Всеволод Глуховцев - Всё, кроме чести

Артур Василевский

Все, кроме чести

Часть I

Ритуал

Глава 1

1

Антон Столетов никогда не знакомился с девушками на улице – при том что он очень хотел этого.

Но не получалось.

Ну кто, скажите на милость, обратит внимание на сутулого, хотя и рослого очкарика, в рубашке, брюках и туфлях, вышедших из моды еще лет двадцать назад? На человека, на лице и всем облике которого начертана безмерная преданность науке и полнейшее равнодушие к деньгам, роскоши и светской жизни?..

Девушкам на ученые заслуги плевать, им подавай тугие кошельки, элитные рестораны, сияющие лаком иномарки… а сотрудник НИИ филологии, без пяти минут кандидат наук Столетов совершенно не подозревал о существовании на белом свете подобных вещей. То есть, конечно, видеть-то он их видел, по городу ходил, но если бы его спросили, например: а что означает вон та вывеска «Ночной клуб «Торнадо» или, скажем, в чем разница между «Ауди» и «БМВ», то Антон был бы чистосердечно удивлен тем, что такая чушь кого-то может интересовать. Разве это можно сравнить с наукой? Тем более с филологией! А тем более с криптографией!

Расшифровкой старинных текстов Антон увлекся еще студентом. Увлекся – и ушел с головой, поняв, что ничего интереснее на свете нет и быть не может. Наверное, он был просто создан для этого и нашел свою судьбу в двадцать лет от роду, хотя большинство людей кое-как нащупывают ее к тридцати, а иные просто плутают по околицам до последнего часа. Вот так счастливо сошлись звезды над ним – и жизнь Антона стала чередой старинных манускриптов и фолиантов, в коих имелись таинственные неразгаданные строки… а все прочее: курсовые, экзамены, диплом, диссертация – было лишь приложением к главной цели.

За несколько лет аспирант Столетов достиг таких успехов в работе, что стал по праву считаться гордостью своего научного руководителя профессора Борецкого, входившего в тройку лучших криптографов в стране и десятку в мире. И уже в чем-то догонял учителя! Когда аспирант приносил профессору дешифрованные тексты, тот только крякал да утюжил ладонью роскошную бороду «под Александра III»:

– Хм!.. Неплохо, друг мой, весьма неплохо… Трон подо мною расшатываете, чувствую, как он скрипит и качается…

Профессор шутил. Исключительно честный и справедливый человек, он считал, что плох тот учитель, чьи ученики не сумеют превзойти его самого – а уж Антон Столетов, ясно, был первым кандидатом на подобную вакансию. Борецкий вцепился в воспитанника стальной хваткой, без устали шлифуя и оттачивая его талант, а умел он делать это очень качественно. Молодой ученый стремительно рос в своей профессии.

Флаг ему в руки, но при чем тут уличные знакомства? – спросите вы…

Не спешите. Всему свое время.

2

Свое время пришло и к профессору Борецкому.

Он снял левой рукой очки, а правую привычно возложил на бороду… и застыл в такой позе: сгорбясь над столом, в одной руке окуляры, в другой – борода. Взгляд устремлен в бесконечность.

Профессор только что прочел текст статьи Столетова для одного престижного научного журнала. Прочел – и оцепенел.

Антон даже немного испугался подобной реакции наставника.

– Что-то не так, Юрий Станиславович? – осторожно спросил он.

Борецкий расслабился.

– Нет-нет, Антон Сергеевич, – он улыбнулся. – Все так… и я бы сказал, более чем так.

– Простите?..

Профессор водрузил очки на нос:

– Помните, я говорил, что вы расшатываете мой трон первого криптографа Вселенной и ее окрестностей?

Столетов смутился, но Юрий Станиславович ободряюще вскинул руку:

– Без ложной скромности, друг мой! К тому же заслуга эта ровно столь же моя, сколь и ваша. Я сумел сделать из вас настоящего ученого… чем и горжусь. Эта статья, – указал он на бумаги, – показывает, что вы достигли моего уровня. Заявляю это с полной ответственностью.

Антон сидел оглушенный и как-то упустил дальнейшее. А профессор все говорил, говорил… а потом зачем-то поднялся. Антон спохватился.

Борецкий рылся в сейфе.

– …здесь она, здесь, – бормотал он… – вот! Нашел.

Он вернулся с крайне ветхой, причудливого вида папкой, бережно раскрыл ее и вынул пачку не менее ветхих листов.

– Догадываешься, что это? – спросил профессор, незаметно перейдя на «ты» и зачем-то понижая голос.

– Нет, – тоже тихо ответил Антон, хотя догадка мелькнула.

Юрий Станиславович довольно хмыкнул.

