Утро под Катовице. Книга 1 - Николай Александрович Ермаков Страница 2

— Встать! — по этому приказу я вскочил, вытянулся по стойке смирно и вытаращился на него, показывая всей своей мимикой готовность выполнить любой приказ. А что сечас ещё остаётся делать? Только плясать под дудку этого офицера.

Поручик осмотрел меня, и к моему стыду, наконец, заметил, что штаны у меня до сих пор мокрые, презрительно скривился, но на всякий случай он провел рукой себе по заднице, чтобы убедиться, что у него-то сухо.

— Рядовой… э-э…

— Ковальский! Господин поручик!

— Рядовой Ковальский, переходишь в мое распоряжение, включаешься в состав первой роты второго батальона тридцать восьмого пехотного полка.

— Есть! — я поднял с земли свою солдатскую книжку и протянул ему, чтобы он сделал соответствующую запись, но тот отмахнулся:

— Потом отдашь батальонному писарю или сержанту, — после этих слов лейтенант развернулся к своей лошади, лежавшей на боку и слегка дёргавшей ногами, его взгляд пробежал по отверстиям от осколков, из которых толчками вытекала алая кровь и на его лице отразилось горечь сожаления, — Эх, Берта, Берта, как жаль… Прости… — он вытащил из кобуры наган, взвел курок и выстрелил кобыле в голову, прекратив её мучения, затем резко развернулся к дороге, скомандовал, — За мной! — и уверенным шагом направился к разгромленной колонне.

Когда мы подошли, к нам подбежал рослый широкоплечий сержант, весь заляпанный грязью и кровью, и радостно воскликнул:

— Господин поручик, Вы живы!

Офицер, не отвечая сержанту, остановился и окинул взглядом побоище. Благодаря тому, что немецкие пикировщики атаковали неожиданно, а поляки не вели наблюдение за небом да и, по всей видимости, не были обучены правильным действиям при бомбардировке, пехотному батальону были нанесены тяжёлые потери. Дорога и прилегающая полоса поля была усеяна трупами и кусками разорванных тел, между которыми ходили ошеломленные выжившие, стонали раненые, и над всем этим стоял густой запах дерьма и крови. Навскидку, потери ранеными и убитыми составили до половины от общей численности подразделения. Поручик судорожно согнулся и выблевал содержимое своего желудка на пропитанную кровью землю. Меня тоже потянуло очистить желудок, но удалось сдержаться. В это время к нам стали стягиваться уцелевшие солдаты и сержанты.

Быстро вернувшийся в работоспособное состояние офицер стал раздавать указания: определил меня в подчинение сержанту Митькевичу (тому самому, что первый подошёл к нам), приказал тому организовать помощь пострадавшим, капралу Степовскому поручил составить списки погибших и раненых, затем подозвал к себе двух невредимых солдат и отправился в сторону головы колонны. Митькевич, следуя указаниям поручика, быстро сформировал из уцелевших солдат санитарные команды, распределил участки работы, определил место, куда надо было перенести раненых после оказания первой помощи, отправил в ближайшее село неполное отделение за подводами, и если получится, за врачом или фельдшером. Было видно, что поручик сделал правильное назначение, сержант не потерял самообладания в этой ситуации и, очевидно, был грамотным командиром и хорошим организатором. Меня он определил в отделение капралу Вилковскому, который сразу же подозвал меня к себе, выкрикнул ещё четыре фамилии, и когда вызванные солдаты подошли, я с некоторым удовлетворением отметил, что только у одного бойца штаны были сухие, ещё у двоих портки были мокрые, а четвертый, имевший грустно-задумчивое выражение лица, видимо, не только обоссался, но ещё и навалил в штаны. Капрал построил нас в колонну, провел строем тридцать метров до выделенного участка и приказал:

— Приступайте к перевязкам!

Подойдя к ближайшему, неподвижно лежащему на спине раненому, у которого голова была залита кровью и нащупав пульс, я обратился к Вилковскому:

— Господин капрал, нужен нож, бинты, спирт…

— Ищи в ранцах, можешь использовать все, что найдешь.

Быстро оглядевшись, я поднял ближайший бесхозный ранец и вытряхнув содержимое, нашел упаковку с бинтами, хлопчатобумажные нитки, иголки и перочинный нож. Фляжка моя была наполнена зубровкой, за неимением спирта представлявшей из себя довольно приличное антисептическое средство. Осмотрев рану, я пришел к выводу, что надо зашивать — видимо, осколок прошел по касательной, череп целый, однако большая кровопотеря. Для этого сначала нужно было побрить голову рядом с раной, и я, найдя в вещах из ранца опасную бритву, наскоро соскоблил волосы у раны, потом смочил нитку с иголкой зубровкой и приступил к шитью. Закончив, я услышал вопрос капрала, который, оказывается, все это время стоял за моей спиной:

— Ты что, медик?

Я ответил не вставая:

— Да нет, так, по верхам нахватался по книгам, это я первый раз в жизни рану зашивал.

— У меня другие и этого не умеют, иди, осмотри капрала Лесовского, — и он указал на сидящего на земле унтер-офицера.

У капрала Лесовского была перебита лучевая кость предплечья — я промыл зубровкой, перебинтовал, как мог наложил шину. Потом перешел к раненному в ногу, здесь надо было только перебинтовать, далее был практически безнадежный с ранением в грудь… Всего я обработал шестерых раненных, когда оказалось, что больше на вверенном участке помощь оказывать некому. По соседству тоже уже успели оказать первую помощь всем, кому она требовалась. Но отдыхать нам не дали. Капрал отправил рядового Крочека, того самого который наложил в штаны, к ручью, протекавшему метрах в пятистах от дороги, чтобы помыться, а остальных, в том числе и меня, отвел к разбомбленному обозу, где среди обломков телег мы подобрали штыковые лопаты, и, отойдя от дороги метров пятьдесят, приступили к рытью братской могилы. Вскоре к нам присоединились ещё два десятка солдат, вместе с которыми мы вырыли яму примерно за час. Закончив, я подошёл к Митькевичу с просьбой разрешить мне взять недостающую амуницию и некоторые вещи из имущества, снятого с трупов. Сержант подозвал Вилковского, и в его сопровождении отправил меня к куче, сложенной около могилы, где под строгим надзором капрала, следившего за тем, чтобы я не прихватил чего-нибудь лишнего, выбрал себе ранец, сложил в него чистые портянки, комплект нижнего белья, кружку с ложкой, котелок, опасную бритву с помазком, мыло, иголки с нитками, складной нож, также он разрешил мне взять кое-какую провизию — мешок с сухарями, шмат сала и банку тушёнки, а из амуниции я взял подсумки для гранат и патронов, малую лопату. Далее капрал приказал мне взять винтовку из кучи сложенного оружия, что я и сделал — придирчиво осмотрев десяток стволов, я выбрал вполне неплохую на вид маузеровскую винтовку польского производства, набил подсумки патронами и прихватил четыре гранаты-лимонки. Потом Вилковский сделал запись в моей солдатской книжке о зачислении в подразделение и выданной винтовке,