Василий Горъ - Клинок его Величества

Василий Горъ

Клинок его Величества

Глава 1. Принцесса Илзе

…До двери в таверну — три ступеньки. Всего три. Или шесть шагов вниз по мокрым и прогибающимся под весом тела трухлявым доскам. Вроде бы немного. Но перед тем как сделать первый шаг, я закрываю глаза, закусываю губу и изо всех сил вцепляюсь трясущимися пальцами в плечо стоящего передо мной громилы. Переношу вес на правую ногу, слегка приседаю, нашариваю подошвой левого постола вторую ступеньку, и… еле удерживаю равновесие: камешек, вшитый точно под правую пятку, врезается в стопу. Шиплю, как готовящаяся ужалить веретенка, приподнимаюсь на носок, подтягиваю к себе правую ногу… и клюю головой…

…Мда… Тот, кто придумал такой способ поддержания образа — изувер: кожаный ремень, соединяющий обвязку на правом бедре с тоненьким, но от этого не менее жестким ошейником, не только не дает выпрямить спину, но и придает походке весьма своеобразное «очарование». Впрочем, для легенды, придуманной графом Орассаром, такая походка подходит как нельзя лучше: старая, седая, давно отжившая свой век попрошайка должна ковылять. А не «плыть» с идеально ровной спиной и гордо поднятой головой…

…Переношу вес тела на левую ногу, приседаю, ойкаю от боли в пятке и снова «кланяюсь». А потом злобно смотрю в спину идущего на шаг впереди Пайка. Ноел — скотина! Да, по легенде, он — всего лишь мой «хозяин». Человек, который выводит меня на «место», договаривается с городской стражей и глазами Серого клана. А так же забирает выручку и охраняет от посягательств вездесущей детворы. Он не обязан мне помогать. Но эти шесть ступеней вниз…

…— Шевели костями, плесень! — дикий рев, раздавшийся прямо над ухом, ловит меня на пятом шаге. И я, не удержавшись на носке, падаю на колени. Прямо в черную, как небо над головой, и вонючую, как коридоры Кошмара, лужу.

— В сторону, мясо!!! Ну?!

Это уже не мне, а Пайку: «мясо», как я уже успела узнать — это презрительное прозвище тех, кто не в состоянии зарабатывать на жизнь по-мужски. То есть воровством, грабежами или убийствами.

Услышав повелительный рык, Пайк поспешно отпрыгивает в сторону, и «белая кость» Серого клана царственно распахивает дверь в таверну.

— Ну, и что ты развалилась? — Ноел «срывает злость» на том, на ком может. То есть на мне. — Вставай! Живо!!!

С трудом поднимаюсь на ноги, вытираю ладони о то жуткое тряпье, в которое облачена и выпрямляюсь… Вернее, пытаюсь выпрямиться: ремешок, соединяющий подвязку и ошейник, тут же натягивается, и я остаюсь скрюченной в три погибели. А поясницу, измученную непривычным положением, тут же простреливает боль.

— У-у-у…

— Идем уже… — раздраженно шипит тысячник, и, «забыв про меня», первым вваливается в «Гадюшник»…

…Нет, конечно же, таверна носит более благозвучное название — на вывеске, прибитой к перекошенному забору постоялого двора, изображен то ли атакующий вепрь, то ли прущий буром медведь. Но ни один из постоянных клиентов этого заведения про это даже не вспоминает: прозвище хозяина — Гадюка, значит, место, где он обретается, должно называться гадюшником. И не иначе.

Я с ними полностью согласна. Тем более что и клиентура у Гадюки тоже мало похожа на благородных оленей или лебедей…

…Густой «аромат» подгоревшего мяса, прогорклого масла, кислой капусты, вина и нечистот шибает в нос еще в дверях. И на несколько мгновений отбивает способность нормально дышать. Впрочем, я прихожу в себя довольно быстро. А вот Ноелу приходится туго: у него за плечами нет девяти месяцев пребывания в Кошмаре. И «поездки» в телеге падальщика. Поэтому я мысленно усмехаюсь. И даже позволяю себе легонечко пихнуть его в спину…

— Стол нужен? — хриплый рык, раздавшийся из-за левого плеча, заставляет меня вздрогнуть. Вышибала, чтоб его перекосило!

— Угу… — не оглядываясь, кивает тысячник.

— Два медяка сверху… Стол — одесную, вон, в том закутке…

Ноел равнодушно пожимает плечами: то, что возможность присесть за грязное, изрезанное ножами «нечто», непонятно с чего называемое столом, стоит денег, он знает. Ибо не первый раз посещает «дно» столицы Элиреи.

