Максим Хорсун - Зона Посещения. Бродяга Дик

Игорь Минаков, Максим Хорсун

Зона Посещения. Бродяга Дик

© И.В. Минаков, М.Д. Хорсун

© ООО «Издательство АСТ»

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

– Все правильно. Городишко наш

дыра. Всегда дырой был и сейчас дыра.

Только сейчас, – говорю, – это дыра

в будущее.

Пролог

Бродяга Дик – предположительный источник шума на металлургическом заводе, расположенном на территории хармонтской Зоны Посещения. Возможно, единственный обитатель Зоны. Истинная природа БД на данный момент неизвестна.

В мире есть загадки, способные не только удивить, но и шокировать. Я говорю о явлении, известном как Бродяга Дик. Чем больше узнаешь о нем, тем больше оно потрясает: дрожь бежит по спине, перехватывает горло, и появляется чувство, слабое, как смутное воспоминание, будто падаешь с высоты. Мы сознаем, что прикасаемся к величайшей из тайн.

Изучение аномалий Зон Посещения – это бег в темном туннеле. Мы видим цель, но не видим дорогу. Возможно, мы бежим не туда и не так. Что является важным, а что несущественным? Мы все слышали о Бродяге Дике. Но что он такое? Или кто он такой?

Отдельного внимания заслуживает массивная нестационарная аномалия, локализованная в районе Хармонтского металлургического завода. Она известна под спе-цифическим названием «Бродяга Дик». Наиболее оптимистичные эксперты полагают, что в эволюции этой аномалии следует искать своего рода ключ-послание сверхразума, создавшего Зоны.

Бродяга Дик – это тот самый гипотетический завод-ной медвежонок, забытая игрушка, которая теперь бесчинствует в развалинах завода.

Но выше всех стоит Бродяга Дик – разоритель миров, пожиратель солнц, темное испражнение Вечности.

Пудель сидел на вершине террикона, не человек – кусок мяса. И сказал он то, что до сих пор по ночам снится. Дик – это пчела, говорит. Медок собирать, говорит, рвется, но поле не то. Отпустил, говорит, чтоб я указал ему городишко. Так и сказал: не Хармонт, не город, а городишко. И не показал, не провел, а указал.

Каждое мгновение, проведенное во вселенной Бродяги Дика, – истинный кошмар.

От Дика мне становится дико.

Глава 1

Оправданный риск

Зона Посещения. Рудник, территория

металлургического завода

Над землей летела паутина – тускло отблескивающие в лунном свете тончайшие нити. Одна серебристая дуга, вторая, третья… десятая, сотая. Закручивались в неспешном вихре, ныряя к земле, а затем, на восходящем потоке, к ночному небу. Словно в разгар бабьего лета, когда первые осенние холода отступают, сменяясь теплой погодой.

В Зоне этой ночью было жарко.

Так жарко, что битый час приходилось лежать на брюхе, не поднимая головы и закопавшись пальцами в замусоренный суглинок. Да, загадили округу знатно. То тут, то там – втоптанное в землю ржавье: гайки да болты. Вот груда тряпья, из-под которой тянется мумифицированная рука мертвеца. Прямо по курсу – фюзеляж «Апача», вертолет рухнул лет сорок назад, но выглядит так, словно крушение произошло вчера – ни пятнышка ржавчины, на ветровом стекле алеют потеки крови, и воняет от «Апача» горелой изоляцией, точно в его двигателе до сих пор что-то искрит и чадит.

А надо всем этим – паутина. Кружит, словно пытается нащупать.

Ищет, гадина. Ищет, знает, что они здесь.

Гризли чуть приподнял голову, шикнул Торопыге Плюмбуму. Торопыга встретился с Гризли взглядом – глаза у Торопыги были по пятьдесят центов, и читался в них с большим трудом сдерживаемый ужас. Толкни его сейчас неожиданно или обратись громким голосом, и ужас хлынет наружу, как кипяток из-под крышки кастрюли. Вскочит Торопыга Плюмбум на кривые свои ноги, и облепит его паутина с лысой макушки до мотни. Облепит и успокоится, насытившись жертвой.

