» Еремей нес главную на Земле ценность, тот самый металл, из-за которого, по мнению Мефистофеля, о существовании которого сибирский охотник никогда в жизни не слышал, гибнут люди.

Он нес золото. Много золота.

Почти полтора пуда тускло-желтого тяжеленного металла в песке и самородках, самый крупный из которых имел размер вполовину кулака взрослого мужчины, были аккуратно расфасованы по кожаным мешочкам. А те, в свою очередь, перестелены пушниной, где-то, может быть, стоившей баснословные деньги, но тут, рядом с драгоценным грузом, всего лишь отлично заменявшей вату. Шестьдесят, без малого, фунтов червонного золота, которые давили сейчас на исхудалые плечи старателя, должны были сделать его богачом, дать вырваться наконец из капкана нищеты, в которой зачахли отец и дед Охлопкова, да и прочие его предки от сотворения мира. Ибо не верил бедняк Еремей, что жил кто-то из его пращуров лучше, чем он. Иначе к чему поперлись бы следом за Ермаком на край света в погоне за призрачным достатком, но так и не обрели его в богатейшем для всех других краю.

«Избу поставлю… пятистенок… — в стотысячный раз мечтал, шевеля губами, скрывающими распухшие беззубые десны, Еремей. — Корову куплю… лошадь… Шарабан справлю… на резиновом ходу… на ярмарку, в Кедровогорск… мануфактуры накуплю, конфект Надьке…»