– Это, – он бережно, почти любовно коснулся пальцами жухлой страницы, – архив князя Голицына, того самого. С шифром. Осознаешь?..

Антон кивнул. Он так и думал.

Один из князей Голицыных, аристократ из аристократов, в середине XIX века поселился в их городе, выстроил роскошный особняк – и зажил уединенной скрытной жизнью, почти ни с кем не общаясь и редко показываясь на улицах. Ну, надо сказать, что и до этого князь слыл человеком, мягко говоря, странным, да еще и заносчивым гордецом был – чем и расстроил свои отношения с высшим обществом. Свет такого не прощал, подверг своенравного вельможу остракизму – хотя выглядело все, разумеется, в высшей степени прилично, – и князь принужден был оставить Петербург. Почему он выбрал для жительства именно этот ничем не примечательный губернский город?.. – одному ему ведомо.

Итак, князь прибыл сюда и накрепко затворился в своем особняке. Обыватели изнывали от любопытства. Подкупом разговорили слуг, но узнали немногое: что сиятельный затворник почти все время проводит в рабочем кабинете, там ест и спит и никому не позволяет заходить к нему. Да, по правде сказать, и так на это никто не решился бы – среди прислуги сложилось твердое убеждение, что хозяин занимается какими-то нехорошими делами, чем-то вроде чернокнижия… ну, об этом лучше вовсе не говорить!

И принялись блуждать по городу нелепые и мутные слухи, усугубляясь обывательской фантазией. Бог весть, во что бы это вылилось, но…

Впрочем, обо всем по порядку.

3

По строго заведенному режиму, ровно в восемь утра из кабинета раздавался звонок. Дежурный лакей, будучи уже наготове, немедля подавал к дверям два подноса: один с приборами для бритья, другой с завтраком. Князь выходил, отсылал слугу, примерно через час звонил снова – и прибывший лакей видел на столике близ запертых дверей оба подноса: один с засохшим помазком, перепачканными салфетками и пустым серебряным стаканчиком, другой с остатками еды. Двери не открывались ни в коем случае.

И вот, в один ненастный осенний день дежурный, приготовив все для утреннего туалета и завтрака, ждал сигнала. Хозяин был крайне пунктуален, нерадивости не терпел, потому лакеи были начеку без трех минут восемь. Но в этот раз миновало и восемь ровно, и пять, и семь минут девятого, мыльная пена в серебряном стаканчике стала сохнуть и оседать, завтрак стыть… Лакей заволновался, но сам ничего предпринять не решился, кликнул дворецкого.

Тот тоже помялся, однако время перевалило за четверть девятого, и старший слуга отважился, наконец, постучать в дверь кабинета.

Никто не отозвался. Дворецкий еще несколько минут помедлил, потом все же рискнул открыть.

Кто знает, что мерещилось прислуге в этом загадочном кабинете, куда их не пускали. Может, они ждали увидеть там некое обиталище древнего алхимика: мрачные своды, причудливые колбы и реторты, каббалистические знаки на стенах… Кто знает.

Но ничего такого не было. Кабинет как кабинет. Стол, шкафы с книгами, кожаный диван. На столе рабочий беспорядок, бумаги, перья, пресс-папье. Самый обычный кабинет, если бы…

Если бы не мертвое тело в самом центре комнаты.

Князь Голицын лежал ничком, уткнувшись в ковер. Когда его перевернули – содрогнулись: лицо было жутко синюшного, чуть ли не лилового цвета; притом совершенно спокойно, ровно, не искажено ни страхом, ни болью, ничем иным. Словно князь зачем-то аккуратно прилег на пол вниз лицом, с чистой душой помер – и не спеша посинел.

Медицина XIX века оперировала такими понятиями, как «теснение в грудях», «колики в кишках» и тому подобными перлами. Далеко не ушло от них и следствие по данному делу. Титулованная особа скончалась «от внезапного прилива крови к голове» – это объяснение всех устроило. Покойника наскоро похоронили, особняк родственнички продали одному богатому купцу, а прочее наследство…

– А вот тут-то и начинается самое интересное, – многообещающе заявил Борецкий.

Столетов слегка вздрогнул. Он задумался.

Среди многого прочего в бумагах князя обнаружили несколько листов, исписанных загадочным шифром. Что хотел таким образом сохранить этот родовитый мужчина – осталось тайной, одно время сильно взволновавшей ученый мир, но с годами, понятно, потускневшей и превратившейся в вялотекущий обмен догадками специалистов. В наши дни Интернет изредка струился воспоминаниями… и сводилось, как правило, все к тому, что так называемый «княжеский список» – мистификация капризного аристократа. Мол, ни черта он там не зашифровал, а просто столь вычурно подшутил над потомками.