Говорят, жил раньше в этих краях Стервятник Барбридж. Вот он прославился тем, что каждый раз брал с собой в Зону дурачка, которого не жаль было бросить в аномалию, чтобы разрядить на время гиблое место и проскочить невредимым самому. Нынешние сталкеры так не поступают: с годами сложился неписаный кодекс чести. Пока все живы – попытайся спасти шкуру каждого. Никаких овец на заклание. Хотя если же кто-то возжелает пожертвовать собой во имя остальных, то такой осознанный выбор не возбраняется.

В любом случае, Гризли не позволил бы Торопыге Плюмбуму гробануться. С кем попало Гризли в Зону не ходил, поэтому напарников берег, как самого себя.

Кружит паутина, все никак не успокоится. И кажется, будто каждая нить вспарывает воздух с отчетливым присвистом, точно стальная шестеренка, выпущенная чьей-то злокозненной рукой.

Чуть дальше Торопыги лежит, прижимая к боку мешок с хабаром, Картоха. Этот до отвращения собран и спокоен. Он ходит в Зону нечасто, зато каждый раз – словно на свежей батарейке: ни растерянности, ни страха, ни, что еще лучше, геройства. На его рябом лице – шрам на всю щеку в виде снежинки. В первую же свою вылазку довелось Картохе поцеловаться со жгучим пухом. Но это не сломило сталкера, не появилось на его душонке отметки, что скоро ему каюк – Гризли, по крайней мере, не видел такой.

Над пустошью сияла луна. С Зоны она выглядела не так, как обычно. Здесь небо работало, словно… увеличительное стекло, что ли? Поэтому луна была донельзя разбухшей, объемной, с похожими на вздутые вены неровностями на поверхности. А вот звезды не было ни одной, словно кто-то очистил от них ночное небо, будто от сора.

Впереди – «Апач». Справа – мертвец. Мертвец-то сам по себе неопасен, можно было бы проползти по нему, словно по полену, и отправиться дальше – но что-то ведь прикончило этого сталкера. И это что-то до сих пор ждет, пока кто-нибудь подойдет на небезопасное расстояние. И гайки падают возле мертвеца не так, как надо. Бросишь – брякнется, покатится по земле, не утонет в грунте, как это происходит в «комариной плеши», не раскалится докрасна, как в «прожарке», вроде ничего такого. Но в то же время Гризли подмечал, что они точно замедляются в полете, преодолевая невидимую границу. Вправо соваться не стоило.

Слева – пожухлый ковыль стоит стеной. На самые высокие былинки намоталась паутина и трепещет на легком ветру призрачной сетью. Гайки уходят в ковыль, словно в темную воду. Не видно, куда падают и как. Лезть в ковыль тоже нежелательно…

А сзади…

Чьи-то неверные шаги. Шлеп-шлеп, клац-клац…

Как будто обезьяна скачет по отвалам щебня, приближаясь зигзагами. И беда в том, не видно, кто или что это, хотя луна щедро освещает пустошь. Только от звука этих пьяных шагов – мурашки по коже, хотя Гризли вовсе не кисейная барышня.

А наверху кружит паутина. Даже на карачки не приподняться – присосется пиявкой, врастет в мясо. И тогда – не жилец больше, хотя побегать сможешь еще час-другой. От паутины нет противоядия, эти серебристые росчерки – блеск косы самой Костлявой.

Обложила Зона. Сурово взялась за них.

И вроде этим участком Зоны ходили не раз. И Периметр рядом – но не выбраться. Словно перемешались все дорожки, знаки и приметы исчезли, из-под земли выросли препятствия, а аномалии переползли и расположились на новых, прежде безопасных территориях.

Ждать – это то единственное, что они могут предпринять. Но секунды ожидания уходят, впитываясь в замусоренную землю. А «пьяные» шаги все ближе и ближе, и вот уже слышно, как скатывается щебень по крутым склонам отвалов.

Торопыга Плюмбум дышал, как собака, вывалив язык и капая слюной. Хороший он, собственно, парень, Торопыга, хоть нескладный и несимпатичный: жены нет, детей нет. Зато в доме на окраине Хармонта у него какая-никакая лаборатория, и ходит он в Зону не ради баксов, а в научных целях.