Ковыляю за ним. Стараясь не наступать на вытянутые поперек прохода ноги. И не глядеть в лица «отдыхающих» клиентов…

«Ваше высочество, вы сейчас страшны, как сама Смерть: седые, растрепанные волосы. Коричневое, покрытое незаживающими язвами лицо. Струпья на пальцах рук и на тыльной стороне ладоней. Кривая спина. Грязный бесформенный балахон, под которым просто не может быть ничего интересного…» — помогая мне усаживаться в разваливающуюся двуколку, бурчал Пайк. — «Как видите, мы сделали все, чтобы вы выглядели как можно отвратительнее. Но изменить ваш взгляд мы не в состоянии. Поэтому, если не хотите усложнить нам работу, смотрите в пол, на свой подол или постолы. Куда угодно — только не в глаза: те, кто отдыхают в таких местах, знают толк в «образах». Ибо большинство из них либо сами подрабатывали сбором милостыни, либо довольно близко знакомы с теми, кто этим занимается…»

Не смотрю. И не только поэтому — для того, чтобы удержать равновесие, мне требуется все внимание, какое есть. До последней капельки. И немного везения: клиенты Щира Гадюки любят «повеселиться». И с удовольствием подставят ногу тому, кто слабее, и кто не сможет ответить на оскорбление…

…Мне везет: я добираюсь до нашего стола без каких-либо приключений. И, обойдя его кругом, падаю на лавку.

То, что она может подломиться, соображаю уже потом. Когда слышу душераздирающий треск.

«Осторожнее!!!» — кричит Ноел. Взглядом. А с его губ срывается грязное ругательство.

«Заботится…» — мысленно улыбаюсь я. Потом облегченно перевожу дух, опираюсь локтями о столешницу, вытягиваю натруженные ноги, оглядываюсь… и чувствую, как мое сердце пропускает удар: через стол от нашего сидит сотник Бразз! Собственной персоной!!!

Ошибиться я не могу — у мужчины, вгрызающегося в кусок жареного мяса, надорвана левая ноздря. А над правой бровью — родинка. В тусклом свете горящей лучины выглядящая, как капелька крови.

Закрываю глаза, ухожу в небытие и торопливо ныряю в прошлое. В особняк покойного графа Затиара, в котором увидела его первый раз…

…Коротко стриженые черные волосы. Высокий лоб. Выдающиеся вперед надбровные дуги. Узко посаженные глаза. Черные? Нет, показалось — карие… Мясистый раздвоенный нос, левая ноздря — надорвана… Изгой? Вряд ли — правая целая… И лоб с щеками чистый… Сотник, опять же… Шрам, наверное… Короткая бородка… Родинки? Одна — над правой бровью, вторая — на мочке левого уха… Что еще? Еще — довольно большое пятно от ожога на тыльной стороне правой кисти и безобразный нарост вместо ногтя безымянного пальца…

…Бразз кидает под стол недоеденный кусок, а потом раздраженно пинает метнувшуюся ему под ноги шавку:

— Пошла вон!!!

Морщит нос. Так же, как там, в прошлом. Потом опрокидывает в щербатую пасть кубок с вином…

Складываю пальцы в знак «внимание». Останавливаю собственную руку, пытающуюся откинуть лезущие в глаза седые космы, и почти упираюсь носом в стол: к нам, игриво покачивая широченными бедрами, идет одна из подавальщиц.

Ноел лениво оглядывается, оглаживает остановившуюся рядом с ним девушку по объемистому заду, и, не убирая руки с ее телес, делает заказ. Мда! Вот это самообладание: в глазах шевалье не мелькает даже тени интереса к кому-либо, кроме подавальщицы…

…Проводил ее взглядом… Повернулся ко мне лицом… Почесал затылок… Хрустнул пальцами… Зевнул… Не знай я, что этот хруст — условный знак, не догадалась бы… Ждет… Спокойно, не выказывая ни волнения, ни недовольства. Впрочем, он — воин. Воин Правой Руки. И этим все сказано…

…Есть разваренную репу выше моих сил. Пить кислое, разбавленное водой вино — тем более. Однако попрошайка, весь день простоявшая на улице, не может быть сытой. Поэтому я вяло ковыряюсь грязными пальцами в своей тарелке, и изображаю, что утоляю голод. При этом тщательно отслеживаю реакцию Бразза на каждого, входящего в таверну, и пытаюсь понять, что мне не нравится в его поведении.

Жесты сотника предельно скупы и точны. Эмоций — нет. Никаких. Суетливости — тоже… Спокоен. Так, как будто ужинает в собственном доме, причем под охраной собственных солдат. Странно…

Да, подчиненный графа Игрена не может не уметь контролировать чувства и эмоции. Но… в таком заведении, как «Гадюшник», да еще и расположенном на территории враждебного королевства, излишняя самоуверенность чревата непредсказуемыми последствиями. Почему ему все равно? Почему?!

…Ответ приходит, когда Бразз очередной раз реагирует на скрип открывающейся двери: короткий, равнодушный взгляд — и все… Ни недовольства, ни раздражения… А может он никого не ждет?!

«Может…» — сама себе отвечаю я. И тут же продолжаю: — «Тогда… получается, что он тут живет! Либо на постоялом дворе, либо где-то неподалеку…»